Гуманизм неадекватного времени
Если в заметке, написанной больше года назад, основной целью было понять, как мы дошли до такой жизни, то теперь, в условиях ещё более неадекватных, хочется разобраться, как (и можно ли) в этой жизни вообще кем-то оставаться.
В глобальном плане все стороны так или иначе стремятся утвердить за собой некоторую ценность. Утверждение, что в стране А у власти находятся некоторые нацисты/фашисты/наркоманы (нужное подчеркнуть), а значит стране Б срочно нужно эту страну освободить во имя некоторой ценности; равно как и утверждение страны А, что в стране Б диктатура, которая на нас напала, и мы теперь защищаем наши ценности, отличаются только обвинением и стороной.
При этом характер этой ценности, с их точки зрения, является исключительно универсальным, общечеловеческим, единственно верным, причём, как на Западе, так и немного восточнее, а потому можно назвать её гуманизмом. Но так как её определение зависит от стороны, то и гуманизм, таким образом, перестает быть универсальным.
Имеет ли человеческая жизнь ценность? С радикально прагматической точки зрения человеческая жизнь имеет стоимость, которая измеряется нашей способностью к труду, нашим опытом, а также затраченными на получение этого опыта усилиями. Специалист с дипломом Массачусетского технологического стоит дороже, чем с дипломом регионального ПТУ. Но такая логика, исходящая из полезности, почти прямым текстом говорит, что, например, пенсионеры и инвалиды ничего не стоят и толку от них немного. А значит, ценность как стоимость нам не сильно подходит.
Можно предположить, что человеческая жизнь является ценностью априори, т.е. она универсальна и присуща каждому человеческому, и, шире, вообще любому живому существу, как наделённому разумом и свободой. А значит, важнейшими чертами человека являются наличие сознания и проистекающая из него свобода. Тогда человек свободен в своих суждениях, так или иначе основанных на опыте и разумной деятельности. В том числе в суждениях, противоречащих положению о человеческой жизни как ценности. Т.е. получается такой себе парадокс: понимание ценности человеческой жизни происходит из суждения отдельного человека, который, в свою очередь, может эту ценность интерпретировать вплоть до отрицания.
Марксистская этика и гуманизм ― вещь довольно трудная. В тетрадях 1844 года Маркс отталкивается от того, что отношения между людьми определяются социально, а значит, связаны со способом производства, который производит отчуждение. Следовательно, в капиталистическом обществе, где труд рабочего превращается в вещь, отчуждённую от человека, другой человек либо присваивает себе этот труд, либо является другим рабочим, в целом безразличным.
Дальнейшее развитие этой логики мы можем найти в феноменологии чужого, например, в экзистенциализме. У Сартра другой как часть внешнего интерсубъективного мира влияет на нас. Получается бытие-для-других, которому противостоит бытие-для-себя. Последнее обречённо является свободным, определяет себя для-других и в обыденном состоянии подчиняется внешнему миру из законов, нравов и приличий. И возвращение к бытию-для-себя и является освобождением. Экзистенциализм потому-то и гуманизм, как называлось одно из послевоенных эссе Сартра, что требует освобождения личности и обращения сил сознания на самое себя.
Отношение к другому человеку (в философском плане) всегда является проблемой. Мы можем очень чётко постулировать, что он есть, что он не мы. Но не более того. В феноменологии выход на интерсубъективность и признание бытия других познающих субъектов в некотором общем Мире (Welt) вызывает самые разные оценки. Хайдеггер видел в другом причину нашего страха перед смертью, так как её мы переживаем именно в другом, а следовательно, должны в нашем бытии-до-смерти вообще хоть что-то сделать. Вальденфельс описывал страх уже за нашу жизнь, исходящую от Чужого (Fremd), который является изначально чуждым и непонятным.
Но это всё метафизика, от которой необходимо избавляться. И дальнейший шаг, уже в коммуникативную философию, предлагает нам либо принятие какой-то нормы, хабермасовской этики дискурса, либо, что ещё более страшно, исключение субъекта как такового. Для Никласа Лумана отчуждение между людьми есть нечто не только логичное, оно есть вообще правильное, так как каждый человек суть замкнутая система, способная к коммуникации с другой замкнутой системой (другим человеком) исключительно посредством социального, в котором и только в котором существует смысл, делающий возможным понимание. Не консенсус, не взаимопонимание, а просто понимание. Части системы замкнуты сами на себе в своих операциях и не могут посягать на другие. Оценочные и прочие суждения отдельного субъекта можно просто откинуть. Они возможны (в силу субъекта) и могут быть услышаны (в силу коммуникации). А медиумы смысла и сопряжённость с одними и теми же системами делают возможным то, что люди друг друга не поубивают.
