На Рабкоре уже развернулась целая дискуссия по вопросу о социалистической морали, начало которой положила статья Дениса Березуцкого. Надо сказать, что при всём богатстве приведённых точек зрения, спор вёлся на достаточно абстрактном уровне. Денис Березуцкий, Андрей Рудой и Ярослав Бутаков — каждый со своей точки зрения — рассмотрели вопросы происхождения, классовой сущности и ценности морально-этических норм. В статьях товарищей Березуцкого и Рудого выведены две практически противоположные точки зрения на классовую сущность морали, которые можно с некоторой долей условности назвать «пролетарским нигилизмом» и «этическим социализмом». Попробуем разобраться в том, из чего на самом деле вырастет социалистическая мораль.
Ярослав Бутаков попробовал снять противоречие между двумя этими точками зрения, рассмотрев происхождение морали. Конечно, действительное их противоречие так не разрешается, но мы получили важное уточнение: окончание устранение классовых противоречий в обществе не означает ни конца морали, ни разрешения всех её проблем. В своём рассмотрении исторического происхождения морально-этических норм товарищ Бутаков также указал на их функцию в обществе. Если обобщить его замечание, то мораль является инструментом саморегуляции и самосохранения коллектива. В классовом обществе она дополняется также правом, пытающимся, как один из институтов классового господства, подменить собой мораль, перехватить часть её функций.
Разрешение противоречий в вопросе о социалистической этике следует искать в вопросе о революционном субъекте и его атрибутах. Дело в том, что любой революционный класс несёт с собой новую мораль и, по мере вызревания и развития революционного процесса, эта мораль приобретает черты всеобщности. Наиболее рельефно это видно на примере буржуазных революций. Молодой класс буржуазии выражал через своих глашатаев — деятелей Просвещения — идеалы не только свои, но и наиболее передовых элементов класса феодалов, а также уже зарождающегося рабочего класса. Свобода, равенство и справедливость, вера в человека — все эти ценности не утратили своей актуальности и сегодня. Другой вопрос, что когда передовой класс уже завоевал власть и должен теперь её отстаивать, эта всеобщность даёт трещину, а затем и сжимается до границ узкоклассовых интересов.
Тем не менее, угнетённый класс продолжает воспроизводить моральные ценности новых угнетателей, причём даже тогда, когда начинает с ними бороться. Впрочем, по ходу борьбы и осознания классом самого себя формируются и новые этические принципы. И дело здесь не столько в том, что нужно подвергнуть критике и разрушить «духовные скрепы» старого общества, сколько в необходимости новой этики как инструмента формирования новой общности. Когда практика классовой борьбы приобретает устойчивые, а не спорадические формы, появляются и общие этические ценности. Собственно, любая устойчивая и обособленная группа рано или поздно формирует свои собственные особые этические нормы, примеров тому масса.
Этические нормы находящегося в процессе становления революционного субъекта могут поначалу и не противоречить ценностям, декларируемым правящим классом, но обязательно вступают в противоречие с теми, которые он исповедует на деле. Отсюда так распространённое на ранних этапах классовой борьбы требование правды. Русский крестьянин искал правды, а проснувшийся от политической летаргии столичный обыватель требует «честной власти». Корень этой наивности в том, что человек, только-только вступивший на путь классовой борьбы, ещё не утратил веры в универсальность морали, провозглашаемой правящим классом. Он уже познал свободу негативную, но до познания позитивной свободы ему далеко.
Так или иначе, пройдя через победы и поражения, через расставленные правящим классом капканы и западни, нарождающийся класс избавляется от своих старых иллюзий. В том числе, он уже не ожидает того, что его противник будет вести себя на этой войне хоть сколько-нибудь честно. Одним из результатов этого «долгого пути через институты» является новая этика, всем своим существом отрицающая мораль правящего класса и его прислужников. Революция является моментом испытания, в том числе, и для этой новой этики. Самый главный вопрос в том, сможет ли это бусидо классового борца быть также кодексом строителя нового общества?
