ИДЕАЛЬНОЕ
с точки зрения марксизма
(Введение в концепцию идеального Э.В. Ильенкова)
«… путь к Ильенкову связан с признанием парадокса,
смысл которого в том, что марксизм
– это такой материализм, который считает
сутью человеческой жизни идеальное»
Е.В. Мареева
- Вульгарный материализм «Краткого курса» или подобна ли мысль слюне?
Существует стойкое убеждение, что если марксизм – это материалистическая философия, то существование идеального бытия он должен отрицать. Признавать бытие идей с этой точки зрения – прерогатива философов-идеалистов. Для материалиста же идеи – не более чем физико-химические процессы в веществе головного мозга, ну в крайнем случае – некие субъективные психические образы в человеческом сознании.
Так и утверждала знаменитая философская глава «Краткого курса «Истории ВКП (б)», написанная якобы самим Сталиным и ставшая не просто главным – единственным учебником философии в СССР на долгие годы (специальным постановлением ЦК ВКП (б) все другие курсы марксистской философии после ее выпуска были запрещены). Десятилетиями поколения советской молодежи зазубривали на занятиях в вузах и ссузах: «мышление есть продукт материи, достигшей в своем развитии высокой степени совершенства, а именно – продукт мозга…». По сути, такое понимание мышления было возращением на позиции вульгарного, метафизического материализма XVIII-XIX вв. (Гольбах, Ламетри, Бюхнер, Молешотт, Канабис). Вульгарный материалист XIX в. Пьер-Жан Жорж Канабис так и говорил: «Мозг выделяет мысли, как печень — желчь, а слюнная железа — слюну». Обычно эту фразу приписывают Гольбаху или Ламетри, а часть про слюну благопристойно пропускают, что ж, кому понравится, если его мысли сравнивают с плевками! Но из пассажа «Краткого курса» следовало именно нечто подобное: если мышление – продукт мозга, то оно – материально, как и сам мозг, как желчь, кровь, слюна…
На самом деле такая упрощенная позиция противоречила позиции В.И. Ленина, который в «Материализме и эмпириокритицизме», цитируя Дицгена, поправлял его: «Что и мысль, и материя «действительны», т.е. существуют, это верно. Но назвать мысль материальной — значит сделать ошибочный шаг…». Противоречило это и Марксу, который прошел солидную гегелевскую школу, и, конечно, понимал, что с идеальным и мышлением все обстоит посложнее. Маркс писал в «Капитале»: «стол остается деревом – обыденной, чувственно воспринимаемой вещью. Но как только он делается товаром, он превращается в чувственно-сверхчувственную вещь … Товарная форма и то отношение стоимостей продуктов труда, в котором она выражается, не имеют ничего общего с физической природой вещей…». Итак, идеальное, согласно Марксу, не просто обладает бытием, ведь стоимость «не имеет ничего общего с физической природой вещей», то есть она идеальна. Идеальное, по Марксу, еще и напрямую не зависит от воли отдельного индивида, ведь товар не меняет стоимость по воле владельца, стоимость отражает объективное количество потраченного на его создание абстрактного труда!
Ну никак ни Маркс, ни Ленин не умещаются в узкое прокрустово ложе «правильного материализма», которым поверяли и до сих пор поверяют все вульгарные материалисты!
Наконец, вульгарная трактовка идеального в «Кратком курсе» вообще-то противоречит и здравому смыслу! Если человек мыслит при помощи мозга и если процесс мышления сопровождается процессами, происходящими в мозге, то это еще не значит, что данные процессы и есть мышление, что мышление – всего лишь продукт мозга. Мы копаем при помощи железной лопаты, но в самом процессе копания нет ничего «железного» и «металлического». Очевидно, что мышление, то есть оперирование понятиями – это нечто большее, чем электрические импульсы в мозге и исследование этих импульсов так же мало даст для понимания мышления, как химический анализ красок и холста – для понимания картины Ван Гога…
Наступила «оттепель», но и молодые ученые 60-х продолжали выступать с подобными трактовками, путая мышление и нейродинамические процессы в мозге. С одним таким ученым – Д.И. Дубровским и вступил в полемику выдающийся советский философ-марксист Эвальд Васильевич Ильенков (1924-1979). В рамках этой полемики он раскрыл, развил и обосновал восходящее к Марксу и Ленину подлинно диалектико-материалистическое (не путать с «диаматовским»!) понимание мышления и идеального.