Люди больше любят котиков, собачек и хомячков, чем других людей. Ещё меньше, пожалуй, мы любим только насекомых (и то за редким исключением). И из этого тотального отчуждения друг от друга проистекают всевозможные виды ненависти. Котики не отчуждают нас от нас самих. Пожалуй, такой же эффект имеют ещё чужие дети. И когда что-то происходит, жалко в первую очередь их, и во вторую ― остальных людей. Причём людей максимально обезличенных и абстрактных.
А если есть какой-то раздражитель, то безразличие очень легко и быстро перерастает в ненависть. В нашем обыденном состоянии мы безразличны к большинству людей, с которыми мы минимально (или вообще) взаимодействуем. Но как только другой трансформируется во врага, то вообще всё, что входит в его понятие, приобретает негативную оценку.
Например, несколько недель назад гражданина РФ на курорте в Египте съела акула. В нормально-безразличном состоянии все бы ужаснулись, может пожаловались, да и забыли. В медиапространстве соседнего государства это вызвало бурю восторга. Смерть человека вызвала радость. Смерть — радость. И в целом с начала «специальной волшебной операции» страны А против страны Б логика «людей убивать нельзя», плавно трансформировалась в «людей убивать нельзя, кроме граждан страны А». Сам факт появления формулировки «убивать нельзя, кроме» ничего, кроме ужаса, вызвать не может.
Причем, что интересно, именно во времена обнажения нулевой ценности человеческой жизни можно найти её рефлексию в детских играх. В советское время была детская игра «красные-белые», которая в детстве автора трансформировалась в более абстрактных «казаков-разбойников». Вполне конкретное закрепление дихотомии хороший-плохой.
А вот, например, над утонувшей субмариной, что плыла к «Титанику», в силу крайнего безразличия к людям, что в ней сидели, можно, разве что, иронизировать. Ситуация сама по себе так-то не весёлая, но ироничная.
В силу того, что гуманизма, как некоторого объективного явления, как такового и нет, ситуация, когда народ А желает народу Б скорейшего исчезновения в геенне огненной, со всеми сопутствующими ужасами, является не только возможной, но и неоднократно реальной. Homo homini lupus est («Человек человеку волк») — это очень меткое описание нашей действительности.
Снятие отчуждения, т.е. наступление коммунизма, по Марксу, должно эту проблему решить. Безразличие к другому должно превратиться в осознание ценности и значимости каждого человеческого индивида в обществе как таковом. Человек суть постоянно совершающееся становление, а значит, его можно направить, воспитать, обучить, просветить.
Но человечно ли это просвещение? Загадка.
Александр Король
Литература:
Вальденфельс Б. Ответ чужому: основные черты респонзивной феноменологии // Мотив чужого: Сб. пер. с нем. Минск: Пропилеи, 1999.
Вальденфельс Б. Своя и чужая культура. Парадокс науки о «Чужом» // Логос. Философско-литературный журнал. 1995. № 6.
Дудник С.И. Карл Маркс и проблема гуманизма // Вестник Санкт-Петербургского университета. Философия и конфликтология. 2018. Т. 34. Вып. 4. С. 462–473. https://doi.org/10.21638/spbu17.2018.401
Луман Н. Социальные системы. Очерк общей теории (Классика социологии). 2007.
Маркс К. Экономическо-философские рукописи // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. М.: Изд-во политической литературы, 1974. Т. 42. С. 41–174.
Сартр Ж.-П. Бытие и ничто. М., 2009.
Сартр Ж.-П. Трансцендентность Эго. Набросок феноменологического описания // Логос. 2003. № 2.
Хайдеггер М. Бытие и время /Пер. с нем. В. В. Бибихина. М.: Академический Проект, 2013, с. 344−345.
Хайдеггер М. Что такое метафизика? // Хайдеггер М. Время и бытие: Статьи и выступления. М., 1993.
Хабермас Ю. Вовлечение Другого: очерки политической теории. СПб.: Наука, 2001. 417 c.
Другие статьи автора:
Создание и забывание образов, опыт современной Украины
Великая человеческая трагедия или в «Украинском заливе» ничего не было
