Движение за оккупацию Уолл-стрит началось далеко на периферии, добралось до центра и теперь, набравшись мощи, распространяется по всему миру. Что же дальше? Одна из главных опасностей, подстерегающих демонстрантов, – влюбиться в самих себя. На этой неделе на акции «Оккупируй Сан-Франциско» кто-то призывал толпу присоединяться к протесту заявлениями в духе шестидесятнических хипповских хэппенингов: «Они спрашивают, какая у нас программа. У нас нет программы! Мы пришли сюда веселиться».
Карнавалы – недорогое удовольствие. Истинная мера их значимости в том, что останется на следующий день, как после них изменится наша повседневная жизнь. Протестующие должны полюбить тяжелую и кропотливую работу, они – начало, а не финал. Вот в чем их идея: табу нарушено, мы живем не в лучшем из возможных миров, мы можем и даже должны думать об альтернативах.
В своеобразной гегелевской триаде западные левые прошли полный круг: после того как так называемый «классовый эссенциализм» был оставлен в стороне ради множества антифашистских, феминистских и других битв, сегодня очевидно возвращение капитализма в качестве имени главной проблемы. Поэтому первый урок таков: нельзя винить людей и их страсти. Проблема не в коррупции или жадности, а в том, что именно система толкает людей к коррупции. Решение заключается не в том, чтобы дать «Дорогу простым людям, а не финансистам!», а в том, чтобы изменить систему, в которой простые люди зависят от Уолл-стрит.
Путь будет долгим, и скоро мы столкнемся с очень сложными вопросами – не о том, чего мы , а о том, чего мы . Какая социальная структура сможет заменить нынешний капитализм? Какие лидеры нам нужны? Какие государственные органы, в том числе органы контроля и подавления? Те альтернативы, которые были у нас в XX веке, определенно не сработали.
Конечно, приятно наблюдать «горизонтальную организацию» протестующих с их эгалитарной солидарностью и бесконечными свободными дискуссиями, но нельзя забывать, что писал Честертон об одном своем собеседнике: «Он считал, что открытый разум – самоцель; а я убежден, что мы открываем разум, как и рот, чтобы что-то туда вложить». Это касается и политики в период неопределенности: свободные дискуссии должны будут вылиться не только в какие-то новые господствующие означающие, но и в конкретные ответы на старый ленинский вопрос: «Что делать?»
На прямые атаки консерваторов отвечать нетрудно. Являются ли эти протесты чуждыми американскому духу? Консервативные фундаменталисты заявляют, что Америка – христианская страна. Но что такое христианство? Это Святой Дух, свободное эгалитарное сообщество верующих, которых объединяет любовь. Протестующие – это и есть Святой Дух, а на Уолл-стрит сидят язычники и поклоняются ложным богам.
Верно ли, что протестующие призывают к насилию? Конечно, сама их риторика может показаться насильственной (взять хотя бы слово «оккупация»), однако это такое же насилие, какое проповедовал Махатма Ганди. Они призывают к насилию в том смысле, что хотят положить конец нынешнему порядку вещей – но что такое это насилие в сравнении с тем насилием, которое обеспечивает бесперебойную работу мировой капиталистической системы?
Их называют неудачниками. Но разве настоящие неудачники не на Уолл-стрит, с которого все бегут? Их называют социалистами. Но в США уже социализм – для богатых. Их обвиняют в неуважении к частной собственности. Но махинации на Уолл-стрит, приведшие к кризису 2008 года, уничтожили больше честно нажитой собственности, чем могли бы уничтожить демонстранты, даже если бы взялись крушить все вокруг днем и ночью – вспомните только о тысячах изъятых за долги домов.
Они не коммунисты, если под коммунизмом понимать систему, потерпевшую заслуженный крах в 1990 году – и не надо забывать, что те коммунисты, которые сумели удержаться у власти, стоят сегодня во главе самых бесчеловечных капиталистических правительств. Успех китайского капитализма, управляемого коммунистами, – это предвестье того, что союз демократии и капитализма близится к распаду. Протестующие являются коммунистами только в том смысле, что они дорожат общими благами: природой, знанием, – которым угрожает система.
Их клеймят мечтателями, но на самом деле мечтатели – те, кто думает, что можно сохранить нынешний порядок навсегда или обойтись косметическими изменениями. Они не мечтают и не спят – они просыпаются ото сна, который обернулся кошмаром. Они ничего не уничтожают, а только реагируют на то, как система постепенно уничтожает сама себя. Всем нам знакома классическая сцена из мультфильмов про кота, когда он добегает до края пропасти, но продолжает бежать дальше и падает только тогда, когда смотрит под ноги и видит пропасть. Протестующие лишь напоминают властям, что надо посмотреть вниз.
Но это самая простая задача. Протестующим нужно остерегаться не только врагов, но и ложных друзей, которые на словах поддерживают их, а на самом деле уже изо всех сил стараются ослабить движение. Точно так же, как нам подсовывают обезжиренное мороженое, безалкогольное пиво и кофе без кофеина, власть имущие попытаются превратить демонстрации в беззубое морализаторство.
В боксе есть термин «клинч» – захват тела противника одной или двумя руками с целью предотвратить или затруднить атаку. Реакция Билла Клинтона на демонстрации на Уолл-стрит – прекрасный пример политического «клинча». Клинтон думает, что демонстрации «в общем … положительная вещь», но обеспокоен неопределенностью ситуации: «Они должны быть что-то, а не только , потому что если только протестовать, то созданный вами вакуум заполнит кто-нибудь другой». Клинтон предположил, что демонстранты поддерживают предложенный Обамой план по трудоустройству, который, по его словам, создаст «в ближайшие полтора года несколько миллионов рабочих мест».
На данном этапе нужно избежать именно такой быстрой трансформации энергии протеста в набор конкретных требований. Да, протесты создали вакуум – вакуум в господствующей идеологии, и потребуется время, чтобы должным образом заполнить этот вакуум, так как это вакуум, чреватый чем-то совершенно новым.
Демонстранты вышли на улицы потому, что им надоело жить в мире, где, чтобы почувствовать себя хорошим человеком, достаточно переработать банку из-под «Кока-колы», пожертвовать пару долларов в благотворительный фонд или купить каппучино, один процент от цены которого пойдет на борьбу с глобальными проблемами. Отдав на аутсорсинг пытки и реальный труд, позволив брачным агентствам устраивать их личную жизнь, они обнаружили, что отказались и от политической инициативы – но теперь они хотят вернуть ее обратно.
Искусство политики состоит, помимо прочего, и в том, чтобы настаивать на определенном требовании, которое, будучи совершенно «реалистичным», в то же время угрожает самой сущности господствующей идеологии: то есть на таком требовании, которое, с одной стороны, кажется абсолютно целесообразным и оправданным, но с другой стороны, de facto невозможно (в США, например, это всеобщее здравоохранение). После демонстраций на Уолл-стрит мы должны призывать людей выдвигать именно такие требования. Однако не менее важно оставаться при этом вне прагматического поля переговоров и «реалистичных» предложений.
Нельзя забывать, что сегодня любой спор – это спор на вражеской территории, и нам нужно время, чтобы подготовить к бою новые идеи. Все, что мы сейчас говорим, у нас могут отнять. Все, кроме молчания. Это молчание, отказ идти на диалог, отказ от всех форм «клинча» – и есть наш «террор», зловещий и грозный, каким он и должен быть.
Опубликовано в Guardian