- Треугольники и понятия: что открыл Платон?
Ильенкову, прекрасно знавшему классическую философию, было ясно, что вульгарный материализм, отрицая существование идеального, сводя мышление к материальным процессам в мозге, к «нейродинамическим процессам», не решает проблему идеального, как это ему кажется. Вульгарный материализм даже не может подняться до осознания философской проблемы идеального, ибо он подменяет вопрос философии вопросами другой науки, а именно – физиологии высшей нервной деятельности. Вопрос об идеальном – это обоснованный, важный вопрос, отражающий существенный аспект объективной (во всяком случае, для каждого отдельно взятого индивида) действительности. Идеальное – это не выдумка идеалистов, это – факт нашего бытия, открытый еще в древности. Его невозможно отрицать, его нужно объяснить и, разумеется, объяснение его, данное идеалистами, не может удовлетворить марксиста.
А честь открытия этого факта, точнее, честь постановки этой философской проблемы, принадлежит древнегреческому мыслителю Платону, который действительно, был идеалистом и даже основоположником идеализма и дал этому факту идеалистическое объяснение. Об этом прямо пишет Э.В. Ильенков: «…идеальное (то, что относится к миру идей) фигурирует уже у Платона, которому человечество и обязано как выделением этого круга явлений в особую категорию, так и ее названием» и продолжает: «…выделил он их в особую категорию совершенно справедливо, на бесспорно-фактическом основании». Советский философ настаивает: «Платон и поставил перед человечеством реальную и очень нелегкую проблему – проблему «природы» этих своеобразных явлений, природы мира «идей», идеального мира…».
Так оно и есть. Все дело в том, что Платон стал размышлять о «мире идей» вовсе не потому, что им двигал некий каприз ума, а потому что этот вопрос поставил перед ним развитие самой античной науки, сам прогресс античной культуры. Понятие идеи появляется у Платона, потому что к тому времени достигла уже необходимого уровня развития греческая математика, основы которой заложили ученые-пифагорейцы, а развили их математики Платоновской Академии – Евдокс, Теэтэт, Архит. Сам Платон математиком не был, но прилежно и внимательно изучал эту науку (приглашая в Академию математиков и общаясь с ними), требовал этого от своих учеников (приказав повесить над входом в свою школу надпись: «Не математик да не войдёт») и много размышлял о философских основах математики. Собственно, из этих размышлений и родилась его теория идеального и очень жаль, что этот факт – надежно установленный и зарубежными, и отечественными платоноведами, совершено игнорируется авторами наших учебников по истории философии, где учение Платона об идеях преподносится как некая поэтическая фантазия.
Греческие математики, позаимствовав у египтян землемерие (именно так переводится слово «геометрия»), то есть по сути – агрономическую дисциплину, превратили ее в невиданную нигде и никем ранее науку об абстрактных фигурах, которые имели мало общего с земельными участками крестьян (необходимость их измерять и породила египетское «землемерие»). Объекты геометрии, например, геометрический треугольник, вообще лишены многих свойств материальных вещей. Например, их нельзя увидеть, а можно лишь помыслить. Это неочевидно для нас, потому что мы путаем треугольник и его чертеж. Но треугольник состоит из отрезков, которые не имеют ни ширины, ни толщины, а в материальной природе таких вещей нет… Сторона чертежа треугольника на школьной доске имеет и ширину, и толщину (слой мела, который можно увидеть, приставив лупу). Чертеж – сложная трехмерная материальная фигура из мела, которая лишь символизирует геометрический треугольник. Сам же треугольник – идеален, то есть сверхчувственен, умопостигаем. Он не дан нам в наших ощущениях, тем не менее он существует!
