Антипотребление и социализм
Как критика”общества потребления”превращается в новый “опиум для народа”? И как убедить антиконсьюмеристов бороться за социализм?
Антипотребительство или антиконсьюмеризм — распространённая сегодня идеология, направленная на критику избыточного потребления, искусственно навязанных потребностей, брендов, шопоголизма и иных зол, в которых по мнению её сторонников, погрязло значительное число членов общества. Её сторонники считают, что отказ от излишних, ненужных благ является добродетелью; а чрезмерное, сверх необходимого потребление — вредной привычкой и заблуждением. Свои взгляды они обосновывают ссылками на мораль, на человеческую природу, на общее благо и экологию, зачастую связывая всё это с антикапитализмом и борьбой за социализм.
Но являются ли в действительности антипотребительские идеи социалистическими? Давайте разбираться.
На протяжение истории элементы антипотребительства можно найти уже в далёкой древности. К примеру, античный философ Диоген Синопский, представитель кинической или цинической философии, проповедовал максимальное упрощение жизни, отказ от излишеств и социальных условностей: жил в бочке, ходил в лохмотьях, общался со всеми на равных и глумился над остальными согражданами, имевшими пристрастие к комфорту.
Подобные идеи разделялись философами стоической школы, хотя далеко не всегда последовательно: к примеру, философ-стоик Сенека распоряжался капиталом в несколько десятков миллионов сестерциев — громадная по тем временам сумма.
В более грубом виде идеи пренебрежения общественными благами получили развитие в религиозной среде — в христианском монашестве и в сектах индийских йогов, занимавшихся самоистязанием, чтобы “умертвить плоть” и приблизиться к богу.
В новое время многие философы и интеллектуалы разделяли идеи опрощения, в том числе — Жан-Жак Руссо и великий русский писатель Лев Толстой.
Таким образом, антипотребительство в различных его вариантах — явление общественного сознания. А поскольку общественное сознание определяет общественное бытие, то чтобы понять причины антиконсьюмеризма, рассмотрим социальные условия его возникновения.
Антиконсьюмеризм снизу: зелен виноград!
Для того, чтобы отказаться от потребления чего-то излишнего — или, напротив, согласиться его потребить, необходимо, чтобы это излишнее сперва было произведено. Что подразумевает достаточно высокий уровень развития материального производства. В рамках данного различения и конституируется пара Субъект и его Другой: антиконсьюмерист и потребитель, Диоген и Александр Македонский, апостол Пётр и император Нерон, Джон Зерзан и Дональд Трамп.
Можно предположить, что антиконсьюмеризм является реакцией на роскошь как необходимый продукт общественного развития. В самом деле: большинство, если не все известные антипотребители стремились представить роскошь — то есть уровень благосостояния, превышающий некую “норму”, “необходимый минимум”, как нечто чрезмерное и ненужное. Игнорируя тем самым историчность нормы и рост производительных сил, следствием которых является в целом рост материального благосостояния масс: мало кто из современных антипотребителей согласится жить не то что в пещере с каменным топором — но даже в традиционной избе-пятистенке, рожать по 15 младенцев и жить по Домострою.
Относительно последовательную позицию среди антиконсьюмеристов проводит ничтожное меньшинство анархо-примитивистов, открыто отрицающих достижения цивилизации и мечтающих вернуться даже не в пещерное, а сразу в доплеменное или животное состояние: жить в лесу и молиться колесу. Очевидно, что такая идеология является и наиболее реакционной, поскольку выступает против всего общественного прогресса разом. Но и наименее вредоносной, поскольку не имеет и никогда не найдёт в современном обществе материальной базы и классового интереса, способных привести её к реализации. Даже сами анархо-примитивисты вынуждены для пропаганды своих идей пользоваться отрицаемой ими культурой: языком, интернетом и другими благами, что ясно указывает на нежизнеспособность подобных воззрений.
