«Кто опирается на абстракцию, тот умрет в ней!» – эта мысль старика Бакунина много раз подтверждалась на практике. От левачества часто отдает мертвечиной именно по причине, указанной Бакуниным: леваки опираются на абстракции, на химеры. Этот недуг социализм унаследовал от либерализма – самой лживой и ханжеской идеологии в истории человечества.
Ханжество либералов
Взять идею равенства. Либералы прошлого, славные деятели Великой французской революции, противопоставляли равенство феодальной иерархии, которая за сотни лет прогнила настолько, что превратилась в нелепость. «Все люди равны по природе и перед законом» – провозглашает якобинская Декларация прав человека и гражданина 1793 года. Правда, те, кто шел дальше и боролся за равенство материальное, стали жертвами якобинского террора. Лидер «бешеных» (так называлось народное движение уравнителей), бывший священник Жак Ру заколол себя кинжалом, чтобы не стать жертвой якобинского трибунала, обвинившего его, честнейшего человека, жившего в крайней нужде, в краже ассигнации. Максимилиан Робеспьер, маньяк либерализма, с которого потом будут брать пример русские большевики, не упускал случая обозвать Жака Ру и после его смерти, называя «подлым попом», «подлецом, желавшим возбудить опасные беспорядки против республики». Он выливал на Жака Ру грязь за его обличения либерального равенства. «Одним богатым пошла на пользу за эти четыре года революция, – говорил Жак Ру, выступая в Конвенте 25 июня 1793 года. – Нас притесняет теперь торговая аристократия, еще худшая, чем аристократия дворянская, и мы не видим конца их прижимкам, так как цены на все товары растут в ужасающей пропорции. Пора, однако, положить конец этой борьбе, которую эгоизм ведет против рабочего класса. Неужели собственность плутов важнее жизни людей?». Проповедники равенства «по природе и перед законом» выгнали Жака Ру из Конвента, провожая криками и угрозами, а затем, чтобы погубить «бешенного» священника, обвинили его в воровстве средств из казны революционного клуба «Кордельеров». Либералы всегда действуют таким образом. Тот, кто осмелится поставить под сомнение искренность их идеологии, рискует стать жертвой самой фантастической лжи и клеветы с их стороны. Но черт с ними, с либералами. С этими господами все и так ясно. Обидно другое, а именно то, что социалисты взяли от них очень многое. Конечно, равенство социалисты понимают не так, как либералы. Социалистическое равенство – это не фиговый листок на позоре угнетения и эксплуатации человека человеком. Социалисты действительно верят в то, что люди равны от рождения, по природе и сути своей, а не просто перед законом. Бесспорно, такая постановка вопроса предпочтительней буржуазного равенства «стартовых возможностей». Что это за «стартовое равенство», если один участник «забега» полон сил и здоровья, а другой – калека? Анархисты, те, как всегда, заходя дальше социалистов, именно равенство называют воплощением справедливости. «Когда мы говорим: "не делай другим того, чего не желаешь себе", мы требуем справедливости, сущность которой есть признание равноценности всех членов данного общества, а, следовательно, их равноправия, их равенства в требованиях, которые они могут предъявлять другим членам общества. Вместе с тем оно содержит и отказ от претензии ставить себя выше или "опричь" других, – объясняет Петр Алексеевич Кропоткин в лекции о справедливости и нравственности. – Без такого уравнительного понятия не могло бы быть нравственности. Во французском и английском языках Справедливость и Равенство выражаются даже словами одного и того же происхождения: equite и egalite, equity и equality».