Так, может быть, он – лишь психический субъективный образ в индивидуальном сознании, каприз нашего воображения? И это заблуждение! Треугольник имеет строгие законы, которые не зависят от нашей воли, например, сумма его углов равно 180 градусов, хотим мы того или нет. Именно поэтому и возможна наука о треугольниках и других геометрических фигурах – геометрия… Научное познание ведь возможно лишь там, где есть объективные закономерности, капризы воображения наука изучать не может в силу их субъективности, прихотливости и изменчивости. Именно поэтому, если бы идеальное было лишь субъективными психическими образами, не существовало бы никакой науки и никакой объективной, универсальной научной истины (что тщетно пытался втолковать Ильенков своим оппонентам – Дубровскому и Нарскому)
И, наконец, самое удивительное – треугольник неуничтожим! Чертеж треугольника можно стереть, треугольник же стереть нельзя. Даже если мы закроем учебник по геометрии и начнем думать о чем-то другом, например, о походе в кино, треугольник никуда не исчезнет! И более того, треугольник, в отличие от материальных вещей, не меняется! Города, в которых жили пифагорейцы, давно уже превратились в руины, а руины эти занесли земля и песок, а идеальный треугольник, который они изучали, и сейчас таков же и имеет те же свойства….
И таковы не только треугольники, окружности, эллипсы, подчеркивает Ильенков, таковы же числа, значения слов, логические понятия, законы нравственности и многое-многое другое! Пьесы Шекспира, балет «Лебединое озеро» также не сводятся к движениям тел актеров и танцовщиков, к электрическим импульсам в их мозгах и мозгах зрителей, и даже к психическим образам в их индивидуальных сознаниях. Они несут в себе объективное идеальное содержание, как все произведения искусства, как научные теории и это содержание изучают искусствоведение, критика, философия, оно составляет ядро национальной культуры.
Идеальное составляет целый мир, который не только не зависит от каждого, взятого по отдельности человека, который, наоборот, формирует этого взятого по отдельности человека как существо мыслящее, сознательное, творческое…. Если ребенок не прикоснется в детстве к этому миру идей, если он лишен языка, общения, культуры, то он не станет полноценным хомо сапиенс, нормальным, разумным человеком…
- О круглых и квадратных кувшинах: идеальное в марксизме – это отношение
Поскольку идеи недоступны нашим ощущениям, неизменны, неуничтожимы, Платон сделал отсюда вывод, что это – особые божественные сущности в особом божественном мире, хоть и связанным с нашим космосом. Ведущий советский антиковед Алексей Федорович Лосев писал, что идеи Платон понимал как богов, но не богов наивной народной религии, а «богов философских». Конечно, Ильенков с этим согласиться не мог. Ильенков был материалистом и считал, что существует лишь природа и общество, а никакого божественного мира, богов и Бога не существует. Но что же тогда – эти идеи, открытые Платоном? В природе, пишет Ильенков, ничего идеального нет. Гончар берет глину, кладет ее на гончарный круг и делает кувшин[1]. Было ли идеальное в глине? Ильенков отвечает: нет. Глина материальна, как всякое природное вещество. Имеется ли нечто идеальное в мозге гончара? Тоже нет – отвечает Ильенков. В мозге гончара происходили лишь те самые материальные, нейродинамические процессы, которые столь любезны Д.И. Дубровскому. Никаких мыслей, понятий и идеалов, недоступных чувственному восприятию и приборам, в веществе мозга не было и быть не могло.
