«Луиза-Мишель» подтверждает наше пессимистичное и тревожное видение человечества. Только дурачок может быть оптимистом в 2008 году.
Фильм «Луиза-Мишель», вышедший в российский прокат 24 сентября 2009 года, не понравится тем, кто считает, что во французском кино непременно должны быть красивый Париж, уютные кафе, свежие круассаны, обольстительные женщины, бравые мужчины, привлекательные преступники, неукротимые полицейские и любовь, любовь, любовь. Вместо них там есть крошечный пикардийский городишко, завод, трущобы, уличные сизари на ужин, неуклюжие тетки, дядьки-извращенцы, сволочи-капиталисты и любовь (ничем не хуже той, к которой привыкли любители «изящного», – и заканчивается эта любовь рождением младенца).
«“Луиза-Мишель”– фильм об анархии», – говорят режиссеры. А «анархистский фильм — это фильм, который уважает жизнь». Самое глупое, что смогли сделать прокатчики – аттестовать его как «черную» комедию. Бенуа Делепин и Гюстав Керверн любят своих героев, относятся к ним с состраданием. И ни обилие трупов – людей, коров и голубей, – ни мрачный колорит ленты, ни простой монтаж никак не влияют на гуманистическую атмосферу фильма.
Начинается «Луиза-Мишель» прологом. В полной тишине «ритуальный работник» долго с натугой устанавливает тяжелый гроб перед печью крематория. Родные покойного уныло сидят на стульчиках. Наконец, гроб удается впихнуть в печь, работник с облегчением переводит дух, включает магнитофон – играет бодрая французская версия «Интернационала» – нажимает кнопку… И ничего, кроме короткой вспышки. Бедный «ритуальный работник» лезет в печь (родственники все так же уныло сидят на стульчиках), потом возвращается и робко спрашивает: «Ни у кого случайно нет зажигалки?» Символическая сцена, понятная всем в эпоху кризиса.
…В маленьком французском городке стояла себе фабрика игрушек. Работали на ней местные жительницы, всё терпели – и когда им зарплату понизили, и 35-часовой рабочей недели лишили, и вместо денег халатами премировали – именными. Тетки даже в пивную пошли – халаты обмывать. Но вот когда они на следующее утро пришли на фабрику и обнаружили, что оттуда уже и оборудование вывезли, после чего профсоюз смог выбить им только компенсацию в 100 евро за год работы (в среднем получилось по 2 тысячи евро), терпение работниц закончилось. Решили они киллера нанять и патрона замочить. Предложила это Луиза – странная бабища, дикая и нелюдимая. Но работницам понравилось: все равно на выданные гроши ничего путного не устроить, а так доброе дело…
Луиза отправляется на поиски киллера – и находит его прямо на улице (Мишель револьвер на тротуар случайно из-за пазухи выронил). Никто другой бы с ним и не заговорил, но Луиза неграмотная и доверчивая. Мишель ей лапши на уши понавешал, мол, профессионал, «стольких перерезал» и вообще они с Бобом Денаром кореши, Луиза ему поверила и патрона заказала (да и кто такой Денар, она не знает).
Ясно, что киллер из Мишеля – как из Луизы балерина. Он и сам это понимает: даже собачку по просьбе соседа пристрелить не может. Но денег нет совсем (приходится у соседа клянчить одну евро) – а фабричные дают четверть от 20 тысяч сразу, а остальное – после…
Почти весь фильм Луиза и Мишель последовательно пытаются убить виновника закрытия фабрики. Сперва Мишель уговаривает свою умирающую кузину застрелить управляющего. Но когда после убийства работницы узнают из газеты, что приказ о закрытии отдал вовсе не он, решают убить главного начальника – иначе они не будут отмщены. Но до того, кто отдал приказ закрыть фабрику, нелегко добраться. Герои едут в Брюссель, в головной офис – но и там нет никаких концов, даже и офисе никакого нет, адрес компании, которой якобы принадлежит фабрика, – остров Джерси, «налоговый рай». После череды смешных и страшных приключений герои все же добиваются своего: убивают миллиардера, который между делом, то ли в бассейне, то ли на беговой дорожке, велел ликвидировать бизнес во Франции и перенести его то ли в Китай, то ли во Вьетнам (и давно уже об этом забыл).
Заодно Луиза и Мишель выясняют, что на самом деле Луиза – мужчина, Жан-Пьер, а Мишель – женщина, Кати (мы, зрители, это и раньше понимали). Жан-Пьеру приходилось выдавать себя за женщину, чтобы получить хоть какую-то работу после тюрьмы, а Кати – жертва спорта, куда ее отдали родители (занималась метанием молота, ее с детства кормили гормонами – и кончилось всё тем, что девочка отпустила усы, стала коллекционировать оружие, работать сторожем заброшенного кемпинга и отзываться только на «Мишеля»).
Финал картины – предсказуемый и вместе с тем неожиданный. Счастливых героев, которые, напившись миллиардерского шампанского, танцуют «Хавву нагилу», обезвреживает спецназ… Через положенное время Мишель/Кати в тюрьме производит на свет младенца. Счастливый отец Луиза/Жан-Пьер – рядом. Тюремному священнику (который явно симпатизирует героям) звонят сочувствующие работницы и спрашивают, кто родился – мальчик или девочка? «А это как начальство решит!» – отвечает падре.
