«Что бы мы ни делали, у нас все равно автомат Калашникова получается». Эта старая советская шутка вполне может стать иллюстрацией к дискуссии, развернувшейся 22 января 2009 года в одном из первых послепраздничных выпусков программы «Только ночью» на канале ТВЦ. Учитывая, что эта программа снималась еще до праздников, то и тема для него была предложена не злободневная, а вневременная – возрождение народных дружин. Однако этот вопрос, который, казалось бы, может быть интересен не самому широкому кругу лиц, вызвал в зале острую и показательную дискуссию.
Собственно, дискутировать на тему «возрождать или не возрождать народные дружины» – это примерно то же самое, что спорить, распускать или не распускать Советский Союз. ДНД в России – не часть далекого от молодежи советского прошлого или неопределенного «светлого будущего». Это существующее уже много лет настоящее. Муниципальные дружинники давно занимаются своей деятельностью в разных концах страны. Просто долгое время их работа регламентировалась региональным законодательством. К настоящему моменту подготовлен федеральный закон на эту тему. Его-то и представил участникам шоу выступавший за дружину депутат-«единоросс» Аркадий Баскаев, бывший начальник Московского округа внутренних войск.
Однако старый фраза из рекламы, что «мужики-то не знают», применима не только к пиву.Так что оппоненты Баскаева общественный деятель Дмитрий Бабич и писатель Андрей Геласимов самоотверженно бросились спасать страну от «грядущего» возрождения «наследия мрачных времен» – дружины. Кто-то вспомнил, как его в детстве побили еще советские дружинники, кто-то – как работников предприятий в советское же время заставляли идти в дружину силком. На фоне этих советских страхов современностью взгляда выделялись лишь опасения одного из ведущих, Никиты Белоголовцева, что «в дружинники запишутся какие-нибудь ДПНИшники и будут с этими удостоверениями прессовать гастарбайтеров». Тот факт, что современные дружинники не имеют права и шагу ступить без работников милиции (хотя националистов среди них действительно немало), уже никого не интересовал. Как и вполне логичное соображение, что коммерческим предприятиям, которые стремятся максимально «выжать» из человека на работе, загонять работников в дружину просто невыгодно. Да и требование, например, московского законодательства к работодателю, обязывающие предоставлять дружинникам дополнительные дни к оплачиваемому отпуску, наших бизнесменов вряд ли простимулируют кого-то отправлять в ДНД.
Однако если бы дискуссия ограничилась только этим, она приобрела бы не больше остроты, чем рассуждения средневековых схоластов о том, какой длины крылья у ангелов. Мы не зря вспомнили о религии: спор о дружине быстро стал спором о дружине . Поэтому и в лагере защитников дружины вскоре прибыло – его пополнили лидер Союза православных граждан Кирилл Фролов, представленный как политолог, и общественный деятель Степан Медведко. Впрочем, Аркадий Баскаев таким союзникам вовсе не обрадовался, о чем не преминул заявить с генеральской прямотой.
В итоге, абстрактная дискуссия между разными группами участников на тему, нужно ли возрождать уже возрожденные дружины, вскоре перетекла в яростный спор внутри одной группы – какой должна быть эта дружина. И действительно, между дружинами Баскаева и Фролова разницы едва ли не больше, чем между юношескими воспоминаниями тех же Баскаева и Геласимова. Дружинники для Баскаева – просто добровольные помощники милиции, и только. Дружинники для Фролова – нечто среднее между китайскими хунвэйбинами и иранскими «Стражами исламской революции». Они действуют уже без помощи милиции и следят не только и не столько за общественным порядком, сколько за общественной моралью. И, похоже, «противодействие гей-парадам», о котором в ходе передачи говорил Фролов, – это только начало.