Духовная иерархия
Считая, что материальное равенство, – закономерное следствие равенства «от природы», социалисты и анархо-коммунисты глубоко ошибаются. Материальное равенство станет реальностью лишь тогда, когда естественным путем разовьется и сложится духовная иерархия. Чем выше место в духовной иерархии, тем радикальней отказ от материальных благ. Большевики героической эпохи, отстаивая принципы военного коммунизма, инстинктивно шли в этом направлении, что проявилось в принятии закона о партийном максимуме: руководители-коммунисты, как когда-то парижские коммунары 1871 года, получали не выше среднего заработка рядового рабочего – в десятки раз меньше, чем «буржуазные специалисты». Виктор Серж, французский анархист русского происхождения, который приехал в Россию после Февральской революции и стал большевиком, рассказывает о жизни большевистской элиты в Петрограде: «В столовой Исполкома Северной коммуны мы каждый день ели мясной суп и часто конину, слегка подпорченную, но сытную. Там обычно столовались Зиновьев, Евдокимов из ЦК, Зорин из Петроградского комитета, Бакаев, председатель ЦК, иногда Елена Стасова, секретарь Центрального Комитета, и Сталин, почти никому в ту пору неизвестный. Зиновьев жил на втором этаже «Астории». Неслыханная привилегия: отель диктаторов кое-как отапливался, а кроме того, по ночам в нем сияло освещение, ибо работа там никогда не прекращалась; он был похож на огромный светящийся корабль, возвышающийся над темными площадями. Ходили слухи о нашем немыслимом роскошестве и даже об оргиях с артистками балета. Бакаев из ЧК носил, однако, дырявые башмаки; несмотря на спецпаек правительственного функционера, я бы умер от голода без сложных махинаций на черном рынке, где выменивал всякую мелочь, привезенную из Франции. Первенец моего друга Ионова, шурина Зиновьева, члена Исполкома Совета и первого директора Госиздата, умер от голода на наших глазах. Однако мы хранили некоторую наличность и даже значительные ценности – но для государства, под строгим контролем, над чем наши подчиненные часто посмеивались. Оклады были ограничены «партмаксимумом», соответствовавшим средней зарплате квалифицированного рабочего. В то время старый латвийский большевик Петр Стучка, забытая ныне выдающаяся личность, установил в Латвии, где победила советская власть, режим полного равенства: члены партийного комитета, являвшегося одновременно правительством, не имели вообще никаких материальных привилегий». Народный комиссар продовольствия Александр Цурюпа падал в голодные обмороки. Советские обыватели посмеивались над этой информацией, им приятней было считать, что это пропагандистская сказка о честном наркоме. Это свойство обывателя, его типовая черта – принижать великие дела, унижать героев, смеяться над ними, опускать до своего уровня. А вот как Виктор Серж описывает вождя большевиков: «На Владимире Ильиче был старый эмигрантский пиджачок, возможно, еще из Цюриха, который я на нем видел круглый год. Почти лысый, с шишковатым черепом, высоким лбом, заурядными русскими чертами, удивительно свежим розовым цветом лица, слегка выступающими скулами, серо-зелеными глазами, которые улыбка делала чуть раскосыми, он имел добродушный и радостно-лукавый вид. Сама простота. Он жил в Кремле, в небольшой квартире дворцовых слуг, которая тоже не вполне протапливалась в последнюю зиму. Идя к парикмахеру, он становился в очередь, находя неприличным, когда его пропускали вперед. Старая няня вела его хозяйство и чинила одежду». Ленин, Троцкий, Зиновьев, Дзержинский занимали самое высокое место в большевистской иерархии, но в материальном измерении они жили не лучше, чем фронтовой командир, и намного хуже самого последнего спекулянта на черном рынке. Они подавали пример, они вели за собой, а обыватели проклинали их. И не за то, что они, большевики, подменили власть Советов диктатурой партии, а за то, что большевики не могли их прокормить. Виктор Серж с горечью вспоминает матерные надписи на стенах в адрес Ленина и Троцкого: в них обыватели выказывали недовольство пайком, мол, что за паек – хлеб да сушеная рыба. Восстание в Кронштадте провозгласило лозунг возвращения к советской демократии: «Власть советам, а не партиям!». Моряки были правы, большевики подмяли под себя Советы, что и задушило революцию. Но в основе восстания лежало недовольство матросов Кронштадта политикой военного коммунизма, в которой идея материального равенства сочеталась с идеей духовной иерархии. И если смотреть на Кронштадтское восстание под таким углом, то оно приобретает контрреволюционный оттенок. Советы рано или поздно все равно превратились бы в пустые бочки, так как обыватель не будет заниматься управлением, если это не оборачивается для него материальными выгодами. Осуждать за это обывателя глупо – это его природа, он стремится обеспечить свое существование и существование своей семьи. Большевики просто ускорили процесс вырождения советов, вот и все. Но они испугались выступления кронштадтцев, они отменили военный коммунизм. Духовная иерархия, порожденная великой революцией, была сметена теми, кто откликнулся на лозунг: «Обогащайтесь!»
