Начнем с самого предсказуемого вопроса: расскажите, пожалуйста, о планируемом на 25 октября Дне народного гнева.
После всероссийской акции 26 января 2008 года это вторая попытка провести единый день солидарных действий социальных движений.Главное в этот раз, что решение о проведения дня «народного гнева» было принято на очень представительном Сибирском Социальном Форуме в Иркутске, а также то, что уже сейчас желание принять в нем участие выразили 42 региона. Это значит, что укрепляется представление о необходимости межрегиональной солидарности и выхода движений на федеральный уровень. Что касается взаимодействия между разными движениями на уровне города и консолидации сил, посмотрим, как акции пройдут в разных регионах. У нас ведь акция не централизована, это действительно инициатива снизу. Каждый регион самостоятельно решает, какой формат мероприятий выбрать. Региональные оргкомитеты полностью автономны, они сами определяют специфику акций в день протеста. Но есть общие требования. Прежде всего, они касаются жилищных прав. Это запрет на уплотнительную застройку без согласования с жителями района, без местного референдума. Мы – за снятие всех препон для жилищного самоуправления, то есть народных товариществ собственников жилья и непосредственного управления. Нужно, чтобы это были реальные инициативы самоорганизации снизу, и управляющие кампании, бывшие ЖЭК, не должны им препятствовать. Мы требуем признать долг государства за недоделанный ремонт – но чтобы это были не те смешные деньги, что сейчас предлагаются, а реальные средства на ремонт домов, доступные для контроля жителей.
Второе направление – трудовые права. И тут у нас два главных требования: вернуть профсоюзам право на забастовку и уважать право трудящихся на организацию профсоюзов.
Есть требования по поводу экологических тем, но поскольку решение о проведении дня протестных действий было принято на Сибирском Социальном Форуме в Иркутске, понятно, что это касалось проблемы Байкала…
Не у каждого региона был свой Байкал…
Точно, но в каждом городе есть что-то, похожее на Байкал, и экологических проблем хватает везде. Это ведь и вопрос о благоприятной окружающей среде. Затем – антирасизм, антифашизм. И пенсионная тема: достойные пенсии и народная пенсионная реформа, которая включает в себя принятие Пенсионного кодекса и отказ от нынешней либеральной системы накопления. Мы однозначно не хотим, чтобы накопительная система была обязательной.
Важно, что участники из всех 42 регионов согласны выходить с этими общими требованиями.
Название «День народного гнева» для нашей акции выбрано, чтобы было понятно, какие процессы происходят в протестном движении. Многие лидеры социальных движений приходят к мысли, что умеренные действия с использованием исключительно официальных, в том числе судебных, каналов, как правило, ничего не дают. Те же профсоюзные активисты все равно подвергаются репрессиям. То есть люди подняли голову – а им демонстрируют, что они никто. Поэтому они возмущаются все больше и больше, отсюда и название.
Общий лозунг акции: «Власть – под гражданский контроль». Нужно, чтобы власти не только отчитывались по обещаниям, которые они раздают направо и налево во время выборов, но чтобы власти вели переговоры с гражданами о путях решения общественных проблем, объясняли им, что они делают, и если отчеты неудовлетворительны, чтобы можно было от этих властей избавиться. Кстати, одна из активисток на Форуме в Иркутске сказала, что такого лозунга недостаточно. Надо сказать: «Мы – власть».
Каковы, на ваш взгляд, перспективы альтернативных профсоюзов в России?
Я не мыслю такими категориями. Не делаю принципиальной разницы между альтернативными и традиционными профсоюзами. Самое перспективное, что сейчас происходит, происходит на низовом уровне. Меня не занимает позиция лидера ФНПР Шмакова, не особенно волнует позиция лидера ВКТ Кравченко и других лидеров общероссийских структур. Руководители альтернативных профсоюзов чуть активнее, но все же не похоже, чтобы они очень активно способствовали развитию рабочего и профсоюзного движения
Бюрократия и там, и здесь?
Да. Я не осуждаю необходимость для профсоюзов действовать в рамках системы, иначе их закроют. Но таким образом у них ограничена свобода действий. Соответственно, я вижу перспективы именно в развитии низовых ячеек и в развитии горизонтальных связей между ними. В последнее время это активно делает Межрегиональный профсоюз работников автомобилестроения.
Борьба с ФНПР – это не самоцель, поскольку некоторые низовые ячейки ФНПР очень активны. ФНПР – это громоздкая структура, и менять ее никому не под силу. Поэтому надо взаимодействовать с ее низовыми ячейками.
А что, есть примеры активного участия ячеек ФНПР в протестных действиях?
