Шубин А.В. Диссиденты, неформалы и свобода в СССР. М.: Вече, 2008.
Книга Александра Шубина, историка и одного из организаторов проекта «Советское возрождение», посвящена исследованию общественно-политических движений в СССР 1953–1985 годов. Серьезным шагом вперед по сравнению со многими другими исследованиями проблемы стала попытка рассмотреть явление шире границ собственно диссидентских кругов, но в связи с общественно-политической активностью в различных ее проявлениях. Помимо собственно диссидентов различных течений (демократические социалисты, марксисты-ленинцы, анархисты, либеральные демократы-западники, русские консерваторы-националисты, сталинисты), одинаково полно в книге описаны и деятели науки и искусства, представлявшие легальную оппозицию в рамках существовавших «правил игры», которые выражали различные подспудно вызревавшие в советское время общественные течения: «охранители», сторонники демократизации советской модели, национал-патриоты. Здесь же и зачатки «неформальных» социальных движений в СССР: экологического, клубов самодеятельной песни (КСП), «коммунарской педагогики», любителей фантастики. Перед читателем открывается не упрощенная, примитивная картина СССР как «казармы», а полная многоцветья и противоречий общественная жизнь, богатая оттенками. Читатель может ознакомиться с дискуссиями в среде литераторов, историков, ученых-биологов, получить представление о развитии в СССР общественной мысли в 1953–1984 годы.Именно в этот период, по мнению автора, были сформулированы многие плодотворные идеи, развивающиеся в наше время в гуманитарных науках и в современной публицистике.
Вопреки преобладающим в историографии истории СССР 1945–1984 годов мнениям, А.В. Шубин исходит из того, что Советский Союз послесталинской эпохи уже не представлял собой тоталитарное государство, которое осуществляет всеохватывающий идеологический контроль над жизнью широких слоев населения. Политический строй Советского Союза этого периода характеризуется А.В. Шубиным как авторитарный режим при концентрации власти в руках представителей бюрократической элиты. По мнению автора, этот режим уже не осуществлял полномасштабного идеологического контроля над духовной жизнью граждан, проявляющейся в творчестве, и допускал определенный уровень политической и культурной свободы в рамках действий, не ведущих к разрушению стабильного функционирования политической системы, но главное – не разрушающих авторитет правящей элиты на международной арене. Безусловно, речь не идет об апологетике и оправдании авторитарных или тоталитарных режимов в той или иной их трактовке. В центре внимания автора – пространство свободы в СССР, ставшее в 1950–1980-е годы базой для наступления оппозиционно настроенной интеллигенции, которая боролась за расширение гражданских и политических прав и свобод. Так, приводя статистику судебных дел, А.В. Шубин доказывает, что самые суровые брежневские преследования политической оппозиции не достигли даже минимального количества таких же дел, развернувшихся в период хрущевской «оттепели». Большой интерес для читателя представляют факты, свидетельствующие о готовности властей идти на компромиссы с «инакомыслящими». Так, знаменитый роман Б.Л. Пастернака «Доктор Живаго» мог быть издан в СССР совершенно официально. Правда, с некоторыми правками. И не будь роман издан в Италии – не случилось бы и громкой кампании против Пастернака. Министр внутренних дел Щелоков, оказывается, выдвигал идею компромисса с Солженицыным, разрабатывал идеи интеграции инакомыслящих в существующую систему. Похожие идеи интеграции диссидентов, судя по всему, готовил и Ю.В. Андропов. Книга особенно интересна тем, что опирается не только на корпус изданных материалов, но и на архивные материалы, впервые вводящиеся в научный оборот, и на беседы с живыми участниками общественного движения и просто с очевидцами и участниками описываемых событий. Среди них: В.Л. Глазычев, С.Н. Дмитриев, П.М. Кудюкин, В.В. Аксючиц, В.В. Прибыловский, Г.О. Павловский, С.И. Забелин, Р.В. Соколов, В.Р. Хилтунен, М.П. Щетинин и др.
Весьма ценны с этой точки зрения частые параллели, сравнения пространства свободы личности в обществе в современной России, в капиталистических странах Запада и в СССР. И далеко не всегда Запад и современная Россия оказываются в выигрыше. Так, например, по мнению автора, качество киноискусства в Российской Федерации сильно упало: «Сегодня процесс создания гениальных фильмов изображается как хождение актеров и режиссеров по мукам цензуры. Но вот в 90-е годы творцов освободили от государственного гнета – и мы увидели, кто чего стоит без сдержек и противовесов системы, без ее повышенных требований к художнику. Сравните фильмы Э. Рязанова или Л. Гайдая до и после 1991 года. О состоянии киноискусства начала XXI века и не говорю… Задача цензуры заключалась не только в отслеживании крамолы (советские фильмы наполнены эзоповым языком), но и в поддержании культурных, этических и просветительских стандартов. При этом режим не мог тоталитарно управлять созданием фильма, потому что каждый раз чиновнику приходилось иметь дело со сложным художественным коллективом. Слишком сильно нажмешь – сломается. Наберешь послушных – получится халтура, неинтересная «лакировка», которая не привлечет население. Недосмотришь – будет кино «не для всех», которое воздействует на тонкий слой интеллигенции и скучно для остальных» (с. 92–93).
