Вот уже несколько лет 4 ноября ассоциируется в России не столько с Днем народного единства, сколько с заметными акциями ультраправых. Накануне этой знаковой даты обозреватель Рабкор.ру Михаил Нейжмаков встретился с Галиной Кожевниковой – заместителем директора Информационно-аналитического Центра «СОВА», занимающегося проблемами проявлений национализма и ксенофобии в современной России. Как в России чуть было не был поставлен под сомнение Нюрнбергский приговор? В чем могла заключаться ошибка антифа и Станислава Маркелова? Что может связывать нацболов и «молодых единороссов»? Как прослыть в ультраправой среде «провокатором ФСБ»?Могут ли эмо и готы оказаться эффективнее левого движения? Об этом и многом другом читайте в интервью.
Ошибка антифа и Станислава Маркелова?
Галина Владимировна, в конце октября был опубликован доклад Центра «СОВА», озаглавленный «Государство и ультраправые: позиционная война». За прошедший год так серьезно изменилось отношение государства к ультраправому движению?
Надо понимать, что ультраправое движение не является консолидированным. Отношение государства изменилось по отношению к ряду групп, которые в итоге и подпали под серьезное давление, в частности, Движение против нелегальной иммиграции (ДПНИ). К ним отношение властей действительно изменилось разительно – когда в течение года на лидеров разного уровня заводится не менее шести уголовных дел, это о многом говорит.
С другой стороны, за это время появились новые группировки, чье значение пока не совсем осознано государством – возможно, в силу того, что ими используется «правильная», с точки зрения государства, риторика, не оппозиционная.
Разительно изменилось отношение к насильственным преступлениям – это можно утверждать без всяких оговорок. Правоохранительные органы охотнее стали признавать расистский мотив. МВД явно хочет понять реальную ситуацию в связи с насилием в стране, и в связи с этим у нас установились какие-то контакты с правоохранительными органами. Но активность правоохранительных органов направлена против конкретных преступников, совершающих насильственные действия. Единой стратегии в отношении ультраправых у государства не существует. Потому мы и говорим о позиционной войне, странном противостоянии, когда стороны отошли на заранее подготовленные позиции. Если одна из сторон нарушает правила игры, то получает жесткий ответ, как ДПНИ. Если нет – пусть немного погуляет.
По-моему, до суда в этом году дошло около 40 уголовных дел в отношении ультраправых радикалов….
Есть общая проблема правоохранительной статистики. Квалификация. Если жертве преступления, извините за цинизм, на лице свастику не вырезали, дело заводится по части 1 статьи 105 УК РФ, то есть констатируется сам факт насильственного преступления. Мотив, если он есть, может обнаружиться лишь через месяц-два. Поэтому говорить, сколько дел заведено, очень сложно. Мы знаем, что в этом году только за насилие вынесено 38 приговоров. Это серьезно. Это уже исторический максимум. Предыдущий максимум был в прошлом году – 36 приговоров. Но текущий год еще не закончился – возможно, будут новые приговоры. И улучшилась качество работы правоохранительных органов. Наконец-то наши прокуроры отказались от применения 282 статьи УК за насилие. И это юридически правильно: ведь, как правило, расист, скажем, наци-скинхед, никакой ненависти не разжигает – он просто идет и убивает, потому что именно он, наци-скинхед, ненавидит. А до остальных ему нет дела.
А есть статистика соотношений приговоров ультраправым и антифа?