Тем не менее, некая социальная база у антиконсьюмеристской идеологии всё же имеется, а именно — граждане, разочаровавшиеся в благах, рекламируемых и потребляемых буржуазией. Отказываясь от потребления и призывая окружающих к тому же, всякий антиконсьюмерист решает внутри себя моральную дилемму: либо я потребляю вещи и тем самым определяюсь через них, становлюсь от них зависимым — либо я отказываюсь от потребления, а значит и от привязанности к вещам. Отсюда идут расхожие трактовки потребителей как “рабов капитала”, а самих антиконсьюмеристов как “свободных граждан”, и т.п.
Кроме того можно предположить, что страх консервативно настроенных антиконсьюмеристов перед разного рода “излишествами”в духе”общества потребления”, массового аморализма и тому подобных вещей, объясняется двояко: социальными и физиологическими причинами. С социальной точки зрения бессистемный выход за границы так называемых общественных норм во многих случаях приводит к тяжким последствиям для здоровья, наблюдая которые бессознательные граждане воображают, что и с ними произойдёт нечто подобное, если они прекратят верить в богов, семью, государство и тому подобные вещи. А с физиологической точки зрения они воспринимают выход за границы их представлений о «норме» как нервное напряжение, превышающее их способность его перенести без ущерба для психики. Для отдельных нейронов, например, существует порог реагирования, как и для участков мозга в целом; эпилепсия есть разбалансировка механизмов саморегуляции возбуждения, выражающаяся в припадках и других вещах.
Тем самым, антиконсьюмеризм снизу является реакцией как на очевидно вредные излишества, подрывающие здоровье и противные здравому смыслу — так и на пропагандируемое маректологами неограниченное потребление, остающееся не достижимым для большинства членов общества. В этом смысле всякий антиконсьюмерист напоминает персонажа басни «Лисица и виноград», в переводе Крылова звучащей следующим образом:
Голодная кума Лиса залезла в сад;
В нем винограду кисти рделись.
У кумушки глаза и зубы разгорелись;
А кисти сочные, как яхонты горят;
Лишь то беда, висят они высоко:
Отколь и как она к ним ни зайдет,
Хоть видит око,
Да зуб неймет.
Пробившись попусту час целый,
Пошла и говорит с досадою: «Ну, что́ ж!
На взгляд-то он хорош,
Да зелен — ягодки нет зрелой:
Тотчас оскомину набьешь».
В самом деле: если до винограда нельзя допрыгнуть, значит он ещё зелен; если новый айфон стоит как ваша годовая зарплата, значит это буржуазное излишество.
Антиконсьюмеризм сверху: денег нет, но вы держитесь!
Иными словами, антиконсьюмеризм представляет собой опиум народа — средство самоконтроля и самооправдания той нищеты, в которую капитализм загоняет большую часть населения. И в соответствии с известными законами истории господствующие классы скоро находят ему применение, превращая в целенаправленное средство убеждать массы в том, что они и впредь должны пребывать в “честной бедности”, не стремиться к большему и не соваться в политику, которая, будто бы, есть “грязное дело”, а не научно обоснованная борьба за социалистическое будущее объединённого человечества. Тем самым, антиконсьюмеризм становится опиумом для народа, примеров которого в риторике наших господ можно найти сколько угодно. Рассмотрим некоторые из них:
23-го мая 2016-го года Д. А. Медведев, занимавший в то время пост председателя правительства РФ во время визита в Феодосию на вопрос пенсионерки о том, собираются ли индексировать нищенские пенсии, ответил: “Её [индексации] нигде нет, мы вообще не принимали, просто денег нет сейчас. Найдём деньги, сделаем индексацию. Вы держитесь здесь, вам всего доброго, хорошего настроения и здоровья!” В сокращённом виде выражение “Денег нет, но вы держитесь!” стало крылатым, исчерпывающе характеризуя уровень заботы нашего правительства о благосостоянии масс.