Ни у альтернативных профсоюзов, ни у ФНПР нет практики организации общероссийских или даже региональных акций протеста. Профсоюзы борются в рамках предприятий. Надо следить, какие ячейки ФНПР активно действуют на предприятиях. Здесь немало положительных примеров. Например, представители ГМПР (объединяющего работников горно-металлургической промышленности) перечисляли средства работникам завода «Форд» во время забастовки.
Сейчас у профсоюзов нет силы, способной вывести на улицы миллионы людей, как это бывает в западных странах. Поэтому я поддерживаю установку профсоюзов на то, чтобы сначала укрепить свои позиции на предприятиях, а потом уже выходить на улицы. Если сейчас они выходят за пределы предприятия, то обычно собирают лишь десятки и сотни человек. Тем не менее, хотя бы иногда стоит участвовать и в общих уличных акциях – это ведь воспитывает в людях чувство солидарности.
Но если вернуться к теме ФНПР: все-таки подразделения этого профсоюза часто воспринимается как отделы администрации предприятий?
Чаще всего это так. Но ячейки ФНПР на предприятиях все-таки бывают разные. Большинство – это представители администрации, и они больше контролируют работников, чем им помогают. Но есть рядовые ФНПРовцы, которые пытаются возродить у себя настоящую профсоюзную практику. Это особенно наглядно видно в таких отраслях, как агропром и горно-металлургическая промышленность. Но такое происходит не в отрасли в целом, а на отдельных предприятиях. И часто активность рядовых членов профсоюза встречает сопротивление со стороны центрального руководства ФНПР. Но и ФНПР бывает не в силах привести людей на акцию протеста.
Привести как раз могут…
…своих сотрудников, но настоящие протестные акции они организовать не могут. Кроме того, ФНПР заодно с партией власти, с одной стороны, а с другой – наемные работники сомневаются, что уличные протесты (тем более – с ФНПР) могут что-то дать. Но это проблема не только ФНПР, альтернативные профсоюзы тоже сталкиваются с проблемой «малоподвижности» основной массы работников.
Альтернативные профсоюзы сейчас особенно активно развиваются на предприятиях с иностранным участием….
Там это проще, потому что существует наглядный пример коллег в других странах, которые больше зарабатывают потому, что у них есть профсоюз, есть с чем сравнить. Кроме того, играет роль отсутствие прочных интегрирующих связей между руководством предприятия и местными властями. Играет роль и обмен опытом с профсоюзами филиалов из других стран.
Но процесс развития альтернативных профсоюзов, создания новых ячеек, не ограничивается предприятиями транснациональных корпораций. Новые профсоюзы создаются на старых советских предприятиях, на почте, в шахтах, в нефтяной и других добывающих отраслях. Правда, там они сразу сталкиваются с жестким сопротивлением руководства и, часто, местных властей. Наглядный пример – новый профсоюз на «АЛРОСа», лидер которого сидит в тюрьме по фабрикованному делу о наркотиках.
Сегодня в России значительный сегмент рынка труда занимают трудовые мигранты. Есть ли организации, защищающие их права?
Насколько я знаю, есть такой профсоюз, я с ними сталкивалась на одном из пикетов, но подробности об их деятельности мне неизвестны. Проявляют активность некоторые политические организации. В Москве, например, можно выделить РРП – с ней был связан подъем рабочего движения на «Дон-строе». Они сумели сформировать там профсоюз, который существовал некоторое время.
Но мигранты – сложный контингент. При этом пока мигранты бесправны, работодателю будет выгоднее использовать их – это, кстати, одна из причин сохранения регистрации. Поэтому и любой протест для мигрантов достаточно опасен.
Важно, чтобы профсоюзы поняли эту проблему и попытались защитить и местных работников, и мигрантов, не сталкивая людей друг с другом. Иначе добиться повышения зарплаты, и тем, и другим, будет трудно…
В широких кругах практически неизвестна ситуация борьбы сельхозработников за свои права. Единственным исключением является, пожалуй, недавняя акция фермеров в Астрахани….
Есть движение обманутых дольщиков земельных паев – оно особенно заметно в Подмосковье и Свердловской области. Но в целом эти работники оторваны от общественной жизни в России, село очень изолированно, никто о нем особенно не думает.
Интересно, что на довольно низком уровне находится и студенческий протест…
Да, на очень низком уровне. Но, может, мне так кажется, потому что в Европе и США школьники и студенты – самые активные слои населения. Они молоды, они максималисты, они хотят жить по-другому, им важна социальная справедливость, им противна властная система. А в России, если сравнивать возрастные группы, это, наверное, одна из самых пассивных групп, в основном это конформисты. Они хотят хорошо учиться, получить диплом, но общественные интересы для большинства из них значат мало.