Тут сложно говорить, потому что мотив ненависти не всегда вменяется… Мы знаем два приговора антифа-активистам в этом году, в котором был вменен мотив идеологической ненависти. Мы знаем, что еще в одном деле пытались вменить, но в результате не стали, мотив ненависти к «социальной группе». Но тут, кажется, обошлось. Видимо, сообразили, что обвинение в таком случае вступает в конфронтацию с Нюрнбергским приговором. Человек говорит «Да, я фашизм ненавижу» – и ему говорят про идеологическую ненависть, на основании которого он совершил преступление. У нас в свое время были жаркие дискуссии, мы отговаривали наших коллег от этой недальновидной инициативы – лоббирования внесения в закон мотива идеологической ненависти. На этом мотиве настаивали многие, например, Станислав Маркелов. И это понятно: ведь у него к тому времени уже были дела по нападениям неонацистов на антифа-активистов. Мы же тогда говорили о том, что размах идеологического насилия не столь велик, чтобы квалифицирующим признаком его вменять. И если есть социальная группа «антифашисты», ненависть к которой может вменяться в приговоре, значит, есть и социальная группа «фашисты». За что боролись – на то и напоролись. Другое дело, что государство оказывается в этой ситуации в очень странной позиции. Одно дело защищать от насилия гражданина – это святая обязанность государства, которая просто не обсуждается. Но делать «фашистов» защищаемой группой, а «фашизм» – защищаемой идеологией… есть в этом какой-то нонсенс. Что же касается конкретики, то в этом году квалифицирующим мотивом идеологическая ненависть стала в двух приговорах антифашистам – оба в Казани И с квалифицирующим мотивом было вынесено два других приговора за нападение на антифашистов – в Нижнем Новгороде и Курске. Два-два.
А так, я уверена, что и нападения молодежных групп друг на друга продолжаются, и суды выносят «безмотивные» приговоры. Но мы об этом очень мало знаем, поскольку это практически не афишируется.
По-моему, в постановлении о заключении под стражу активиста антифа Алексея Олесинова ему вменялось «противостояние интересам лиц, пропагандирующих деятельность
Но ему все-таки не включили такой мотив в обвинение. К сожалению, закон написан плохо. Это создает возможность многочисленных злоупотреблений. В случае с Саввой Терентьевым была социальная группа «сотрудники милиции». А когда-нибудь может появиться приговор человеку, обвиняемому в ненависти к «идеологической/политической группе “«Единая Россия”». Не было пока, по-моему, таких прецедентов, но не удивлюсь, если будет. С другой стороны, правоприменитель фактически не знает, что делать. Поэтому привлекаются эксперты. Один эксперт говорит, что милиция – социальная группа, другой – что нет, милиция не социальная группа. Пока не будет разъяснений Верховного суда РФ, что считать идеологической или социальной группой, которые должны быть защищаемы законом, на мой взгляд, стоит воздерживаться от такой квалификации. Или, конечно, можно попытаться изменить закон, но я пока такой возможности не вижу.
В упомянутом выше докладе Центра «СОВА» говорится, что в качестве инструмента борьбы с ультраправым насилием стал применяться гражданский иск в уголовном процессе о выплате компенсации жертвам или их родственникам. Каким образом он действует?
Это эффективный инструмент разрушения инфраструктуры поддержки осужденных ультраправых. Существует то, что мы называем неонацистским подпольем. Если описывать упрощенно, то это явление двухуровневое. Первый уровень – автономные законспирированные группы, которые координируют свои акции, договариваясь убивать людей определенной внешности. Но есть другой уровень – ведь движение взрослеет. Идет сбор денег на поддержку заключенных, на адвоката и т.д. Юридическое сопровождение, организация пиар-акций. Это хорошо видно на примере «Русского вердикта», организации под эгидой «Русского образа», публичным представителем которой является Алексей Барановский. Они работают по одной схеме. Сначала заявления о том, что нарушаются методы следствия. Потом создается положительный образ осужденного в доступных им СМИ, когда мама, соседи или подруга говорят, какой это хороший мальчик, который ничего не совершал, а если совершил, то жертвы сами виноваты. А уж если дело доходит до суда и до вердикта, то могут опубликовать и данные судей, присяжных и т.д. Это, правда, пока не приносит особых результатов. Но лиха беда начало.
Нужно понимать, что для всего этого нужны деньги и их обычно находят. Но если осужденный обязан выплачивать компенсацию (он ее может не выплачивать – но тогда не сможет рассчитывать на условно-досрочное освобождение), то здесь совсем другое дело. Можно «белому собрату, герою» собрать деньги на адвоката или чтобы ему комфортно на зоне сиделось. В случае же компенсации по иску получается, что придется собирать деньги, «врагам», «инородцам» или как там еще ультраправые радикалы могут называть своих жертв. А если потенциальный арестант поймет, что никто ему денег не даст, он не будет стремиться в эту среду войти и стать «белым героем».
Это хорошая практика. Но, к сожалению, не распространенная. В этом году подобных прецедентов, насколько известно, было только два. Но если убит человек из Средней Азии, вряд ли его семья приедет на суд. Прокурор же гражданский иск подать не может.