В 2018-м году глава Минтруда Саратовской области Н. Соколова высказалась подобным образом в разговоре сНиколаем Бондаренко, заявив, что прожиточного минимума в 3,5 тыс. руб. “вполне достаточно для минимальных физиологических потребностей”. Депутат Бондаренко, опробовавший сей совет на практике, за неделю похудел на несколько килограммов, его настроение и работоспособность существенно снизились. Тем самым гипотеза, что на 3,5 т.р. в месяц можно нормально прожить, была опровергнута экспериментально.
Глава департамента молодёжной политики Свердловской области Ольга Глацких в том же 2018-м году обрадовала молодых активистов следующими словами: “Вам государство вообще, в принципе, ничего не должно. Вам должны ваши родители, которые вас родили. Государство не просило их вас рожать, если мы будем идти от истоков”. Правда, через полтора месяца она вынуждена была уйти с поста, поскольку молодые и не очень граждане высказали в интернете предельно ясно, что они думают о подобной политике.
Господам на высоких постах вторит писатель Проханов, уже в 2022-м году призывающий нас терпеть и смириться: “Русский народ перебьется, он уйдет из городов в поля, в леса. Будет собирать грибы, ягоды, орехи — русский народ готов в минуту больших печалей превратиться в народ-бурундук, народ-хомяк, он будет запасать на зиму всякие корешки, всякие луковки”. Показывать пример выселения из московской квартиры в поле и питания корешками писатель Проханов, впрочем, отказался. А жаль!
Философ Александр Гельевич Дугин, известный метафизик и отъявленный мракобес9-го марта сего года заявил, что: “Люди, на которых болезненно действуют экономические санкции, не русские люди. Русские в такие великие моменты истории нечувствительны к материи. Тем более, всё вернётся, но это совершенно неважно. Должно быть неважно. Мы бьёмся не за это. Мы бьёмся за совершенно новую и намного лучшую жизнь. И она у нас будет, если мы будем вести себя как русские”. Выходит, что “русскость” в представлении г-на Дугина оказывается какой-то тайной сверхспособностью, неведомо откуда взявшейся и позволяющей обходиться без еды, воды, одежды, воздуха и иных материальных благ, необходимых всем остальным людям для жизни.
На практике это означает, что её носителям можно урезать питание, зарплату и иные блага, пропорционально их “русскости”, что было бы очень выгодно для работодателей. Например, если некто на три четверти русский, а на четверть татарин, то питание и зарплату ему можно сократить вчетверо. А носитель стопроцентной русскости, к которым, по-видимому, принадлежит сам Александр Гельевич, может питаться одним лишь святым духом. Впрочем, хотелось бы проверить его заявление о нечувствительности к материи экспериментально, чтобы сам Дугин и все его единомышленники немедленно прекратили есть, пить и дышать, отказавшись от взаимодействия с греховной материей. Чтобы иметь возможность поскорее переселиться к богу в рай, куда они так стремятся.
Социализм: научный или нищенский?
В полном соответствии с законами диалектики, наряду с низовым и пропагандистским антипотребительством, существует также их синтез — правда, не диалектический, а метафизический, поскольку соединяет худшие стороны обоих. Образцом подобного синтетического антиконсьюмеризма является “национал-большевизм” как идеология политической секты “Другая Россия”, отражающая уродство эпохи, её породившей: распад СССР и капитализм первоначального накопления 90-х.