Такой критический и в то же время объективный подход к изучению общественной жизни в СССР, думаю, в гораздо большей мере способствует адекватному понимаю реалий политической, экономической и культурной жизни того периода, чем однобокие мифы, штампуемые либеральными и национал-патриотическими авторами. Между тем именно легковесные и односторонние оценки СССР часто преобладают в оценках людей, далеких от науки, в том числе многих представителей современной молодежи, не заставшей СССР. Будучи преподавателем истории технического вуза, могу это констатировать. Мне не раз приходилось слышать от студентов, как фразы «в СССР – у людей ничего не было, а сейчас хоть что-то есть» и «советская культура – это сплошная агитка», так и легенды и мифы о «великом Советском Союзе», который был разрушен в результате «заговора» и массового «подкупа» части населения со стороны «внешних врагов».
Весьма серьезным фактором, влиявшим на формирование оппозиционных настроений среди критически мыслящих представителей интеллигенции и рабочего класса в СССР, по мнению А.В. Шубина, стала направленность в будущее, к осуществлению коммунистического проекта, заданная марксистской идеологией, хотя и являвшаяся для правящей элиты скорее словесной игрой. Отсюда и определенная близость мировосприятия многих оппозиционно настроенных советских людей к мировоззрению средневековых еретиков, которые видели серьезные противоречия между излагаемыми в «святом писании» идеалами и реальной политикой «секулярного священства» в лице партбюрократии. В первую очередь, это относится к левым диссидентам – марксистам, «новым левым» и анархистам. С подобных позиций подходили к наследию коммунизма и представители коммунарского педагогического движения, которые пытались сформировать коммунистическую субкультуру уже в рамках существующего общества. Аналогичную мысль выразил современный философ-марксист Славой Жижек в своей рецензии на книгу Д. Кина о Вацлаве Гавеле: «Хотя коммунистические режимы были прежде всего зловещим провалом, порождавшим ужас и нищету, в то же время они открывали пространство для утопических ожиданий, которые, среди прочего, облегчили падение самого коммунизма. Следовательно, диссиденты-антикоммунисты наподобие Гавела просмотрели тот факт, что само пространство, из которого они критиковали и отвергали ужас и нищету, было открыто и поддерживалось коммунистическими попытками избежать логики капитализма». «Ужас и нищету», правда, в колоссальных масштабах плодит и современный капитализм. Но как мы видим, формальная идеологическая связь с ориентированным в будущее коммунистическим проектом наносила серьезный идеологический урон правящей бюрократии.
Анализируя развитие отечественной фантастической литературы в 1990–2000-е в сравнении с 1950–1980-ми, А.В. Шубин пишет: «На место поисков будущего пришло увлечение мифом о прошлом (даже не реконструкцией реальной истории, а заведомой сказкой – фэнтези). …Увлечение фэнтези серьезно потеснило фантастику, да и российская фантастика, сменившая советскую, с большим основанием может называться фэнтезийной, чем научной… Откат в «глухой туман деградации» – зеркало отката, деградации, который происходит в обществе после поражения Перестройки. Этот регресс продолжается на советском культурном пространстве до сих пор. Отсюда – и торжество вурдалаков в литературе и в жизни» (с. 342). Эстетизация прошлого связана в современной России не только с литературой фэнтези. Стоит здесь обратить внимание и на такое явление, как формирование идеологий «нью-эйдж», в том числе неоязычества, активно используемого «новыми правыми» националистами для обоснования своих политических концепций. Здесь и появление на экранах фильмов, призванных сформировать у телезрителя сусальные образы Столыпина, адмирала Колчака, генерала Каппеля. Современные же левые, к сожалению, тоже ориентированы скорее на эстетизацию прошлого, нежели на будущее. Безусловно, битва за прошлое необходима и для современных левых, среди которых достаточно много историков. Но используют ли, к примеру, левые авторы для утверждения своих идей такой жанр, как научная фантастика? А.В. Шубин рассматривает известные примеры социально-утопических произведений в СССР, посвященных будущему коммунистическому обществу. Это произведения высокого уровня, с философским подтекстом. Например, романы И.А. Ефремова, братьев Стругацких. Насколько мне известно, теме посткапиталистического общества будущего посвящены только романы Ахманова «Ливиец» и «Ведьмино кольцо. Советский Союз XXI века» того же А.В. Шубина. Другие левые авторы фантастических произведений не обращаются к этой теме. И это при том, что авторы консервативного, националистического толка активно используют для пропаганды фантастическую литературу. Обратите внимание на романы в серии «Войны будущего» издательства «Яуза», где помимо романа А. Шубина вышли произведения Е. Чудиновой, Ф. Березина и других откровенно правых авторов. Левые в этой области пока не очень активны. А жаль. Ведь в период формирования левых течений в Европе в XIX – начале XX веков именно социальные утопии сыграли далеко не последнюю роль по привлечению к движению сочувствующих, дали возможность достаточно полно и понятно для далеких от науки людей сформулировать позитивную программу социализма.
Книга отличается легким стилем изложения, тираж ее по нынешним временам не мал (3 тысячи экземпляров), что предоставляет всем желающим возможность ознакомиться с интересным исследованием истории политической оппозиции в СССР времен правления Хрущева, Брежнева и Андропова.
Дмитрий Рублев