Ультраправые готовят революцию?
Когда начинался экономический кризис, часто говорилось, что с его углублением будет увеличиваться и число нападений на гастарбайтеров в России. Такой прогноз оправдался?
Мы еще тогда говорили, что это миф, и сейчас очевидно, что не ошиблись. Сложившаяся ультраправая инфраструктура функционирует сама по себе, не завися от внешних обстоятельств – кризис, не кризис. Она может использовать какие-то внешние моменты для раскрутки. Вспомним тот же «Черкизон» и всё, что проходило под лейблом «Нет возрождению Черкизона». Но как причина увеличения насилия – нет. Нападений стало даже меньше. По двум причинам – одна позитивная, другая негативная.
Позитивная заключается в том, что, видимо, все основные группировки, осуществлявшие систематическое насилие в Москве, разгромлены (близкие к Национал-социалистическому обществу или к радикальным неоязычникам). Все вернулось к некоему базовому уровню насилия. Понятно, что наци-скинхеды никуда не делись, но групп, что выходили на регулярную «охоту на чужих», сейчас нет. Информации мало – доносятся какие-то отголоски с ультраправых форумов. Но по наблюдению наших мониторов, насилия действительно стало меньше.
Однако наблюдается и другая – негативная – тенденция. С конца прошлого года ультраправые группировки (и автономные, и все больше организованные) заявляют, что они переориентировались с одного врага на другого. Теперь врагом становится государство как институт, который позволяет неславянам приезжать на «нашу» территорию. Сначала они думали: мы побьем мигрантов, и они больше не приедут. Все равно едут. Тогда решили: мы их убьем, и другие точно не поедут. Все равное едут. Потому что понятно, что эти люди рассуждают в других терминах, а механизм миграции принципиально другой. Но они же видят, что миграция не останавливается – и они находят новую причину. Причем их не устраивает не режим, а нынешнее государство как институт. Поэтому сейчас популярны рассуждения: «Мы будем поводить различные акции, чтобы дестабилизировать обстановку в стране, чтобы показать народу, что государство не способно его защитить». А дальше – классическая революционная теория. Поднимется восстание, государство рухнет, и на его обломках мы построим новый мир. Если раньше об этом заявляли автономные группы, то теперь – консолидированные идеологические группы, которые раньше такого не декларировали. Тот же Дмитрий Демушкин, например, который был сверхлоялен к государству. А как бороться с государством? Путем террора, например. Но устраивать взрывы не с целью напугать или убить «нерусских» Нет, теперь уже этничность жертвы не важна. Раз люди не сопротивляются государству открыто, их называют «овощами». Если погибнет тысяча «овощей», остальные поймут, что государство их не защищает.
Получается, это пересекается с идеями некоторых ультраправых идеологов, что нынешняя «Россияния» является «инструментом господства инородцев» и ничего общего не имеет с истинной «Белой Русью»?
Возможно, но те, кто взрывает – не теоретики, они практики. Та же Народная Национальная партия Иванова-Сухаревского, которая с начала 1990-х декларировала революционные идеи. Зачем разбазаривать ресурсы на мелкие акции – давайте делать революцию. Но Иванов-Сухаревский был теоретиком, книжки писал – а у этих лишь рамочные лозунги. «Будем милиционеров мочить, потому что милиционеры правых бойцов ловят» – и всё. Все остальные рассуждения – для теоретиков. В сегодняшней политике сложные построения не воспринимаются. Программные статьи появляются, но не воспринимаются основной массой ультраправых. Новое их поколение отличается даже от того, что пришло в движение в середине 2000-х.
Что связывает нацболов и молодых «единороссов»?
А в лозунгах ультраправых появилось что-то новое за прошедший год?