Так может быть идеальное в кувшине? Этот вопрос уже сложнее. Кувшин отличается от обычного предмета природы. Он специально создан человеком для его нужд, а не вырос в лесу. В этом смысле он – чувственно-сверхчувственный предмет, потому что имеет некие смысл и цель (а вот глина, по Ильенкову, сама по себе цели и смысла не имеет, нельзя сказать, что глина возникла миллионы лет назад, чтобы после появления на Земле человека и изобретения им гончарного ремесла, она стала материалом для него). И в то же время вне деятельности человека кувшин теряет свои смысл и цель. В определенной мере можно сказать, что кувшин перестает быть кувшином, если не использовать его по назначению (и он может стать иным предметом, если назначение изменить, так, для философа Диогена, большая бочка стала домом). Итак, по Ильенкову, идеальное не существует ни в предметах природы, включая и человеческий мозг[2], ни в предметах культуры, когда их никто не использует. Идеальное, согласно Ильенкову (и Марксу!) существует в пространстве между природой, человеком и культурой, в том пространстве, где человек совершает действия (физические и умственные) по отношению к предметам природы и культуры. Пространство между миром природы и человеком – это труд, материальное производство, в рамках которого человек преобразует природу, превращает ее в культуру. Когда человек создает какой-либо предмет культуры из природного сырья, он «привносит в материю» идею. Маркс писал: «самый плохой архитектор от наилучшей пчелы … отличается тем, что, прежде чем строить ячейку из воска, он уже построил её в своей голове. В конце процесса труда получается результат, который уже в начале этого процесса имелся в представлении человека, т. е. идеально». Пространство между человеком и миром культуры – это потребление, в рамках которого человек осваивает предметы культуры, использует их по назначению, в согласии с той целью, ради которой они и были созданы. Когда человек потребляет предмет культуры, то есть использует его по его назначению, он как бы «считывает» его идею. Об этом также есть у Маркса: «производство предоставляет потреблению предмет в его внешней форме, …потребление полагает предмет производства идеально, как внутренний образ, как потребность, как побуждение, как цель». Итак, Ильенков, утверждая, что идеальное возникает и существует внутри конфигурации из трех объектов – «природа-человек-культура» ничуть не погрешает против Маркса. Напротив, он лишь развивает ту мысль, которую Маркс высказал в краткой, конспективной форме.
Но, говоря, что идеальное существует, Ильенков не хотел сказать, что оно существует субстанциально, как материальные объекты. Идеальное, по Ильенкову, – это не объект, а отношение, причем совершенно определенное отношение, имя которому – представление. Предмет культуры, созданный человеком, представляет нечто иное, чем он сам, некий другой предмет. Что же это за предмет? По Ильенкову, всеобщая природа, закон природной вещи. Приведу знаменитую цитату из «Диалектики идеального»: «Под «идеальностью» или «идеальным» материализм и обязан иметь в виду то очень своеобразное и то строго фиксируемое соотношение между, по крайней мере, двумя материальными объектами (вещами, процессами, событиями, состояниями), внутри которого один материальный объект, оставаясь самим собой, выступает в роли представителя другого объекта, а еще точнее — всеобщей природы этого другого объекта, всеобщей формы и закономерности этого другого объекта, остающейся инвариантной во всех его изменениях, во всех его эмпирически-очевидных вариациях.»
Итак, в предмете культуры представлен некий всеобщий закон предмета природы и вот это отношение между двумя предметами и есть, утверждает советский философ, идеальное, идея, открытая Платоном. Тут я попрошу внимания читателя. Конечно, в предмете культуры воплощено некое представление ремесленника о том, каким должно быть его изделие. Именно об этом Маркс говорил в своей фразе о том, что архитектор, прежде чем построить дом в реальности, строит его представление в голове. Но не всякое такое представление есть идея в точном смысле, какой имели в виду Платон, Гегель, Маркс и Ильенков. В англосаксонской философской литературе принято словом «идея» обозначать любой субъективный психический образ, любую мысль, пусть и самую вздорную, фантастическую, не связанную с объективной действительностью и ее законами. Это значение слова «идея» прижилось и в нашем повседневном и даже философском языке. Но Маркс – наследник не традиции Локка и Милля, а Гегеля, а если идти глубже, то и Платона. Для Маркса, как и для них, идеальное – это нечто, несущее в себе объективную истину, нечто тождественное объективному закону (Гегель писал в «Малой логике»: «Идея есть истина в себе и для себя»). Далее Маркс пишет, что предмет производится для какой-то цели, а потребление полагает эту цель, то есть полагает предмет идеально. Идеальность же Гегель определяет в «Философии духа» как «отрицание реального, но притом такое, что последнее в то же время сохраняется, виртуально содержится в этой реальности».