И тут на экране появляется фотография настоящей Луизы Мишель, коммунарки, «Красной девы Монмартра», анархистки и поэтессы, и звучит бодрая инди-песня: «наши родители не сумели победить, но теперь борьба переходит к детям, и мы пустим капиталистов на фарш…» Как не вспомнить начало картины: покойничек не сгорел, но у нас есть зажигалка…
Создатели фильма всего лишь логически продолжили реальные события. Идея «заказать» патрона – следующий шаг после осуществленных на практике актов «босснэппинга» и угроз взорвать предприятие, если требуемая компенсация не будет выплачена (у нас еще в кризис 90-х скинуться и нанять киллера предлагал рабочим Лимонов).
Героини фильма (не профессиональные актрисы, а настоящие фабричные работницы) сидят в пивной и обсуждают, что бы сделать полезное с жалкими грошами, выплаченными им в качестве компенсации за увольнение. «А давайте выпустим календарь с обнаженной натурой?» – робко предлагает одна. Подруги ее не поддерживают, зрители весело смеются – но такое было!
Картина, хоть и числится комедией и действительно очень смешная, как всегда бывает с хорошими фильмами, многопланова: здесь и социальный пласт, фактически анализ нынешнего состояния глобализированной французской промышленности, и психологические портреты главных героев, и вопросы «мужского / женского», поданные весело, но вместе с тем вполне серьезно.
Интересно, что почти все написавшие о фильме (кроме Ивана Данилова в КМ.ру) либо видят слово «комедия», но старательно не замечают слова «черная» и «анархическая» – как Алена Данилова, которая делает вид, что не понимает, о чем картина (может быть, конечно, и вправду не понимает), и успокаивает зрителей: «Люди, все хорошо – Изабель Аджани все так же прекрасна, в Париже по-прежнему макают в кофе круассаны и целуются на скамейках, у Люка Бессона, как и у многих его коллег, пока еще не пропало чувство юмора». Либо, как Станислав Зельвенский, который тоже не увидел комедии и счел картину безвкусной (в частности, потому, что один из персонажей – умирающая больная) считают, что сюжет фильма – это «бунт изгоев в равнодушном мире, маленький человек против капиталистической машины». Какой, однако, у членов жюри киноконкурса в Сан-Себастьяне дурной вкус: дали приз за лучший сценарий фильму, где «черта, за которой милая эксцентричность чудака перерастает в однообразные кривляния сумасшедшего (тем хуже, что мнимого), приходится минуту на тридцатую»!
Да, в фильме нет туристического Парижа и романтических приключений: бедные неумные люди, которые поставлены в безвыходное положение. В их жизни не было ничего хорошего – и как раз очень достоверно, мне кажется, Мишель уговаривает свою кузину хотя бы умереть ярко – раз ей все равно недолго осталось: что интересного она в жизни видела?
Трансформации главных героев мотивированы, а сами они вызывают лишь сострадание. Луиза/Жан-Пьер же не от хорошей жизни переоделся женщиной: нищий фермер отсидел 15 лет за убийство банковского служащего, который пришел выбивать деньги по кредиту (почему именно убил, не скажу! смотрите фильм), а когда вернулся – деваться ему было некуда. Ферму за бесценок купил какой-то горожанин и открыл на ней «органический» отель (нового хозяина играет сам продюсер Матье Кассовиц, уморительно серьезно разливающийся перед клиентами соловьем о домашнем хлебе, «натуральных биофруктах» прямо из Габона, «биоовцах» и «этих, как их, натуральных яйценосных биокурах»). Устроиться Жан-Пьер смог только в городе – на заводе игрушек, а работали там только женщины. Пришлось называть себя Луизой, платить управляющему ежемесячную дань за молчание, жить в доме под снос (который в итоге взорвут, но героиня об этом узнает только постфактум: она не умеет читать, знает только буквы, которым ее обучил соседский мальчишка) и питаться голубями, отлично попадающими в крысоловку.
Мишель/Кати – тоже несчастное существо, живущее в выдуманном мире. Пока обстоятельства не заставляют его действовать, он лишь предается фантазиям и коллекционирует пистолеты, сделанные его соседом – сумасшедшим инженером. И все эти фантазии – из кино и телевизора, в крайнем случае – из глянцевых журналов. Реальность жестко ставит героя на место: ничего из того, что он пытается сделать по образцу, заимствованному из медиа, не выходит: неудивительно, ведь только очень простодушные люди, вроде Мишеля, верят, что по телевизору говорят правду!
А сумасшедший инженер, который построил действующую модель атаки на «башни-близнецы», вообще выглядит собирательным образом. Этот, наиболее странный из всех персонажей – «типичный представитель нашего времени, параноидальный индивидуалист, который больше не верит в то, что ему говорят», как определили его сами режиссеры.
Критики отмечают сходство фильма с картинами и Аки Каурисмяки. Всё это верно, авторы этого и не скрывают, наоборот, говорят, что хотели снять комедию о рабочем классе, что-то среднее между братьями Дарденнами и братьями Коэнами. Вспоминается, однако, еще и фильм Клода Шаброля «Церемония» (не только из-за деталей – там главная героиня тоже не умеет читать, – но и из-за основной сюжетной линии) – влияние, возможно, специально не подчеркнуто, но наверняка существует.
А у нашего зрителя «Луиза-Мишель», скорее всего, вызовет в памяти фильмы Юлиуша Махульского – и «Кингсайз», и «Киллера», ну и, конечно, «Секс-миссию». Картина многим на них похожа – и неожиданными сюжетными поворотами, и гэгами, и своеобразным несколько абсурдистским юмором.
«Каждый может начать изменение общества с себя», – сказала историческая Луиза Мишель. Кинематографические Луиза и Мишель так и поступили.