В статье “Бескультурный национализм “Другой России”“я показал, что несмотря на настояние адептов данной партии, что её идеологией является культурный национализм, то есть политическое объединение носителей русской культуры вне зависимости от их происхождения, ни русской, ни мировой культуры её активисты и идеологи не знают, так как вся она в высших достижениях — космополитична, социалистична, направлена на высмеивание и осуждение предрассудков семьи, государства, религии и частной собственности, случайная комбинация которых и составляет догму современных лимоновцев. Однако наряду с национализмом, частью её идеологии является своеобразно понятый социализм, по своей направленности — нищенский и страдальческий, так как в нём полагается, что если крупные капиталисты живут в богатстве и наслаждениях, то настоящий социалист, по их мнению, должен вести прямо противоположный образ жизни. А именно — нищенствовать и страдать как можно больше. В соединении страданий и нищеты настроенные подобным образом субъекты склонны видеть даже какую-то доблесть, бунт против системы и ещё бог знает что.
Парадоксально, но подобные представления лучше всего описываются в терминах интерсекционального феминизма и постколониальной теории, наиболее рьяно отвергаемых “социалистами-антипотребителями”. Так, в 50-60-е гг. XX века, во время распада колониальной системы африканский психоаналитик и марксист Франц Фанон исследовал, как на его соотечественниках отражается гнёт французского колониализма. В ходе своих исследований он обнаружил две крайности: в некоторых случаях африканцы стремились усвоить европейскую культуру и полностью отбросить собственную, став “большими французами, чем сами французы”. При том что последние зачастую продолжали к ним относиться как к представителям низшей расы. В других случаях африканцы полностью отвергали достижения европейской культуры, воспринимая науку и рационализм как проявления колониального гнёта, которые следовало отвергнуть в пользу традиционных ценностей: магии, шаманизма, родового строя и тому подобного. В некоторых случаях неспособность выбрать между двумя противоположностями, принятием и отвержением европейской культуры, приводила к депрессиям и иным психическим расстройствам, выдавая всецело социальную природу последних.
Подобным же образом нервная система субъектов, усваивающих “национал-большевизм” всецело определяется представлениями отвергаемой на словах буржуазной идеологии. Если для капиталиста “хороший рабочий” означает “умный и покорный”, то есть такой, которого можно удобно эксплуатировать и тот не будет бунтовать против эксплуатации, то ныне покойный Эдуард Лимонов и его последователи выворачивали эту норму наизнанку, полагая, что “плохой для капиталиста рабочий”, то есть революционер, непременно должен сочетать бунт с глупостью, безграмотностью и показным антиинтеллектуализмом. Если всякий буржуа считает сытую и роскошную жизнь высшей ценностью, то для активиста-другоросса ценностью должны считаться голод, нищета, страдания и возможность поскорее лечь в гроб. Последнее выражается в “национал-большевизме” цитированием лозунга японского писателя Мисимы “Да, смерть!”.
При этом характерной чертой “национал-большевизма” является принципиальное расхождение слов с делами, а практики с заявленными принципами. К примеру, если бы Лимонов и его сторонники были последовательны в своей нелюбви к жизни и влечении к смерти, то давным-давно задавились или зарезались (осуждаем суицид), на чём вся их деятельность и закончилась бы. То же верно и в плане превозношения нищеты, страданий и глупости как высших ценностей, о которых тем больше говорят, чем меньше практикуют.
В этом плане их идеология и практика повторяют моменты не только неадекватных реакций африканцев на европейскую и капиталистическую культуру в бывших колониях, но и ряд противоречий гендерной социализации, отмеченных теоретиками феминизма. Например, в ходе социализации к женщинам предъявляют несовместимые требования: быть одновременно и самостоятельными, и покорными; и строить карьеру, и рожать как можно больше младенцев; и ублажать мужа, и жить ради себя, и т.д. В результате усвоение подобных противоречивых установок ведёт к развитию бессознательных комплексов, тормозящих развитие научного мировоззрения и революционного характера как неотъемлемых проявлений здоровой и всесторонне развитой личности. Иные, но также противоречивые установки предъявляются также и мужчинам, выражаясь в другом спектре комплексов и предрассудков, также тормозящих развитие личностей и общества.