Ильенков лишь продолжил эту мысль и показал, что предмет может служить цели потребления лишь тогда, когда его внутреннее устройство, его «форма» (только не в смысле внешних очертаний, а в смысле организации в нем материи) соответствует некоему всеобщему закону. Если же такого соответствия нет, то идея, возникшая в голове ремесленника, и даже реализованная им, не будет никакой идеей в истинном смысле, а будет субъективным капризом ума, забавным или досадным заблуждением.
Возьмем в пример кувшин. Вы никогда не задумывались о том, почему кувшины круглые? Разве нельзя создать квадратный кувшин? Конечно, можно, но вот незадача – кувшины делают не ради «чистого искусства», а с совершено четкой практической целью – хранить в них жидкости или сыпучие вещества. Но жидкости и сыпучие вещества имеют одно существенное свойство: если их предоставить самим себе, то они начинают распространяться во все стороны с одинаковой силой. То есть они образуют нечто, подобное расширяющейся окружности. Если высыпать зерно из мешка на пол, то на полу будет гора зерна с более или менее круглым основанием, а если вылить из бутылки воду, то будет лужа, больше похожая на круг, чем на квадрат.
Поэтому кувшин и должен быть круглым. Круг для него – естественная форма. В круглый кувшин вместится больше жидкости или сыпучего вещества, чем в квадратный, поэтому круглый кувшин лучше и практичнее, чем квадратный. Круглая форма кувшина соответствует всеобщей природе, закону такого природного объекта, как вода или зерно.
Итак, та идея, которая пришла в голову изобретателю первого кувшина, и та идея, которую воплощает в глине гончар, крутя свой гончарный круг, есть отношение между всеобщей природой зерна и кувшином. Это идея круглой формы, точнее, суживающегося цилиндра. Кувшин, приобретая такую форму, представляет всеобщую природу жидкостей и сыпучих веществ, и именно в этом смысле кувшин – чувственно-сверхчувственная вещь (в отличие от глины).
Ильенков далее, определял идеальное как форму вещи вне самой вещи (развивая мысль Маркса о полагании идеального как цели, которая в свою очередь – развитие мысли Гегеля об идеальности как отрицании реальности, существующем виртуально). Это второе определение идеального проистекает из утверждения Ильенкова о том, что идеальное – не субстанция, а отношение. Гончар воспроизводит своими движениями круглую форму, не думая о геометрических фигурах. Но по сути он своими руками воспроизводит форму кувшина. Прежде чем стать изделием из глины, кувшин был движениями рук и ума, ибо руки двигались не просто так, а в согласии с волей и мыслью гончара. А ум этот отталкивался от понимания всеобщего закона жидкостей и сыпучих веществ (даже если этот гончар об этом законе не думает, это понял первый гончар, изобретший кувшин). Только речь идет не о полноценном теоретическом понимании, иначе никто кроме профессоров физики гончарами стать не могли бы, а о понимании интуитивном, творческом, об озарении изобретателя….
