Я тут разговорилась с одним молодым человеком. Он радостно рассказывал о своей девушке: о том, как он влюблен, и, скорее всего, женится на ней. А кто она? «Менеджер по продажам», – ответил он.
Черный ноябрь, обнажение мира до корней. Врастание его, лишенного листьев и снега, всех суетных самообманов весны, лета и осени – в свою последнюю правду.
Первые годы «перестройки» шли на фоне разрастающейся эпидемии СПИДа на Западе. А еще это было время телемостов – прямых диалогов советских и американских граждан.
А все-таки в жизни есть ни с чем не сравнимые радости, не отменяемые никакими биографическими и историческими обстоятельствами.
В нулевом десятилетии, когда сложились первые «устойчивые» большие состояния и экономический хаос сменился государственным контролем над капитализмом, возникла потребность объяснить зрителю происхождение денег у новых русских миллионеров.
В знаменитой сцене из «Идиота» Достоевского Настасья Филипповна сжигает в печи огромное состояние на глазах у главных героев романа, тем самым демонстрируя свою особость, духовность, выбор в пользу экзистенциальных ценностей и отрицание буржуазной рациональности, но и свою обреченность на трагическую смерть в этом слишком собственническом мире. Деньги горят, как трагическое топливо машины капитализма.
Первые годы «перестройки» шли на фоне разрастающейся эпидемии СПИДа на Западе. А еще это было время телемостов – прямых диалогов советских и американских граждан.
А все-таки в жизни есть ни с чем не сравнимые радости, не отменяемые никакими биографическими и историческими обстоятельствами. Вот идешь к метро и знаешь, всем телом чувствуешь: а в рюкзаке у меня – книжка. И сейчас мы с ней останемся один на один.
«Епископ – тот же префект полиции». В этой фразе российского императора Николая I заключены и надежды сторонников усиления роли православной церкви в России, и самые отчаянные опасения ее противников.
Когда я уезжала из Пензы, на перроне играла музыка. Это был не настоящий духовой оркестр, а запись, но казалось, что он настоящий. Здесь всегда так провожают поезда, объяснили мне.
Я мог бы написать подобную колонку давно, пожалуй, начиная с 90-х. Мое отношение к окружающей действительности, которое кратко можно выразить крылатой фразой Верещагина из фильма «Белое солнце пустыни» («За державу обидно») мало изменилось даже в годы «тучного барреля».
Первый король Пруссии Фридрих Вильгельм Ι, солдафон и отец великого полководца Фридриха ΙΙ, оставил по себе вот такой анекдот. Гуляя по ночному Берлину, он повстречал оборванного человека. «Чего ты шатаешься здесь в такой час?» – спросил монарх. «Я стекольщик и у меня нет работы», – растерянно признался незнакомец, поняв лишь, что попался вельможе. Тогда король с размаху разбил тростью ближайшую витрину и спросил: «Ну, теперь-то у тебя есть работа?»
В мире официальных экономических деклараций все обстоит не так уж плохо. Борьба с кризисом идет, а призывы верхов, обращенные к низам, просто искрятся оптимизмом. «Славные достижения» способны пока успокаивать общество, но не в силах ничего всерьез переменить в русской экономике.
Я уже не раз писала о плохом знании истории современными молодыми людьми. Но самое потрясающее невежество мои студенты проявляют в истории Советского Союза.
У него были необыкновенные глаза: горько-карие, огромные, глубокие, уж точно немного не отсюда (а откуда? – домысливать можно было безудержно, чем я в меру своих восьмилетних сил и занималась). Он был старше меня на целых два года, что придавало ему особенную значительность.
Существует стереотип, что годы студенчества – самые лучшие в жизни. Как любой стереотип, он основан на некоем усредненном опыте, который у каждого может быть совершенно иным.