Почему Британия — монархия?
Об одном политическом законе
Как только Букингемский дворец выпустил официальное сообщение, подтверждающее смерть королевы Елизаветы Второй, российские СМИ стали активно обсуждать эту тему. Много уже написано о личности самой королевы, о других членах королевской семьи, об истории ее царствования. Кое-где появились популярные статьи об особенностях британской монархии. Не затрагивается почему-то лишь один вопрос, на мой взгляд весьма и весьма важный — почему в Британии сохранилась монархия, пусть и конституционная? Ведь большинство государств Запада в наши дни – парламентские или президентские республики.
Монархическое правление сохранилось лишь в карликовых государствах (Монако, Лихтенштейн, Люксембург, Андора), в государствах Севера Европы (Дания, Норвегия, Швеция, Нидерланды), а также в Бельгии и в Испании. Однако в них наличие монархической формы правления либо дань — традиции, либо результат причудливо сложившихся исторических обстоятельств (Испания, например, таким необычным для ХХ века образом «вышла» из диктатуры Франко). В любом случае Великобритания мало похожа на перечисленные страны. Она принадлежит к числу мировых держав и в геополитическом, и в экономическом смысле, а среди них монархий практически нет. И последнее как раз совсем не случайно: мировой державой, начиная с XVIII века можно было стать лишь в результате радикальной революции, которая разрушала государство средневекового типа и расчищала дорогу для модернизационного рывка. Франция пережила такую революцию в XVIII веке, Италия – в XIX, Россия, Германия, Турция – в начале ХХ (отдельный случай – США, где роль такой антимонархической антиаристократической революции сыграла война за независимость 1775-1783 гг., которая впрочем, за океаном тоже именуется Американской революцией). Все эти революции, как я уже сказал, свергли царей, королей и султанов и уничтожили привилегии аристократии.
В Великобритании модернизация началась гораздо раньше. Более того, Великобритания знала и свою революцию, в ходе которой был казнен король Карл I и установлена республика, во главе с диктатором Оливером Кромвелем. Однако после смерти Кромвеля и недолгого правления его сына, королевская власть вернулась – теперь уже навсегда, но значительно ограниченная парламентом.
Почему же так случилось? Если оставить в стороне рассуждения о национальном характере англичан, согласно которым – все дело в склонности англичан к разумной умеренности[1], и исходить преимущественно из того, что историю творят большие социальные группы (классы, сословия, народы), их борьба и компромиссы между ними, то мы заметим интересный факт. Британская аристократия в ходе их великой революции не встала полностью на сторону противников революции – как французская, русская, немецкая и турецкая аристократия, а раскололась надвое. Значительная часть аристократии — так называемые «новые дворяне» или джентри поддержали революционную буржуазию. Конечно, это тоже не было их спонтанным и субъективным выбором – новая аристократия была уже связана с буржуазией экономически, активно участвуя в рыночных отношениях и до революции. «Новые дворяне» получали свои доходы не за счет отдачи земель в аренду крестьянам, а за счет того, что строили в своих поместьях мануфактуры или сгоняли крестьян и устраивали пастбища для овец. Джентри были заинтересованы в развитии капитализма, чему препятствовала абсолютистская монархия. И здесь их интересы совпали с бюргерами и йоменами — городской и сельской буржуазией, которая тоже желая ограничить власть короля. Феодалы-землевладельцы, напротив, полностью зависели от короля, его бюрократического государства, от его подачек и от его защиты, поэтому они выступили на стороне роялистов. В общем, если использовать для объяснения образы из романа Гончарова «Обломов», в среде английской предреволюционной аристократии победил не Обломов, а Штольц.
Итак, новые дворяне взяли сторону буржуа — и это предопределило их место в послереволюционном обществе. Сохранение монархии и стало символом причастности части дворянства к победе буржуазии. Привилегии аристократии, предоставленные джентри революцией, имеются до сих пор. Королевская семья (находящаяся, кстати, на содержании у государства) – это только верхушка английской аристократии. Кроме короля, королевы, принцев, принцесс, сегодня в Англии существует множество пэров, лордов, графов, виконтов, баронов. Они имеют право на покровительство королевской власти, на некоторый юридический иммунитет (например, пэров нельзя подвергать гражданскому аресту), их ядро представлено в парламенте особой палатой. Надо ли говорить о том, что им до сих пор принадлежат немалые владения, они по праву рождения водят в элиту общества, их дети обучаются в престижных университетах и т.п. и т.д. Ничего подобного не было и нет в послереволюционной Франции или России. Чарльз Виндзор получает огромное пособие от государства, живет во дворце и, пусть и формально, назначает министров, а какой-нибудь потомок Бурбонов или Романовых в лучшем случае является мелким буржуа именно по этой причине. Несколько веков тому назад английская аристократия в значительной своей части поддержала революцию, а французская и русская – нет (речь, конечно, не об отдельных представителях).