Одна тема всегда является для них актуальной – это «борьба с мигрантами». Тем более, что в последний год привлечению внимания к этой теме помогает антииммиграционная кампания, поддерживаемая центральными телеканалами. Подчеркну, не государство поддерживает ультраправых, а ультраправые ловят эту волну. Но есть и новая яркая тенденция – пропаганда здорового образа жизни, борьба с пьянством. Такой правый «стрейт эдж» (straight edge). Кампания против пьянства и употребления наркотиков под лозунгом: «Кури, бухай, рожай уродов». А это направление также государством поддерживается – здоровый образ жизни и борьба с пьянством. И это создает для ультраправых дополнительные возможности. Например, Роман Зенцов. Клейма каких только движений на нем нет – сейчас у него что-то собственное сетевое движение, «Сопротивление» (правда, тоже под «Русским образом») – третья среди ультраправых группа, способная организовать всероссийскую акцию. А Зенцов – и на сайте «Молодой гвардии Единой России» дает интервью, на сайте нацболов, и дает мастер-классы в государственных военных училищах, и региональное телевидение его показывает. И это не смешно. Это означает, что эта простая и формально не окрашенная расизмом риторика воспринимается столь разными группами. А он расширяет ее влияние и становится связующим звеном между разными сегментами. Нацболы и молодые «единороссы» за один стол не сядут. А Зенцова приглашают и те, и другие. Это точки консолидации, которые потом могут развиться в тенденцию.
Кто заменит ДПНИ?
Вы упомянули организацию «Русский образ» – многие говорят, что по уровню влияния она за последний год вышла среди ультраправых на первое место, оттеснив ДПНИ…
«Русский образ» повторяет путь ДПНИ. Была группа вокруг журнала, который мало кто знал. И после раскола Движения против нелегальной иммиграции наступил кризис, из которого оно уже, похоже, не выберется. Наиболее радикальное крыло ушло и стало подминать под себя всех радикалов. Идеологии четкой у «Русского образа» нет, зато есть много «проектов». Есть, например, «Русский вердикт», предоставляющий юридическую защиту, журнал, сайт и т.д. Есть и лоббистские возможности – даже депутат от «Единой России» с ними сотрудничает. Ультраправые группировки радостно называют себя отделениями «Русского образа». Где-то еще с год у них точно будет очень бурный рост. Я помню время, когда ДПНИ вышла из подполья, и ее отделения стали появляться чуть ли не в каждом регионе. Сейчас у «Русского образа» динамика та же самая.
А кто тот депутат, что сотрудничал с «Русским образом»?
Максим Мищенко. Правда, он сейчас помалкивает. Но было же знаменитое антимигрантское письмо, под которым было лишь три подписи – депутата и двух «образчиков» – и подпись Мищенко так и не была дезавуирована. Кто-то из «Русского образа» вроде бы является помощником депутата-«единоросса» Володацкого. Это лобби. Даже сотрудничество национал-радикалов с депутатом Госдумы РФ Николаем Курьяновичем, в прошлом составе парламента представлявшим ЛДПР, многое им давало. А если это депутат от «Единой России», влияние имени, конечно, гораздо больше. Местный чиновник или прокурор десять раз подумает, стоит ли связываться…
Националисты с антикапиталистическими лозунгами
Есть в «Русском образе» люди, сопоставимые по своим качествам с Беловым, бывшим долгое время фактическим лидером ДПНИ?
Я бы сказала, не с Беловым. Завести толпу они не могут – это уникальное свойство Белова. Они берут немножко другим. Я так понимаю, Тараторин имеет бэкграунд старого НБП (еще до раскола в 1998 году), и они аккумулируют лозунги, способные привлечь самую разную молодежь. Я уже давно не видела этого сочетания – «Мир.Труд. Май – гастарбайтер уезжай» и «Капитализм – дерьмо». Это то, что было у ранних нацболов. На самом деле, не секрет, что у многих молодых левых – ксенофобские взгляды. Я помню, как отдельные активисты СКМ с гордостью рассказывали, как они нападали на гей-парады. И таким людям ничего не стоит присоединиться с первомайским акциям с подобными лозунгами. Такие группы, как «Русский образ», технологичны – они берут очень четким пониманием целевых аудиторий. Им рекламный бизнес помогает очень четко просчитывать реакцию людей. Кстати, 4 ноября они будут проводить концерт на Болотной площади в Москве – как альтернативу конкурентам из ДПНИ, марширующим в Люблино. Любопытно будет понаблюдать, кого и сколько они смогут собрать – ведь ходить всегда интереснее, чем стоять. Так вот, они заявляют, что на этом концерте «зигать» (вскидывать руку в нацистском приветствии) запрещено – любой, кто так сделает, будет объявлен провокатором. И это правда. 1 мая я сама наблюдала, как в их колонне 3 или 4 раза хотели вскинуть руки и немедленно организаторы подбегали – всё это прекращалось. И никто даже попытки не делал сопротивляться – настолько там сильна дисциплина.
