Беспорядки на Манежной площади, произошедшие 11 декабря 2010, вызвали в обществе смешанную реакцию недоумения, страха и зависти. Если неонацистские группы, вышедшие на улицу под видом «футбольных фанатов», надеялись привлечь к себе массовое сочувствие и поддержку, то они явно ошибаются. Обыватель, даже если он заражен националистическими предрассудками, не любит погромов и беспорядков. Ему не нравятся сломанные елки и разбитые витрины. Он мечтает о порядке и «железной руке». Именно это он получил от «классического» фашизма. Именно за это поддерживали Муссолини, Гитлера и Франко. Штурмовые отряды ходили строем и били стекла строго по команде. Озверевшая и неуправляемая толпа, хулиганы, бьющие елочные украшения на главной площади страны, не вызывают симпатии у тех самых социо-культурных слоев, которые при иных обстоятельствах вполне могли бы стать массовой опорой фашизма.
В либеральных кругах можно было бы ожидать истерики и даже паники, но реакция оказалась куда более сдержанной. Во-первых, большинство заметных либералов (как в массе своей и левые интеллектуалы) совершенно не похожи на кавказцев и таджикских гастарбайтеров, а потому прекрасно понимают, что их громить никто не собирается. Во-вторых, любые неприятности власти вызывают у них злорадство. ОМОН побил либеральных активистов на Триумфальной площади, а потом нацисты закидали камнями ОМОН на Манежной. Вот она, справедливость!
Легко заметить, что наряду с публичными словами осуждения погром на Манежной вызвал в левых и либеральных кругах даже некоторое чувство зависти, о чем откровенно было написано во многих блогах. Вот, смотрите, фашисты могут, а мы нет!
Но разве задача левых состоит в том, чтобы вывести на улицы несколько тысяч погромщиков? В том-то и дело, что для изменения общества требуется нечто не только совершенно иное, но и прямо противоположное. Необходимо достучаться до молчаливого – пока – большинства. Не только вывести его на улицы, мобилизовав людей на защиту своих прав, но и сформулировать конкретные задачи, которые надо будет решать комплексно – разными методами и на разных уровнях. Действительно, «работа адова», которую значительная часть левых делать совершенно не собирается, но которая все же должна быть сделана.
Показательно, что зависть левых вызывает прежде всего телевизионная «картинка», изображение большой толпы, дерущейся с полицией. Эта картинка становится своего рода образом «протеста». Образом совершенно бессодержательным и, по сути, бессмысленным. Если социальный протест на Западе порой принимает форму столкновения с полицией и даже погромов, то, во-первых, это всегда не более, чем ответ на насилие и провокации со стороны полиции и властей, а во-вторых, в подобных действиях участвует лишь небольшая часть протестующих. Как правило – несколько сотен, может быть две-три тысячи из десятков и сотен тысяч, нередко – миллионов людей, выходящих на улицу, бастующих, блокирующих правительственные здания и корпоративные офисы. Очень часто насильственные действия «черного блока» наносят прямой ущерб движению, и уж в любом случае они по максимуму используются в пропаганде правящих кругов, пугающих обывателя «хаосом». Пресса, обслуживающая интересы власти и корпораций, пытается свести протест к погромам и дракам, растиражировать соответствующую телевизионную картинку, а наивные отечественные потребители информации некритически воспринимают эту картинку и потом с готовностью принимают любую драку или погром за проявление социального протеста.
Нет ничего более абсурдного, чем считать погром на Манежной формой «социального протеста», пусть и под «неправильными лозунгами». Никаких социальных лозунгов или требований погромщики не выдвигали. Поразительно, но даже в демагогической форме они не выдвигали лозунгов, направленных против существующего экономического порядка. Выступавшие к этому порядку и к проводимой социально-экономической политике совершенно лояльны, они только хотят, чтобы им не мешали убивать «черных». Погром на Манежной, как и расистские выступления Tea Party Movement в США, это в лучшем случае бунт консерваторов, которые искренне верят в основы и принципы системы, но не хотят, чтобы плоды этого замечательно порядка доставались этнически чуждым элементам.
Разумеется, рост ультраправых групп является симптомом социального неблагополучия. Равно как и культурной деградации общества. И то, и другое – прямое следствие неолиберальных контрреформ. То же самое сейчас можно наблюдать в многих странах Европы, от Австрии до Норвегии, от Голландии до Венгрии. Но недопустимо смешивать нестабильность, порожденную кризисом системы, с протестами и борьбой этой системы.
Показательно, впрочем, что рост ультраправых настроений особенно силен там, где нет сильного левого движения и нет организованной социальной борьбы. В Англии и Франции ультраправых не меньше, чем в России, но улица принадлежит массам, вышедшим под знаменами профсоюзов. Это и есть лучшая защита от расизма и национализма. Общественная самоорганизация вокруг конкретных требований вовлекает в свою орбиту множество людей, ещё вчера совершенно не склонных к политическому или профсоюзному активизму. Когда заговорит «молчаливое большинство», ситуация изменится в одночасье. Сегодня в России большинство молчит. Но левые должны научиться говорить с ним и для него.
Системный кризис всегда рано или поздно находит свое разрешение. Если общественная самоорганизация не обеспечивает перемен снизу, они приходят сверху. И там, где левые предпочитают интеллектуальные игры повседневной скучной работе, они получают то, чего заслуживают.
Новая политическая сила придет неизбежно. Вопрос лишь в том, будет ли она хотя бы отчасти прогрессивной. В противном случае мы действительно дождемся фашизма, но не в виде погромов на Манежной площади и обрушения новогодних елок, а в его классической форме – в виде «диктатуры твердой руки». Эта диктатура наведет «порядок». Она быстро расправится со всеми погромщиками независимо от идеологии. Их просто хладнокровно перебьют за несколько первых часов после установления нового режима. Только вот счастья в обществе от этого не прибавится.