Отсюда произрастает требование внутренней целостности и последовательности этики. Подводя итог развития либерализма как продукта буржуазных революций и развития идей Просвещения, можно увидеть, что внутри буржуазных ценностей уже изначально были заложены противоречия, приведшие либерализм и буржуазную демократию к отрицанию самих себя. При этом самое главное противоречие — между свободой и частной собственностью — видели ещё экономисты классической школы, такие как Адам Смит.
Что ж, современное издание либерализма было бы сущим кошмаром для просветителей: Монтескьё, Руссо, Дидро и других. Принцип частной собственности, как подброшенный в гнездо птенец кукушки, погубил всех прочих своих соседей: свободу, равенство и братство. Мечта о мелком собственнике как основе общества и гаранте устойчивого развития общества обернулась кошмароной реальностью забитого, реакционного, крайне зависимого от властей и мирового рынка мелкого хозяйчика. Для того чтобы убедиться в этом, достаточно взглянуть на ту же Польшу. Не осталось и следа от той апологии честного производительного труда, с которой выступали Просветители — вместо него превозносится образ жизни пассивного потребителя, зарабатывающего на жизнь не трудом, а азартной игрой: на бирже, в рулетку или со своей совестью. Буржуазная демократия же уже давно выродилась в политический цирк, где самым главным клоуном выступает одураченный ложным разнообразием партий избиратель. Принцип Tabula Rasa, некогда означавший освобождение от оков феодализма, теперь принял чудовищные формы циничного насилия над личностью и памятью человека и коллектива (это уже стало у автора статьи общим местом). И, наконец, самым циничным образом неолиберализм расправился с самим Просвещением. За это ответственен, казалось бы, самый «левый» элемент буржуазной идеологии, а именно постмодернизм, этот сорняк, выросший на благодатной почве марксизма.
Специально для тех, кто до сих пор верит в некий «истинный либерализм», не имеющий якобы никакого отношения к неолиберализму: его больше нет. Он был убит и похоронен ещё на улицах Парижа, Вены и Будапешта в далёком 1849 году. С тех событий прошло уже полтора века, и те, кто до сих пор пытаются оживить этот труп, — либо дураки, либо враги. Настоящим же преемником старого либерализма является именно неолиберализм, справедливо приравниваемый многими к фашизму. Налицо полностью легальное правопреемство. Во-первых, обе идеологии являются атрибутами одного и того же субъекта — класса буржуазии. Во-вторых, сами неолибералы провозглашали в качестве своего кредо возврат к идеалам классического либерализма. Вот вам и вся палеонтология буржуазной морали.
Тем не менее, вернёмся к вопросу о социалистической морали. Итак, наша система ценностей должна быть изначально непротиворечивой. Это вовсе не предполагает того, что такие противоречия не возникнут в будущем. Так или иначе, в нашей морали нет места ни беспринципности, ни достоевщине с её крокодиловыми слезами о «слезинке ребёнка». Обе эти позиции можно расценивать как проявление узко тактического, а не стратегического понимания этики и её роли в человеческом обществе. И здесь не мешает вернуться к тому, что подробно рассмотрел в своей статье Ярослав Бутаков — к биологическим корням морали. Добавлю к его мыслям лишь одно небольшое замечание:
При всех сходствах, тем не менее, биологический базис поведенческих установок человека радикально отличается ото всех прочих видов животных. Дело в том, что там, где животное приспосабливается, применяется к среде, человек старается изменить среду под себя. Момент перехода между двумя этими моделями поведения остаётся одним из самых важных и сложных вопросов, который стоит перед антропологией. Тем не менее, основные биологические детерминанты морально-этических норм всё равно сохраняют привязку к принципам целесообразности и самосохранения. Что бы ни ныли разного рода евролеваки, но настоящая мораль производна от природы и оттого всегда целесообразна. В этом плане прекраснодушие наших евролеваков и левых либералов было упреждено ещё Ницше в его «Генеалогии морали».