..они очень осторожны…
Да, они осторожны. И совершенно точно, что они делают упор на выстраивание отношений с властью, самыми разными способами. Они вошли во Всемирный Русский Народный Собор. Они общаются с милицией (на круглых столах по легальному оружию). И ни в какие дискуссии относительно расизма они с представителями государства не вступают. Они дискутируют на социально значимые темы, чтобы их воспринимали как партнеров, а не как оголтелых расистов. Хотя буквально на днях был какой-то нервный срыв даже у них – и они тоже продекларировали поддержку ультраправого антигосударственного террора.
Они очень аналитичны. Правда, до Кондопоги ДПНИ тоже демонстрировало способность анализировать практики (как удачные, так и неудачные). А после Кондопоги у “пней” «крышу снесло» – это и правда был феерический успех. После Ставрополя «крышу снесло» окончательно – и способность к анализу у руководства ДПНИ утратилась полностью. У «Русского образа», добейся они такого же успеха, крышу тоже может снести. Вопрос, встанет ли она на место. Пока они проявляют очень хорошие способности к самоанализу.
ДПНИ в кризисе?
Да, и, похоже, из него не выйдет. Белов практически нейтрализован. Ермолаев точно никакой не оратор. Там и не было ярких лидеров, кроме Белова. Но они побарахтаются еще. Если вдруг какой-то инцидент на «Русском марше» приключится, будет всплеск интереса к ним. Не приключится – не будет. Часть людей уйдет – в тот же «Русский образ». Там же нет идеологических разногласий. Там все разногласия проходят по принципу формального подчинения и радикальности. Беловцы они уже более умеренные…
…хотят быть респектабельными европейскими националистами…
Да, утомились бороться. Не думаю, что у ДПНИ есть какие-то перспективы. У них сейчас трое осуждены – Белов, Иконников сел на 6 лет, лидер отделения в Благовещенске сел. И ни у кого нет сомнений, что за дело. Даже Белов не выглядит «жертвой режима». Хотя, на самом деле, если бы я не была на марше 2007 года, а лишь читала бы цитаты его выступления, не поверила бы, что он наговорил на статью 282 УК. Просто я реакцию видела, как он произнес это всё – и полуторатысячная толпа начала скандировать «Бей жидов»! Я сама лично видела. Ну, а раз ДПНИ не могут создать себе образ жертвы – там и с креативом, и с пиаром стало совсем плохо.
Как прослыть «провокатором ФСБ»?
Кстати, а если говорить о проектах, изначально предусматривавших создание «респектабельных европейских националистических организаций»…
Нерадикальные политпроекты сейчас не востребованы. Тот же РОД Константина Крылова. Кто бы о них узнал, если бы не сотрудничество с ДПНИ? Артемов что-то там пишет – никто его не замечает. А замечают лишь тогда, когда он приезжает в аудиторию, где вскидывают зигу. НАРОД Навального и Милосердова провалился фактически. И не просто провалился, а спровоцировал кризис ДПНИ, для которого попытка объединения с РОДом и НАРОДом стала последней каплей. Радикальные группы внутри ДПНИ были очень недовольны тем, что Движение пытается выглядеть все более респектабельным. А союз с Навальным просто стал последней каплей, и «чайник» взорвался. Все умеренные националистические проекты, от кого бы они ни исходили, сегодня оставлены не у дел. Основной тренд: радикализация и упрощение идеологии. Как только человек пытается сформулировать идею хоть на три абзаца, ему говорят, что он «провокатор ФСБ», «агент мирового сионизма» и т.д.
А какой тренд перспективнее – лояльный властям или резко антигосударственный?
Это не противоспоставление. Тот же «Русский образ» базово представлен тремя людьми – Горячев, Тараторин и Барановский. Для них главное – продекларировать государству лояльность, а активу – суперрадикализм. И это делается: их риторика конструктивна, лояльна, почти расистски не окрашена. А при этом они говорят – посмотрите, к нам на митинги ходит «Черный блок», или посмотрите, как мы «правым бойцам» 120 тысяч собрали. Есть сигнал для своих – «вот мы, настоящие». Это не то, что мы на Русском Народном Соборе. Не то, что мы на круглых столах с милицией (и то – легальное оружие, это для вашего же вооружения). Это – чтобы нас не трогали. Все это – та же тактика, что и у ДПНИ образца 2002–2003 года. Лозунги меняются, но ничего нового нет.
