В интересных дискуссиях по поводу морали, которые мы имеем счастье наблюдать, высказывают, как правило, три точки зрения:
1) мораль не нужна;
2) мораль нужна;
3) мораль не исчезнет.
Попробуем разобраться в данной проблеме и прийти к какому-либо заключению.
В процессе практической человеческой деятельности не является чем-то из ряда вон выходящим принятие решений в условиях неопределённости. Причём неопределённости систематической и локально не устранимой. Любое принятое человеком (абстрактным наблюдателем, арбитром, стоящим над человеко-машинными системами) решение в этом случае будет содержать элемент веры. Конечно, объективно, принятие решения можно целиком отдать математической оценке выгод и рисков, но это решение может быть неприемлемым для человека (или общества).
Например, в погоне за определённым повсеместным ростом благосостояния неприемлемо рисковать цивилизацией как таковой. Предположим, что некоторое решение может привести к повышению благосостояния всех жителей Земли на 15% с 89%-ной вероятностью, на 300% с 10%-ной вероятностью и с вероятностью 1% привести к гибели всех живущих. Второе решение может привести к повышению благосостояния всех жителей Земли на 15% с 89%-ной вероятностью, на 0% с 10%-ной вероятностью и с вероятностью 1% повысить благосостояние на 30%. Если с точки зрения математики и логики предпочтительнее выбрать первый вариант (при формализации уравнивая 0% прироста благосостояния и гибель цивилизации в символический «проигрыш»), то с точки зрения убеждения в ценности каждого отдельного человека и человеческой цивилизации в целом — только второй.
Можно списать это на парадокс Алле, но, обнулив выигрыш в 89% случаях, разве что-то изменится? Что-то заставит предпочесть подобный риск?
Негласные априорные посылки, которыми руководствуются люди в принятии повседневных решений, крайне опосредованно связаны с законом и математическим просчётом «разумно эгоистических» выгод. Эти посылки имеют сложную биосоциальную природу, берут начало в биологии, распространяясь и усложняясь в культуре. Эти посылки — мораль, рассеяны и неуловимы. Они, как правильно пишет Денис Березуцкий, не имеют конкретного источника.
Не стоит, правда, сводить мораль и этику целиком к биологии. Небезызвестный биолог Александр Марков по этому поводу замечает: «Эволюционный подход к человеку — он объясняет, откуда что взялось, но никоим образом не отвечает на вопрос, что хорошо и что плохо. На вопрос, что хорошо и что плохо, отвечает человеческая культура. Это результат не биологической, а культурно-социальной эволюции, которая давно уже гораздо важнее для нас, чем эволюция биологическая».
Человеческое сознание тоже не имеет конкретного источника и в конкретных нейронах или зонах мозга не локализовано, но от этого не перестаёт существовать и тем более не наводит на мысли о собственной «отмене».
Конечно, любой может, прикрываясь «моральными нормами», провозгласить какую угодно дегенеративную идею и попытаться навязать её обществу. Часто такое происходит с «нормами», которые, в основном, уже не соответствуют общественным тенденциям, к ушедшим в далёкое прошлое, но которые пытаются любыми путями реанимировать (навязать). Появляются некие «традиционные ценности», своей блестящей вершиной распространяющие лучи добра, семьи и добрых нравов, «наших корней», которые при должном развитии оказываются «женщиной на кухне», одноклеточными «гражданами» в утробе, личным подсобным хозяйством с никому не нужной свиньёй и коровой (которых можно сдать только за гроши), отказом от жидорептилоидных прививок, а в «славном прошлом» — обычаями чудовищной мерзости, массовыми изнасилованиями и полным холопским бесправием.
Сугубо разумная и предельно рациональная выгода распространения такой «морали» для сохранения статус-кво очевидна, как очевидна и «органичность» этой морали в прошлом (её соответствие социально-экономическим реалиям). Современности соответствует иная мораль, порождаемая, с одной стороны, процессом рыночной экспансии во все сферы жизни, а с другой —развитием производительных сил и естественно сохраняющимся общественным характером производства. Искусственно навязываемая «традиционность» и естественно доминирующая либеральность класса собственников в общественном сознании смешивается со стихийной коллективистской моралью будущего, давая крайне противоречивые, сбивчивые, усредненные стихийные представления людей о жизни и также сбивчиво детерминируя поведение.
Выбор между личной выгодой, личным удобством и благом для общества определяется внутренними моральными установками, которые не всегда могут быть даже вербально сформулированы. Может быть, стоит воспринимать мораль несколько шире, нежели как свод негласных правил, которые заставляют индивида отчитываться перед невидимым «моралотворцем»?
Иначе встаёт вопрос: как добиться «сознательности» у человека в процессе его социализации? Замечательно выразил суть морального воспитания Выготский в одноименном произведении:
«Однако только то сознание оказывается решающим для нравственности, которое непосредственно связано с поведением и напрямую реализуется в движении. Иначе правильное сознание может вести к неправильным поступкам. Поэтому следует признать совершенно бесплодными попытки морального обучения, моральной проповеди. Мораль должна составлять неотъемлемую часть всего воспитания в корне, и морально поступает тот, кто не замечает, что он поступает морально».
