В знаменитой сцене из «Идиота» Достоевского Настасья Филипповна сжигает в печи огромное состояние на глазах у главных героев романа, тем самым демонстрируя свою особость, духовность, выбор в пользу экзистенциальных ценностей и отрицание буржуазной рациональности, но и свою обреченность на трагическую смерть в этом слишком собственническом мире. Деньги горят, как трагическое топливо машины капитализма.
Первые годы «перестройки» шли на фоне разрастающейся эпидемии СПИДа на Западе. А еще это было время телемостов – прямых диалогов советских и американских граждан.
А все-таки в жизни есть ни с чем не сравнимые радости, не отменяемые никакими биографическими и историческими обстоятельствами. Вот идешь к метро и знаешь, всем телом чувствуешь: а в рюкзаке у меня – книжка. И сейчас мы с ней останемся один на один.
«Епископ – тот же префект полиции». В этой фразе российского императора Николая I заключены и надежды сторонников усиления роли православной церкви в России, и самые отчаянные опасения ее противников.
Когда я уезжала из Пензы, на перроне играла музыка. Это был не настоящий духовой оркестр, а запись, но казалось, что он настоящий. Здесь всегда так провожают поезда, объяснили мне.
Я мог бы написать подобную колонку давно, пожалуй, начиная с 90-х. Мое отношение к окружающей действительности, которое кратко можно выразить крылатой фразой Верещагина из фильма «Белое солнце пустыни» («За державу обидно») мало изменилось даже в годы «тучного барреля».
Первый король Пруссии Фридрих Вильгельм Ι, солдафон и отец великого полководца Фридриха ΙΙ, оставил по себе вот такой анекдот. Гуляя по ночному Берлину, он повстречал оборванного человека. «Чего ты шатаешься здесь в такой час?» – спросил монарх. «Я стекольщик и у меня нет работы», – растерянно признался незнакомец, поняв лишь, что попался вельможе. Тогда король с размаху разбил тростью ближайшую витрину и спросил: «Ну, теперь-то у тебя есть работа?»
В мире официальных экономических деклараций все обстоит не так уж плохо. Борьба с кризисом идет, а призывы верхов, обращенные к низам, просто искрятся оптимизмом. «Славные достижения» способны пока успокаивать общество, но не в силах ничего всерьез переменить в русской экономике.
Я уже не раз писала о плохом знании истории современными молодыми людьми. Но самое потрясающее невежество мои студенты проявляют в истории Советского Союза.
У него были необыкновенные глаза: горько-карие, огромные, глубокие, уж точно немного не отсюда (а откуда? – домысливать можно было безудержно, чем я в меру своих восьмилетних сил и занималась). Он был старше меня на целых два года, что придавало ему особенную значительность.
Существует стереотип, что годы студенчества – самые лучшие в жизни. Как любой стереотип, он основан на некоем усредненном опыте, который у каждого может быть совершенно иным.
11 октября 2009 года грядут очередные выборы законодательных органов власти в трех российских регионах, в том числе важнейшие выборы в Московскую городскую Думу. Выборы у нас вроде бы свободные и демократические. Вот самое время и поразмыслить: насколько же демократично организована сама процедура проведения выборов?
В течение недели я спрашивал своих знакомых, что именно они считают культурными итогами первого года кризиса?
Читатель может возразить: «Разве этика совместима с грабежом?!» Еще как совместима. Эксплуатация человека человеком, или, проще говоря, грабеж, длилась тысячелетиями. За много веков сложились системы морали и права, которые не только оправдывают эксплуатацию, но защищают ее и восхваляют, поднимая богатых на щит славы.
Студенты в аудитории рисовали плакат ко Дню учителя – готовились заранее. Две девочки старательно выписывали на листе ватмана «Спасибо вам за ваш нелегкий и благородный труд!»
Большинство рабочих нашей страны никогда не узнают о предмете спора, которому посвящена эта колонка. И слава богу. Рабочим некогда сидеть в жежешечке, просматривать «оппозиционные» сайты, участвовать в многостраничной перепалке ультралибералов и патриотов в форумах.