Основной тренд в ультраправом движении – стремительная радикализация и переход к индивидуальному террору. Зачем работать в группе, если можно в одиночку – их же сложно вычислить?
А потом они же не декларируют политические цели. У автономных ультраправых революционный состав, устремленность в будущее – «при нашей жизни мы наших целей не достигнем, но наши дети или дети наших знакомых, если продолжат эту борьбу, увидят светлое будущее». Это какое-то народничество ультраправого образца – как в конце XIX века. Это серьезный момент. Идеологический. Это базовое настроение. Не очень понятно, откуда оно появилось.
Очередная право-левая конструкция…
Точно.
Эмо и готы – эффективнее левых?
Можно ли сказать, что ультраправые сильны, потому что слабо левое движение?
Я не специалист по левому движению, хотя мне кажется, что левое движение в России очень слабое. В силу исторических обстоятельств. Хотя оно стремительно растет. Но проблема в том, что нарастающие левые – это же ребята, учащиеся в нашей российской школе, находящейся в российской этноцентричной парадигме. Что делает их, конечно, левыми, но не мешает им и быть ксенофобами. И если им кто-то предлагает конструкцию, сочетающую правые и левые идеи, это беспроигрышный вариант. И пойдут они не к анархистам – а сюда. Мол, может быть, и правда «все люди – братья», но вот этот, «нерусский», «мне не брат».
Видя, как развивается левое движение, искренне удивляюсь, что оно вообще развивается. Не вижу базы для настоящих левых, непонятно, откуда они берутся. Я могу искренне восторгаться некоторыми из них, но не понимаю, откуда они берутся. Я, честно говоря, не думаю, что развитие альтернативных политических течений является панацеей. По крайней мере, мои весьма поверхностные знания опыта зарубежных стран показывают скорее, что большее значение будет иметь развитие аполитичных субкультур. Но у нас же эмо и готы объявлены экстремистами.
Для того, чтобы левые сдерживали рост ультраправых настроений, нужна хорошая идеологическая мотивация, и их должно быть много. А нет ни того, ни другого. У многих молодых левых каша в голове. Есть, конечно, исключения. На Социальном Форуме в Иркутске я общалась с чудесным молодым человеком, который везде ходил с томиком Маркса под мышкой. Он очень боялся меня обидеть и спросил: «Вы не обижайтесь только – вы либерал, да?» Но он в чем-то разбирался, аргументированно и внятно спорил. Но таких мало – и откуда их взять, я не знаю.
Есть германский опыт с многотысячными антифашистскими демонстрациями, но понятно, откуда это там – комплекс вины, мучительный опыт денацификации и т.д. А в России наоборот – отторжение левой идеи. Почему наши левые такие молодые – потому что они уже советские годы не застали. И чтобы России подошел германский опыт, нужен опыт саморефлексии, которой нет.
Центр «СОВА» отслеживает активность националистических движений из национальных республик России?
Мы пытаемся, но есть проблема, которую мы неоднократно озвучивали. Нас же интересует не столько национализм как явление, сколько радикальная активность. А из республик к нам поступает очень мало информации, это во-первых. Во-вторых, там сложно найти грамотных мониторов. В-третьих, «национальные» активисты пишут не только на русском. А потом, там основная проблема скорее не в деятельности радикальных националистов, а в системной дискриминация нетитульного населения, не всегда только русского. Да, действуют какие-нибудь «Небесные волки» в Башкирии – но они действуют при поддержке местной администрации.
А есть особенности у русских ультраправых организаций в этих республиках?