Требование радикальной последовательности в поступках, в тактическом масштабе кажущееся не всегда разумным и даже иногда сумасбродным, глубоко целесообразно. «Макиавеллистское» же лавирование в условиях ограниченности ресурсов — это неоправданная, даже преступная растрата сил для революционера. Соглашательство плохо в первую очередь именно из-за этого, и уже затем заслуживает осуждения товарищей по борьбе. Честность с товарищами и, особенно, с массами тоже имеет высшую стратегическую целесообразность. Не надо думать, что массы a priori глупы, доверчивы и готовы, не моргнув, проглотить любую ложь. Первый, второй раз это может удаться, но на третий раз вы рискуете попасть в ситуацию мальчика, который кричал «волки!» Что бы ни говорили о «благородной» лжи, но стратегически она глубоко вредна и в этом плане хуже даже лжи злонамеренной . Ещё одно преимущество честности — честный человек, которому нечего скрывать от товарищей, имеет своего рода иммунитет ко лжи и интриганству, так распространённому в нашей политической среде.
Венчает эту конструкцию принцип «твори, что проповедуешь», являющийся высшей формой экономии и концентрации сил. В конце концов, думать одно, говорить другое, а делать и вовсе третье — чрезвычайно затратное занятие. Последний приведённый принцип на практике требует того, чтобы коммунистическое движение сделало свою организацию первым плацдармом новой жизни. Хотя бы потому, что лишь тот, кто испытал на себе особенности жизни по коммунистическим принципам, может научить им остальных. А из этого вытекает и необходимость отказа от старой, авторитарной модели лидерства и дисциплины. Предложенный Мао принцип «огня по штабам» здесь как нельзя кстати. Более того, сам «штаб», в случае угрозы делу, должен быть способен без лишних колебаний «вызвать огонь на себя». В целом, движение должно быть кузницей нового человека, полноценного субъекта истории, а не винтика системы.
Важно также отметить — как бы ни огорчало это некоторых моих товарищей — что человек-творец не может вырасти из патологического бездельника, не прошедшего школу труда. Речь идёт именно об освобождении труда, а не о легализации безделья. Правильность этого можно видеть уже сейчас, когда старшее поколение левых маргиналов в условиях обострения классовой борьбы оказывается на деле по ту сторону баррикад. Ирония ситуации в том, что левый маргинал гораздо более буржуазен, чем те, кого он в буржуазности обвиняет: рабочих, студентов, учёных и т.д. В своей причастности к «левой тусовке», своих жалких «исторических заслугах» он видит политический капитал, якобы дающий ему право пить, дебоширить, бездельничать за счёт общества и всячески мешать своим более адекватным собратьям по борьбе. В итоге такие «товарищи» охотно идут в подручные буржуазным силам, будь то либералы или КПРФ, и это вполне логично. Для защиты от таких людей и был, очевидно, придуман принцип «заслуги перед партией истекают в полночь». Важно и то, что описанная выше этика с её аскетизмом и лаконизмом восстаёт против одного из главных свойств современного капитализма, а именно, его чудовищной расточительности.
Из приведённой выше цепочки моральных принципов явствует идеал нового, коммунистического человека. Он честен, последователен, ценит труд и товарищество, дисциплинирован, но думает своей головой, он преодолел в себе собственническое отношение к людям и их поступкам. Словом, это человек, прошедший между Сциллой казарменного коллективизма и Харибдой буржуазного индивидуализма. Такие люди уже есть и сейчас — их цельные и красивые фигуры, словно алмазы, сверкают в массе тех, кто уже вступил в борьбу за лучшее будущее. Немало таких людей и в исторической памяти человечества, именно они и отмечают собой периоды наиболее активной самодеятельности масс. И чем более последовательной и целенаправленной будет становиться наша революционная практика, тем больше таких людей будет порождать общество, вплоть до того, что это некогда редкое исключение станет всеобщей нормой. Пока же мы имеем лишь некоторые предпосылки для рождения новой морали. Так или иначе, социалистическая мораль — вопрос далеко не праздный. Хотя бы потому, что от внутренней атмосферы в рядах левого движения в немалой степени зависит успех нашего общего дела.