Простой вопрос
Сторонники идеи природного равенства вряд ли ответят на вопрос: как так выходит, что одни люди, зная, что рядом в ящике, ключ от которого лежит в их кармане, находятся средства, достаточные для того, чтобы накупить жратвы на целый год вперед, мирятся с тем, что их ребенок умирает от голода, лишь бы не согрешить против идеи равенства, а другие совершают подлость за подлостью, лишь бы наполнить свое корыто. Как так выходит, если все равны от природы? Виновато плохое воспитание? Недостаток образования? Кто так говорит, либо дурак, либо ханжа. Есть множество примеров, как необразованные и плохо воспитанные рабочие люди шли на самопожертвование. В экзистенциальном смысле революционная элита (под которой здесь подразумеваются не люди из ЦК и т.д., а люди действия) является наследницей подвижников веры в бога. Аскеты, вроде Франциско Ассизского, известны всем. Но кто из мирян вспомнит, кто был римским папой, когда они совершали свои духовные подвиги? Люди рождаются неравными по природе. Этот тезис подтверждает история, биология, а теперь еще и генетика. И это надо признать перед тем, как начать бороться за справедливое общество. Если мы не признаем это, то в случае победы социалистической революции вновь создадим общество с ханжеской идеологией, от которой рано или поздно с отвращением отвернутся люди, как они отвернулись от «реального коммунизма». Ленин в работе «Что делать?» писал, что социалистическое сознание в рабочий класс привносит революционная интеллигенция, а сам рабочий класс способен дойти лишь до осознания того, что необходимо продавать себя работодателю на выгодных условиях. Скорее всего так оно и есть. Но Ленин не ответил на вопрос: что должно произойти с человеком, что им должно двигать, чтобы он стал частью революционной интеллигенции? Из кого она формируется – эта интеллигенция? Какая сила заставила князя Петра Алексеевича Кропоткина, наследника рода Рюриковичей, порвать с аристократией и стать анархистом? Не хочется пересказывать идеи Вальфредо Парето, но история движется благодаря борьбе контрэлиты с элитой, а обыватель до поры до времени наблюдает за этой борьбой со стороны, чтобы в нужный момент поддержать сильнейшего, а потом от него отвернуться, если этот сильнейший не оправдает его ожиданий. Чтобы в обществе установился режим материального равенства, в духовном измерении надо признать идею иерархии. Авангард – это не какая-то партия с самой правильной программой революционного социалистического преобразования общества. Авангард – это те, кто идет впереди, те, кто не болтает, а действует. Те, кто совершает великий отказ от соблазнов обывательской жизни. Те, кто не ждет ничего взамен за свое самопожертвование. Это – раса героев, аскетов, подвижников. Что движет этими людьми – тайна. Марксизм, уча нас тому, что поведение людей определяется их материальными интересами, обходит этот вопрос стороной. Конечно, можно поискать объяснение в психологии или, как Лев Гумилев, в биологии. Но нужно ли это делать? Люди, которые сами себя зачисляют в пассионарии, смешны. Достаточно просто признать наличие авангарда, объединяющего людей идеи и действия. И судить по делам.
Социализм обречен на очередные поражения, а потом и забвение, если его не рассматривать как духовное явление, которое провозглашает бунт не только против экономической и социальной несправедливости, но и против сведения человеческой жизни к банальности и материальности. Чтобы продвигаться вперед, социализм должен отбросить ханжество, унаследованное от либералов. Либералы, выражая интересы буржуазии, боролись за всеобщее равенство перед законом, за равноправие, понимая, что закон будет на стороне того, кто платит. Социалистам не нужно ничего провозглашать, нужно просто отказаться от буржуазного прочтения свободы, равенства и братства. А также от феодального прочтения такого понимания, как иерархия. Для настоящего социалиста свобода – это не право, а долг, жизнь – это не дар, а задание.