***
Вообще говоря, перед нами частный случай одного политического закона. Социальная группа (сословие, класс, этнос) в переломный момент истории, когда происходят революция или переворот и складывается новая расстановка политических субъектов, может получить привилегированное положение на десятилетия и даже на столетия вперед, если поддержит силу, за которой будущее. Это случилось с английским новым дворянством в XVII веке. Это случилось с российским пролетариатом, который был ударной силой в революциях 1905 и 1917 годов, опорой большевиков в годы гражданской войны и который в 20-е годы стал привилегированным классом в СССР с особыми избирательными правами и разнообразными льготами – от жилищных до касающихся поступления в вузы.
Даже в позднем СССР, когда система привилегий и социальные позиции сильно изменились, интеллигенция завидовала тому, что «гегемонам» легче вступить в партию (а членство в партии открывало путь «наверх»). Любопытно, что рабочие-забастовщики в конце 1980-х поддержали Ельцина и реформаторов в их стремлении отменить 6-ю статью Конституции СССР и коммунистическую идеологию, а ведь тем самым они лишали себя и рабфаков, и «карьерной форы»… Видимо, к тому времени советские рабочие имели уже ослабленное классовое сознание и не соотносили себя с теми, «кто наступал на белые отряды». В отличие от английских аристократов, у которых с классовым сознанием все в порядке, и поэтому они в массе своей не призывают отменить монархию.
Другой пример – представители нерусских народов империи, которые поддержали большевиков и получили от них свои собственные республики и Компартии. Нынешний руководитель России любит порассуждать о том, что «Ленин зачем-то создал Украину». По его суждению, всему виной «идеологическая зашоренность» Ильича. Между тем Ленин, бывший конечно «человеком идеи», умел совмещать свою веру в социалистические интернационалистские идеалы с виртуозной политической гибкостью. И выступал он против сталинского проекта СССР не только в силу идеологических аргументов, а потому что прекрасно понимал, что украинские коммунисты, вообще украинцы, поверившие Советской власти, почувствуют себя обманутыми. Украинские коммунисты и красноармейцы сыграли огромную роль в разгроме деникинцев, петлюровцев и западных интервентов. Без их помощи Советский Союз остался бы без Украины. Они вправе были рассчитывать на особе место для своей республики в структуре СССР.
Кстати, и сам нынешний руководитель России, раньше, в эпоху своего политического взлета, точно так же поступил с теми силами на Северном Кавказе, которые поддержали центральную власть в ходе конфликта конца 90-х. Тот факт, что чеченцы Кадырова сейчас не на стороне Киева, объясняется еще и тем, что молодой второй президент РФ предложил широкую автономию отцу нынешнего чеченского лидера, а не витийствовал о «русском мире» и «русском национализме в хорошем смысле слова», в отличие от не очень молодого нынешнего президента РФ.
И если уж мы заговорили о постсоветской России, то привилегированное положение в ней представителей «силовиков» тоже было предопределено особенностями «либеральной контрреволюции» 1991-го. Тогда ельцинская группировка партноменклатуры, которая решила обменять службу государству на собственность, очень сильно рисковала. Для борьбы с такими вот предателями в среде «верхушки» в СССР были созданы силовые службы, прежде всего могущественный КГБ. Очевидно, что и армейскому руководству мог не понравиться план неолибералов из партшкол распустить СССР и превратить Россию в нефтегазовый придаток Запада. Как показали события августа 1991, и в КГБ, и в армии, и в МВД были силы, желавшие сохранить Советский Союз и имевшие некоторую, правда, пассивную поддержку в массах. Но эти же события показали, что в среднем слое советских силовиков (на уровне заместителей, подполковников да и молодых генералов) были те, кто готов был пойти на союз с либералами-западниками — разумеется, в обмен на высокие должности и большие капиталы при новой власти. Вспомним генерала Лебедя, которого послали брать штурмом ельцинский Белый дом, но который после разговора с Руцким перешел на сторону врагов ГКЧП. Поэтому уже в первые годы ельцинской власти и провалились и суд над КПСС, и компании люстрации – не могли же они судить и люстрировать самих себя? А победа силовиков над либерал-комсомольцами на рубеже нулевых вообще была предсказуема – у первых хотя бы были политическая воля и готовность «бросить кость» народу от нефтегазовых доходов…
Когда закончится сегодняшний цикл истории России, этот закон тоже проявит себя. И политический расклад нового российского общества будет зависеть от активности и расстановки таящихся ныне под спудом или даже еще не сформировавшихся до конца политических сил и социальных интересов.
Такой политический урок преподнесла всем английская революция, про которую нельзя не вспомнить в связи со смертью королевы Елизаветы Второй…
[1] Впрочем, американский историк революций Мур-младший писал, что в таких рассуждений есть доля истины, но под толстым слоем мифологии