Таким образом, идеология “национал-большевизма” является вредным мемплексом, блокирующим развитие её носителей, поскольку предъявляет её носителям заведомо невыполнимые и бессмысленные требования: жить ради какой-то невнятной идеи, то ли родины, то ли вождя, то ли государства – и поскорее умереть за них; презирать опасность – а значит говорить себе и окружающим правду, не взирая на последствия – и врать себе и окружающим, что ты хочешь немедленно помереть, тогда как в действительности парализован страхом перед смертью и общественным осуждением, и т.д.
Того же рода и “социалистический” антиконсьюмеризм “Другой России” и им подобных сект, произрастающий из возведения материальной и культурной нищеты, вменённой низам общества буржуазией, в ранг добродетели. Тем самым, их идеология может быть характеризована не только как бескультурный национализм, но также как нищенский и страдальческий “социализм”, приносящий своим сторонникам большой вред.
С научной точки зрения для того, чтобы быть социалистом, не нужно подвергать себя истязаниям, жить в нищете и стремиться поскорее умереть, к чему призывают лимоновцы и иные вульгарные “социалисты”. Напротив, по словам В. И. Ленина “Коммунистом стать можно лишь тогда, когда обогатишь свою память знанием всех тех богатств, которые выработало человечество”. Марксизм, тем самым, есть учение не об отчуждении, а о присвоении всех богатств, интеллектуальных, социальных и экономических, созданных человечеством — а также о присвоении контроля над их производством ради нашего общего обогащения. То, что сегодня доступно лишь богатейшим капиталистам, в коммунизме станет доступно каждому — а также многое сверх того. Отрицание стремления к лучшей, богатой и насыщенной жизни для всех и для каждого есть не марксистская, а реакционная идея, сторонникам которой не место в коммунистическом движении.
Антипотребление и антизахламление: рациональное зерно
Мы рассмотрели три вида антипотребительской идеологии и отметили возрастающую неадекватность их всех. Вместе с тем следует задаться вопросом: есть ли в антиконсьюмеризме как в целом ложной концепции какое-то рациональное зерно? Его наличие существенно облегчило бы переубеждение сторонников данной идеологии.
В плане потребления вещей мы можем довольно скоро его обнаружить, если обратим внимание на такое уродливое явление жизни при позднем капитализме как патологическое накопительство, или, в просторечии, синдром Плюшкина. Подобно Гоголевскому персонажу, страдающие им лица накапливают дома горы всякого хлама, иногда загромождая свою квартиру до потолка в буквальном смысле. Зачастую всё это сопровождается антисанитарией, если помимо старых одежды, обуви, газет, бытовой техники и тому подобного складируются пищевые продукты. В таком случае нашествия полчищ тараканов, клопов, мышей или даже крыс на жилища соседей гарантированы.
Казалось бы, подобные ситуации демонстрируют буквальную правоту антиконсьмеристов, что существует естественные потребности, и чтобы не впасть в накопительство, нам следует сокращать потребности. Однако в действительности патологическое накопительство является следствием не избытка вещей как такового, который есть лишь результат, а напротив, недостатка трёх важнейших условий адекватного бытия: пространства, общения и гарантированного будущего. В самом деле, при заполнении жилого пространства вещами сокращается объём пространства собственно для жизни, то есть снижается способность к его потреблению. А в целом захламление пространства неиспользуемыми вещами является бессознательным ответом на недостаток общения и страх быть уволенным, ограбленным, арестованным, остаться в голоде и в холоде во время очередного кризиса перепроизводства.
То же верно и в плане захламления времени просмотром дегенеративных сериалов и телешоу, лент соцсетей и тому подобных пустых способов времяпрепровождения. Критика всего перечисленного возможна не с точки зрения антипотребления, а с точки зрения антизахламления. Смысл антизахламления в том, чтобы освободить пространство и время для богатой жизни, включающей потребление качественных вещей, культурных ценностей и качественное общение. Пренебрежение всем перечисленным происходит вовсе не из научного социализма, а из мелкобуржуазной бережливости. А разделение материального и духовного — верный признак не коммунистической этики, а поповской морали.
