Кризис развивается точно по графику. Неспособность власти справиться с нарастающей волной социальных проблем закономерно перевела его в политическую сферу. При этом механизм управляемой демократии в очередной раз продемонстрировал все свои сильные и слабые стороны. Сила его состоит в том, что до определенного момента политическая система может довольно эффективно сопротивляться не только недовольству общества, но и давлению реальности. Но выдерживать это давление можно не беспредельно. И в этом главная слабость существующего порядка.
Противостояние на Триумфальной было, если верить интернету, жестким в центре, но вялыми на периферии площади.
Мы, не голосовавшие, у которых голоса не украли, кто заранее предупреждал, чем это кончится, нам придется выходить на улицу снова и снова, начать акции против полицейского произвола, участвовать в массовых мобилизациях, поднимая социальные лозунги, требовать не только отмены фиктивных выборов, но и реальных перемен в обществе.
Кризис развивается точно по графику. Неспособность власти справиться с нарастающей волной социальных проблем закономерно перевела его в политическую сферу. При этом механизм управляемой демократии в очередной раз продемонстрировал все свои сильные и слабые стороны.
Отказ от голосования – не акт политического протеста, а лишь акт морального выбора и нравственного самосохранения. Но именно этим он принципиально важен для поднимающегося протестного движения в России.
В течение полутора десятилетий сменявшие друг друга президенты и правительства России заявляли о нашем стремлении вступить во Всемирную торговую организацию. Процесс вступления, однако, затягивался, а препятствия на этом пути возникали всё новые и новые. Как правило, мелкие, но почему-то труднопреодолимые. Возникало чувство (или надежда), что так будет продолжаться вечно. Но на сей раз, похоже, ситуация меняется. Процесс присоединения России в ВТО уже запущен и все документы согласованы. Остается подписание документов и ратификация их Государственной Думой.
Никогда не слышали утверждение, что нет ничего печальнее и унылее, чем неухоженная могила? Я - да, хотя мне скорей кажется, что нет ничего унылее нашей похоронной культуры и сопровождающих ее смутных представлений о смерти и как бы загробной жизни в головах людей, эту культуру разделяющих. Больше того, у меня все связанное с бытующими здесь и сейчас погребальными практиками, вызывает такую тоскливую неприязнь, что не хочется ни жить, ни умирать, а лучше бы уж вообще не рождаться.
Если верить досужей молве, каждую осень у параноиков обостряется мания преследования. Те, кому не интересны дебри психиатрии, в это же время года легко заметят расцвет другой мании. «Мании вторжения в Иран». Однако параноик легко обойдется без всяких реальных оснований своих страхов. Журналистам же поводы для разговоров о новой войне в Заливе подбрасывают политики.
... но не на очередном кинофестивале с участием кинозвезд, а на саммите «большой двадцатки». Лидеры самых экономически развитых стран, заседавшие в течение двух суток, так и не смогли придуматьничего стоящего, чтобы предотвратить углубление глобального экономического кризиса.
Кризис заставил ведущих политиков Евросоюза собираться на консультационные встречи чуть ли не каждую неделю. Вывел он из состояния спячки и самолюбования нобелевских лауреатов по экономике, возбудив служебное рвение экспертов МВФ, Мирового банка, ЕЦБ, а также рейтинговых агентств.
- Их величество предупреждали, что не стоит организовывать столь пышную свадьбу принца. Их величество предупреждали: не трогать Джулиана Ассанжа; их величество предупреждали не завышать курс фунта, их величество предупреждали: не сметь трогать оккупирующих собор святого Павла. Их величество предупреждали... - речь идет, конечно, не столько о самой фигуре британской королевы, номинального правителя, сколько о правительстве Великобритании. Тем не менее, в период роста народного недовольства и требования «большей демократии» такой дорогостоящий анахронизм, как монархия, вызывает особое раздражение.
В чем причины поразившей население нашей страны политической апатии? Почему даже случаи вопиющей несправедливости не встречают в нашей стране системного протеста? На этот вопрос не стоит искать легкого ответа. Причина всего происходящего отнюдь не проста.
Особенностью избирательной кампании 2011 года является то, что всем всё ясно. Никто не сомневается, что процессом управляют, а результат планируется заранее. Никто не утверждает, будто от исхода голосования что-то зависит. Никто ничего не скрывает. И никто активно не ведет избирательной кампании. Партии не борются между собой, а политтехнологи даже не пытаются сделать вид, будто организуют какие-то мероприятия. Они молча и угрюмо пилят бюджеты, подавляя в себе недоброе предчувствие, что это - в последний раз.
Всякая бедная страна, зависимая от диктата имперских центров и международных финансовых структур - в то время, как большинство ее жителей зависят от милости работодателей, или от скудеющей милостыни враждебного к ним государства - неизбежно пытается компенсировать это унижение за счет надуманных поводов для национальной гордости.
Вмешательство Запада не могло не породить новых противоречий и обострить уже существующие разногласия в самом революционном лагере. Если в Тунисе, где первая фаза восстания прошла сравнительно быстро, и в Египте, где обошлось без вооруженной борьбы, эти конфликты были отложены до «второго акта революции», то в Ливии они дали о себе знать уже на более раннем этапе. Проявлением этого стало дело генерала Юниса.
Акция «Оккупируй Уолл-стрит» продолжается уже около месяца, выявив все свои возможности и одновременно спровоцировав бурную дискуссию среди американских левых о том, куда двигаться дальше. Эта дискуссия сейчас идет на ряде сайтов в США и англоязычных сайтов в других странах мира, включая и сайт «Аль-Джазиры», откуда Рабкор.ру с сокращениями и перепечатывает этот текст.Несмотря на то, что материал изобилует деталями, значимыми лишь для людей, знакомых с географией Нью-Йорка (но весьма поучительных для всякого, кто задумает организовать свой собственный протест в каком-лиибо ином месте), редакция сочла текст достойным перевода, просто потому, что он дает русскому читателю возможность почувствовать атмосферу и тон дискуссий, идущих сегодня в протестующей Америке.