Фактически, дружинники второго типа должны от имени части общества навязывать свои представления о морали всем остальным. Одна зрительница в зале сказала: неважно, сколько в России православных, 70 процентов или 7, все равно это значимая сила. Это действительно неважно, поскольку в цивилизованном обществе (в идеале) должно иметь место согласование интересов, а не подчинение всех интересам лишь одной группы. Хотя выступает от имени всего общества группа в 70 или в 7 процентов, все-таки имеет значение, поскольку если первый случай мы еще можем назвать перегибом демократии, то второй – уже открытой диктатурой. Кстати, даже сами православные (неважно, сколько процентов) далеко не обязательно захотят, чтобы их волю представляла лишь какая-то группа (кстати, стоит задаться вопросом, какой процент православных их поддерживает). Так что здесь вполне применима метафора с автоматом Калашникова – когда дружину из инструмента охраны общественного порядка превращают в орудие (общественного ли?) контроля.
Не говоря уже о том, что создание дружины независимо от милиции, будь то при храме, при мечети или при чуме авторитетного шамана, противоречит самому закону о дружине, о чем депутат Баскаев напомнил собравшимся.
Кому, как не молодежи, не знать, что давно прошли времена, когда был возможен лишь сон. Однако дискуссия о дружине в выпуске ночного молодежного ток-шоу явно пошла в двух «сонных» направлениях – просто сна о мире, где дружины еще не существует, и кошмара, где есть дружина на страже определенной идеологии.
Между тем участники дискуссии забыли еще об одной интересном аспекте. Зачем и кому нужна православная дружина, мы, кажется, выяснили. А зачем нужна обыкновенная дружина? Один из вариантов ответа на этот вопрос можно найти у представителей милиции. Если спросить об этом у них, большинство, видимо, скажет, что дружина нужна. Но вовсе не для того, чтобы входить в столкновение с преступниками. Можно пробыть дружинником несколько лет и ни разу не столкнуться на улице даже с мелким хулиганом. Что, может быть, и лучше для самих дружинников. Вряд ли невооруженные люди без физической подготовки могут в этом серьезно помочь профессионалам из милиции (при всех вопросах к уровню профессионализма многих стражей порядка).
Но дружинники все равно очень нужны, скажут вам многие милиционеры. Когда нужно найти понятых, к кому еще обратиться? Нет, необязательное, когда при задержании или обыске кого-то хотят «подставить». При применении следственных действий к самому настоящему преступнику. Не идут наши граждане на контакт с милицией даже по вполне законным поводам. Правда, они и друг с другом все реже идут на контакт, чтобы помочь тому, кто попал в беду, в том числе и в лапы преступников. Несколько лет назад произошел случай, о котором писали в столичных СМИ. В ходе расследования убийства, случившегося в осенние выходные в одном из московских дворов, выяснилось, что у него было несколько десятков свидетелей. Они наблюдали за событиями из окон своих квартир, а первый звонок в милицию последовал почти через 40 минут после того, как убийца спокойно покинул место преступления.
С этим, кстати, связана и утопичность популярных в 1990-е идей о том, что в России можно избирать участковых, как шерифов в США. Не только потому, что «шерифом» на выборах может стать как раз преступник. Просто «всенародно избранный Анискин» может эффективно действовать, лишь если ему активно помогает местное население и если это население отторгает преступность. Наше же общество к преступникам относится сравнительно терпимо. Впрочем, и государственное телевидение, растиражировавшее в свое время образ «положительного бандита», этому только способствовало. Так что вполне реальной представляется сценка, нарисованная в одной из статей: в российской действительности отношения общества, «шерифа» и преступника выглядели бы по принципу «Хороший ты парень, Вован, хоть и рэкетир. А шериф – шляпа». Вот и приходится милиции, лишенной поддержки общества, создавать это законопослушное общество самим – хотя бы в виде узкого слоя дружинников.
Здесь, конечно, можно вспомнить и о другой стороне медали. Откуда возьмется доверие общества к милиции, если последняя часто в лучшем случае не профессиональна и нередко равнодушна, а в худшем – становится прибежищем взяточников или садистов. Не говоря уже о том, что милицию часто делают инструментом подавления протестных выступлений населения.
Все это так. Но все же милиция – такая же часть общества. А что собой представляет ситуация, когда преступность, борьба с нею, общество и милиция существует параллельно друг другу и в то же время переплетаются в самых жутких сочетаниях? Что это за теория Лобачевского, перенесенная из сферы точных наук в общественные? Сон или кошмар?
Михаил Нейжмаков