Небольшая часть молодежи очень политизирована. Молодые политические активисты – в основном либо леворадикалы, либо карьеристы, участвующие в различных прокремлевских движениях, либо праворадикалы, фашисты, идеология которых достаточно популярна среди молодежи. Причем, как ни странно, корни фашистов и леворадикалов достаточно близки. Это протест, возмущение системой, но одни объясняют это капитализмом, а другие – происками «чужих». Ценности их различаются радикально.
Насколько эффективными вы считаете межрегиональные социальные форумы?
Считаю, что они очень эффективны. Примером можно считать Сибирский Социальный Форум. Во-первых, проводящие его товарищи из Иркутска (в этом году) и Новосибирска (в прошлом году) таким образом укрепляют местную коалицию, демонстрируют, что они не одни, что движение большое. Во-вторых, там не получается коктейль, как на Европейском Социальном Форуме, где куча людей, и ты не можешь со всеми познакомиться, не можешь вырабатывать единой линии. А тут можно собраться в количестве 100-200 человек, как это было в этом году в Иркутске, и спокойно обсудить все организационные вопросы. На ССФ чувствовался энтузиазм, и вопрос о необходимости таких форумов даже не поднимался – это было очевидно. Эффективность состоит в первую очередь в том, что каждый раз либо создаются новые коалиции, как СКС, например, либо же принимаются решения о единых действиях, как в сейчас, с днем «народного гнева». То есть у большинства участников не остается сомнений, что выход на федеральный уровень и консолидация сил – необходимы, если, конечно, есть такая цель, как влияние на решения властей.
А какие регионы сегодня можно назвать локомотивами социального протеста?
Не сказала бы, что есть локомотивы. Структура протеста в России отличается раздробленностью. Очаги есть во всех регионах, проблема в консолидации. Проблема в создании хотя бы нескольких общероссийских координирующих структур.
Поэтому я не вижу особой региональной специфики. Есть территории, где власти более либеральны, есть – где более репрессивны. Но важна и разница с наличием или отсутствием координирующего органа, как СКС или Совет инициативных групп в Москве.
Процесс создания таких координирующих центров групп во многом зависит от личности лидера, от его стратегии. Можно привести пример «Форда» во Всеволожске, где есть сильный профком, которые не замыкается на внутризаводских проблемах, пытается действовать вовне, причем очень динамично.
Другой пример – Ижевск. Город небольшой, но там есть Координационный Совет гражданских действий. Совет работает на уровне всего города, позволяя привлечь низовые гражданские инициативы, во многом благодаря его лидеру.
Насколько сейчас политизирован социальный протест?
В малой степени. Процесс политизации протеста не очень афишируется, не очень оформлен, во многом носит непубличный характер. Люди выходят на пикет – им не дают места, они собираются во дворе – на них нападают ОМОНовцы, им дают обещания – те оказываются пустыми… Поэтому часть этих людей начинает думать, что нужно что-то менять во властной системе. Но если социальные движения на Западе опираются на мощное левое движение, то в России такого движения пока нет, и им не на кого опереться.
Какие политические организации сейчас активнее всего работают с группами социального протеста?
Институциональные организации, в том числе представленные в парламенте, целенаправленно почти не работают. Они либо проявляют активность перед выборами, либо вовсе отказывают таким движениям в существовании. Скорее, не партии в целом работают с протестными группами, а отдельные политики в отдельных регионах.
Зато существуют политические группы, не партии, которые целенаправленно работают с соцактивистами. И тут я хочу отметить прогресс: раньше эти группы занимались в основном выяснением отношений между собой и обсуждением идеологических разногласий. Сейчас же многие из них выходят к народу и пытаются вести работу. Это хорошо – у них есть опыт, у них есть кураж, они и сами могут обогатиться опытом социальной борьбы и могут обогатить движение политической мыслью.
Как известно, недавно вы приняли участие в конференции объединенного отделения московского Левого фронта. Каковы ваши впечатления?
Все прошло намного динамичнее, чем обычно проходили такие заседания. Я ведь участвовала в создании еще первого варианта Левого фронта. На этот раз все было гораздо динамичнее. Думаю, это в основном связано с появлением в составе ЛФ Сергея Удальцова, а также с тем, что даже в Москве начинается социальная борьба. Особенно активно проявляет себя Совет инициативных групп Москвы, в котором, кстати, важную координирующую роль играет Удальцов. Ведь Фронт – это не только мозги интеллектуалов, это еще и конкретные активисты, которые не оторваны от социальной реальности. Я не питаю в отношении Левого фронта особых иллюзий, но считаю, что нужно пробовать, надо делать реальное дело. Как добиться результата – другой вопрос. Но добиться его без взаимодействия с социальными инициативами вообще нельзя, каким бы ни были умными и чистыми левый идеолог или левая группа. Левое движение не возникнет само по себе, оно должно быть понятным, привлекательным, широким. Хватит витать в облаках – пора работать на земле.
Беседовал Михаил Нейжмаков