- Материализм, ставящий в центр идеальное
Конечно, пример с кувшином, взятый нами из знаменитой ильенковской статьи «Идеальное» из Философской энциклопедии – лишь один из многих таких примеров. Последователь Ильенкова С.З. Гончаров приводил замечательный пример со счетными камушками, при помощи которых пастухи могли считать количество овец в стаде. Стадо овец, как и всякое природное множество, обладает таким общим свойством как количество. Но в природе это свойство неотделимо от самого стада, как неотделим белый цвет от снега. Однако, когда человек додумался класть перед собой при счете овец такое же количество маленьких камушков, сколько овец в стаде, он создал предмет культуры (счетные камушки), который представляет это всеобщее свойство овечьего стада, да и любого множества – количество. Превратить простые камушки, которые лежали на земле под ногами, в счетные камушки – значит, тоже преобразовать природу в культуру, это – процесс труда, общественно-историческая практика. Именно в этом процессе и возникла такая разновидность идеального как категория качества… И существует бессчетное число таких предметов культуры, которые воплощают в себе ту или иную идею, категорию мышления, геометрическую фигуру и иные формы идеального. И это не только кувшин, абак, ложка, чаша, плуг, весы, но и слова нашего естественного языка, математические формулы, чертежи машин и зданий… Все вместе они образуют то, что Ильенков называл «общественно-историческим или коллективным разумом человечества». Такое выражение частенько мелькает на страницах его статей и книг и ставит в тупик некоторых особо строгих ревнителей марксистского этикета. Ведь коллективный разум есть не что иное как выдумка идеалистов-мистиков – возмущенно восклицают они и начинают рассуждать об «идеалистическом, буржуазном, гегельянском уклоне» у Ильенкова. Между тем Ильенков тоже считал фантазией мистический, бестелесный, космический или надкосмический ум идеалистов. Общественно-исторический разум человечества, по Ильенкову, существует вполне материально, зримо, он воплощен в предметах культуры – от первобытного скребка до атомной электростанции. Именно соприкасаясь с ним маленький человек и становится человеком в подлинном смысле слова – мыслящим, сознающим, разумным существом, способным создавать из природы культуру. Если такого соприкосновения не произошло, человек так и не становится разумным в полной мере, как это случается с «детьми-маугли», воспитанными животными. Они умеют прекрасно бегать, прыгать, но так и не овладевают речью, прямохождением…
Свои мысли об идеальном Ильенков не просто излагал в докладах на научных конференциях и в монографиях. Он еще и использовал их чтобы создавать программы реабилитации слепоглухих детей, без помощи воспитателей не способных научиться даже простейшим бытовым навыкам. И эти усилия дали потрясающий эффект: четверо ребят из Загорского дома-интерната для слепоглухих детей, которых воспитывали по методике Ильенкова и его коллеги- педагога Мещерякова, смогли окончить школу и поступить на психфак МГУ, а двое после психфака еще и защитили диссертации!
Современный философ школы Ильенкова Елена Валентиновна Мареева написала однажды, что марксизм – это материализм, который в центр жизни поставил идеальное. Действительно, это так. Настоящий, а не вульгарный марксизм – это классическая философия, позволяющая рассуждать о смысле истории и смысле жизни человека, об Истине и Справедливости. Но это возможно только в том случае, если в марксизме осознана, поставлена и по-своему решена проблема идеального. Иначе все марксистские формулы о социальной справедливости сведутся к тому, что зарплаты маленькие, а пенсии еще меньше (что не значит, что их повышения требовать не надо!). Еще Ленин в «Что делать?» сетовал на это и указывал: без привнесения в среду рабочих социалистического сознания, выше экономических требований они подняться не в состоянии. Здесь можно лишь добавить, что сознание как раз идеально…
Заслуга постановки и своеобразного разрешения проблемы идеального в марксизме и принадлежит Эвальду Васильевичу Ильенкову. Из этого еще не следует, что его решение абсолютно верно и неуязвимо для критики. Его критиковали – и философы-идеалисты, и даже некоторые марксисты, такие как Мих. Лифшиц. Но отличие этой критики от критики вульгарных материалистов – в понимании как самой проблемы, так и того, что Ильенков поднял марксизм на новую теоретическую высоту, открывающие перед учением Маркса новые, широчайшие перспективы.
[1] Пример с кувшином взят из энциклопедической статьи Ильенкова «Идельное»
[2] Не путать с сознанием и мышлением. Ведь мозг не всегда мыслит, человек может спать без сновидений или быть без сознания