Есть такие группы, в основном в некавказских республиках, но никаких особенностей там нет. Есть Русская община Якутии и Союз славян Адыгеи. Обе они тесно контактируют с ДПНИ. Декларируют абсолютно этноцентристскую риторику. И при этом действуют как натуральные меньшинские националистические группы – так как русские там в меньшинстве. А самое ужасное, что это единственные постоянно работающие в регионах группы, поднимающие вопрос дискриминации нетитульного населения в этих республиках. Будучи националистами, они никакого другого партнера, кроме ДПНИ, найти не могут – ищут тех, с кем могут разговаривать на одном языке. И поэтому они очень неэффективны. Они же борются не просто с дискриминацией – а с дискриминацией исключительно русских. Отсюда и неэффективность. Они живут в своем регионе, не особенно интересуясь расширением контактов. Хотя Русская община Якутии попыталась подключить «внешние» организации, то же ДПНИ, когда начали преследовать их активистов. Но, как правило, все это «старые» организации, ориентированные на политическую борьбу. Наверное, такие организации, которые действуют как «меньшинские националисты», еще где-нибудь есть, но мы об их деятельности мало что знаем.
Кто выигрывает в «Большой игре»?
Есть довольно известный националистический интернет-проект «Большая игра». На ваш взгляд, насколько серьезные результаты для своих создателей она может принести?
«Большая игра» – это очень серьезно. Это серьезно не в смысле, что организаторы влиятельны. Изначально там наверняка было не больше 10 человек. Серьезно это выглядит, поскольку этот проект изначально был рассчитан на автономные группы и новую аудиторию. Он рассчитан на молодежь (реализация по принципу компьютерной игры – само по себе это находка). Он рассчитан на людей, не готовых действовать в группе. Тем более что группу вычислить легче – это правда. К тому же они платят деньги за акции, что является приятным довеском. Она привлекает и людей с ксенофобными установками, без дополнительного стимула не готовых к активным действиям, но зато живущих в мелких городах.
А откуда у организаторов «Игры» деньги?
Сложно сказать. Ну, например, к этому проекту имеют отношение Петр Хомяков и Антон Мухачев (который сейчас сидит в СИЗО), которые сами по себе небедные люди. Хомяков распространяет свои книги по принципу сетевого маркетинга, а Мухачев – успешный предприниматель, у него завод, охранное агентство. Пока он сидит, этим заправляет его жена Ольга Касьяненко. К тому же деньги за акции там не очень большие – скорее приятный пустячок. Это позволяет вовлекать огромное количество людей. Для участия достаточно только мобильного телефона с фотоаппаратом, доступа в интернет и все. И если раньше ультраправое движение было принадлежностью больших и средних городов, то «Большая игра» стала проводником ее в малые населенные пункты. Фактически это сетевой маркетинг, вовлекающий новых людей в структуру ультраправых действий.
Вернусь к тому, что с чего мы начинали разговор – отношениям властей и ультраправых. Вы упоминали, что с частью националистов работают и представители властей, и отдельные депутаты от «партии власти». На ваш взгляд, отдают ли они себе отчет в том, насколько серьезную силу могут приобрести эти ультраправые движения?
Разговор о том, отдают ли себе отчет люди в прокремлевских движениях, бессмыслен – это же не идеологические организации. Часто члены ультраправых групп сами вступают в такие структуры. Яркий пример – Никита Томилин, который в своем блоге откровенно написал, что уходит в «Молодую гвардию Единой России» (МГЕР) сознательно. Потому что это карьерный рост. От взглядов своих он не открещивался, отрицающую Холокост статью написал прямо для сайте МГЕР. Да и внутри «Единой России» вполне возможна самодеятельность отдельных ее членов.
Ну, а представители собственно властных структур чаще всего воспринимают политику просто как инструмент манипуляции. Вот играли с партией «Родина» в свое время…
Ну, «Родина» была в определенной мере виртуальной структурой. В том смысле, что несмотря на популярность у них было не так много действительных активистов, способных выйти на какие-либо массовые акции…
Может быть, она и была виртуальной – но на ее месте выросла более радикальная партия «Великая Россия». Не дали вырасти «великороссам» – группы просто рассыпались, но никуда же не делись. И потом что такое парламентская партия? Это контакты, связи. Партия исчезает, но связи-то остаются, потому что люди не исчезают. Сколько раз говорилось, что нельзя с этим играть, опасно. Играли-играли с ДПНИ – получился «Русский образ». Сейчас играют с «Русским образом» – получат еще что-нибудь. Но у меня ощущение, что это не сознательная политика, они просто считают, что можно так играть.
То, что попытки манипулирования с такими вещами, как расизм, обречены на неудачу и могут окончиться очень серьезно, просто не принимается во внимание.