Ключевая фраза статьи Дениса Березуцкого, которая в целом определяет всё содержание и весь ход логических построений: «Дело в самой сущности морали — принципов из неизвестных, но “уважаемых” источников, — специально созданной для того, чтобы быть использованной эксплуататорами ради обмана». Т.е. получается, что мораль: 1) специально создаётся, 2) создаётся для эксплуататоров, 3) создаётся ради обмана. Всё это, конечно же, безумно далеко от истины, если воспринимать мораль в общепринятом смысле негласных правил и норм, ибо она: 1) имеет биологические корни в виде общественных инстинктов, 2) возникла задолго до возникновения эксплуататоров, 3) изначально несёт в себе регулятивную функцию (в чём обман морального запрета «братоубийства»?). Интерпретировать же её в духе «орудия эксплуататоров» можно, лишь совершив радикальную подмену понятий и подсунув вместо морали как явления — конкретную классовую мораль или, того хуже, конкретные способы манипуляции. Из того, что рыба не может вить гнёзда, не следует, что никто не может вить гнёзда, но, увы, не в случае с «сущностью морали» по Березуцкому. Мы тут видим, что вместе с вредной рыбой демагогии эксплуататоров предлагается пожарить всех эукариотов.
«Стыд — это уже своего рода революция… Если бы целая нация действительно испытала чувство стыда, она была бы подобно льву, который весь сжимается, готовясь к прыжку», «для пролетариата смелость, сознание собственного достоинства, чувство гордости и независимости — важнее хлеба», — пишет Маркс. Неужели мы должны отказать стыду с достоинством в праве быть моральными категориями из-за того, что фраза «коммунисты не проповедуют вообще никакой морали» была непонятно почему интерпретирована как «коммунисты против морали как таковой»?
Из того, что ядерная физика не оперирует понятием исследования операций, не следует, что ядерная физика против исследования операций.
Допуская очевидную логическую ошибку в интерпретации Маркса, Березуцкий оправдывает скоропалительный вывод о том, что «мораль не нужна». Но нужно задаться вопросом: можем ли мы «отбросить» мораль, если убедимся, что все аргументы её противников действительно выдерживают критику?
Можно ли отбросить то, что не имеет конкретного источника? Нам не остаётся ничего, кроме как склониться к мысли, что отбрасывание морали похоже на отбрасывание сознания, т.е. возможно только умозрительно в исключительно эпичных построениях бихевиористов. Мораль нельзя отбросить, поэтому она не нуждается ни в защите, ни в оправдании. Надо учитывать, что под моралью здесь мы подразумеваем мораль вообще как явление, а не ту или иную конкретную мораль и околоморальную демагогию.
Единственный правильный вопрос относительно морали: будет ли она существовать после кардинального изменения общественных отношений. Чтобы ответить на него, рассмотрим проблему соотношения морали и закона. Денис Березуцкий сравнивает закон и мораль как альтернативы. Это ошибка. Закон закрепляет то, что «витает в воздухе», что назрело. Это общее место сложных систем вроде общества или языка, которые человек пытается описать правилами. Самоорганизация системы периодически требует реформирования закреплённых норм. Так, естественная эволюция языка требовала соответствующих реформ орфографии. Если сказать, что орфографический словарь последнего издания имеет какие-то преимущества перед стихийным словообразованием, перед стихийным изменением предпочтений лексики, сложнейшими тенденциями, отнюдь не лежащими на поверхности, которые мы фиксируем лишь по факту их качественного проявления, то это будет просто глупостью. Словарь, как правило, отражает реальный язык и поэтому требует периодического корректирования.
Закон так же отражает реальные общественные процессы, в том числе в сфере этики, и также нуждается в периодическом корректировании. Гипотетическое бессмертие, если бы было достигнуто, сначала повлекло изменение в общественном отношении к нанесению телесных повреждений, к страданию, и пересмотр всего здания этики. И только потом отразилось бы на правосудии, в законодательной форме.
В пользу того, что мораль не прекратит своего существования, говорит то, что она позволяет общественной системе и каждой её подсистеме в отдельности сокращать затраты на собственное функционирование. Каким образом? Посредством непрерывно происходящих моральных оценок (сознательных или подсознательных — не имеет значения). Оцениваются отдельные поступки, деятельность, личности, благодаря чему мы имеем возможность ориентироваться в своём окружении, более адекватно воспринимать происходящее и на него реагировать.
Березуцкий противопоставляет мораль и «сознательность». Чтобы обрести последнюю, «человек должен чётко понимать каждое звено в логической цепочке, которая приводит к решению уступить место пассажиру с ребёнком, беременной, инвалиду или пенсионеру — с осознанием собственных интересов». Но не является ли убеждение в том, что человек должен вести себя разумно-эгоистически, моральным? Каким же оно тогда является? Научным?
Один человек проведёт цепочку от озлобленной беременной к собственной смерти от ножа в подворотне через несколько лет, а другой — более дальновидный и разумно-эгоистичный — к спасению планеты от потенциального перенаселения. Решения в отношении беременной эти два человека примут кардинально противоположные. Более того, пропагандируемый «разумный эгоизм» может ничуть не хуже морали служить оправданием какого угодно мракобесия и каких угодно зверств.
Мораль вообще, этика вообще в качестве врагов — очень странный выбор. Кого вводит в заблуждение и заставляет «несознательно» исполнять «некие правила» научная этика? Никого. Наоборот — научная этика позволяет сознательно следовать принципам добросовестности и объективности. В этом она входит в конфликт с этикой неолиберализма, которая всё провозглашает товаром и предписывает извлекать сугубо меркантильную выгоду из всего — какие уж тут могут быть организованный скептицизм и универсализм?
Так и этика общества будущего, которое изживет многие социальные язвы прошлого и настоящего, будет способствовать сознательности, объективности и здоровому функционированию такого общества. Что это будет за этика и как она возникнет? Мы можем лишь предполагать, что та этика, развивая современные тенденции нелиберальных и нетрадиционалистских представлений и норм, будет гуманистической и коллективистской одновременно. А воспитание новых членов общества будет инфильтровано оной.
Но она просто будет. А защищать её не нужно, потому что отменить её невозможно.
Антон Шумилин