Отсюда можно вывести некоторые практические рекомендации о том, как строить диалог со сторонниками антипотребительских идей и переубедить их бороться не за снижение потребления, а за социализм.
Выводы:
Вступая в диалог с человеком, заявляющим антипотребительскую позицию, прежде всего следует определиться, насколько он в ней последователен — не является ли он сторонникоманархо-примитивиста Джона Зерзана, или профессиональным антипотребителем, получающим жалованье за внушение народу терпения и смирения. Шансы переубедить антиконсьюмеристов из дух этих крайних групп весьма невелики, так как в одном случае убеждения держатся на фанатизме, а в другом — на денежном интересе, так что вступать с ними в дискуссии, как правило, особого смысла нет: зря потратите время.
Если же, что более вероятно, перед вами умеренный антипотребитель, имеющий разрозненные представления о вреде избыточного потребления, но сам не стремящийся страдать и нищенствовать, и других к этому не призывающий, то задача переубеждения существенно упрощается.
- Прежде всего, следует найти согласие в том, что превозношение нищеты и страданий —явная глупость, которой не придерживаются даже самые ярые антиконсьюмеристы, как светские, так и религиозные.
- Далее следует указать на то, что ограничение тех или иных потребностей имеет своей целью не ограничение как таковое, которое ведёт к нищете, а баланс, нахождение золотой середины.
- После можно легко доказать, что хотя кто-то и имеет “излишние” потребности, отклоняясь от баланса в сторону перепотребления, в мире вопрос нищеты и недопотребления стоит в тысячу раз более остро. И что больше всех призывают к снижению потребления как раз те самые господа, которые строят дворцы и яхты за счёт доходов от эксплуатации, расхищения госбюджетов, мошенничества и бандитизма. В сравнении с которыми желание соседа купить новый айфон или иную вещь, представляющуюся собеседнику излишней роскошью – стремление не к роскоши, а к разумному достатку. А отдельные случаи накопительства, залипания в телевизоре и соцсетях следует рассматривать с точки зрения антизахламления, свободного времени и пространства, а также психологических комплексов, порождаемых капиталистической системой.
- Затем важно показать, что возможность строить яхты и дворцы является необходимым следствием частной собственности средства производства и отсутствия демократического управления на предприятиях, в государствах и в мировом обществе в целом.
- Наконец, следует перейти к разъяснению, чтоглобальный безгосударственный коммунизм есть формация, закономерно вырастающая из капитализма, способная обеспечить научное планирование производства, распределения и потребления, а также демократический контроль над этими процессами. А значит решить искомую проблему недоперепотребления, о которой ваш собеседник переживает.
В целом при агитации полезно приводить жизненные примеры, сильнее действующие на лиц с наглядно-образным мышлением, чтобы восходить от него к понятийному мышлению. Способом перехода является предложение различных ситуаций, в которых взаимодействия описываются понятийными схемами, такими как “если-то-иначе” и т.д. Например, если все откажутся от пользования компьютерами, смартфонами и прочей современной электроникой как “буржуазными излишествами”, то это приведёт к сбоям в работе промышленности, логистики, госучреждений, и нанесёт большой вред здоровью и благополучию граждан. Или, если мы будем верить господам с телеэкранов, призывающих нас потреблять как можно меньше, то это приведёт к ухудшению нашего уровня жизни и к росту их благосостояния. Напротив, социалистические требования повышения зарплат и снижения продолжительности рабочего дня ведут к улучшению уровня жизни, повышению производительности труда, к оснащению производств новыми машинами и иным прогрессивным изменениям в обществе. Поэтому хотя в деталях потребление необходимо балансировать, в целом его рост является желательным и для общества, и для его отдельных членов.
Евгений Коноплёв
Философ
