Интервью с Янисом Варуфакисом: о левом проекте в Греции и Европе, Джулиане Ассанже, политзаключенных, экономике России и технофеодализме
Редакция Рабкора взяла интервью у бывшего министра финансов Греции и лидера общеевропейской партии Diem25 Яниса Варуфакиса. Мы затронули наиболее важные вопросы текущего дня, которые важны для интернационального левого движения: общемировая экономика, левая альтернатива и политические заключенные во всем мире. Приятного чтения!
Вы основали партию DiEM25 в 2016 году. Не могли бы вы рассказать о планах и основных целях партии?
В 2015 году греческое восстание против попытки истеблишмента ЕС навязать Европе умопомрачительную жесткую экономию, потратив при этом сотни миллиардов на спасение своих банкиров, которые вызвали тяжелейший европейский кризис, вдохновило европейских прогрессистов по всему континенту. Даже после того, как это короткое, но яркое восстание было подавлено несколько месяцев спустя, радикализм и надежда на всеевропейское сопротивление сильным мира сего оставались на высоте. Основание DiEM25 стало попыткой объединить всех этих людей и движения в рамках единого транснационального радикального прогрессивного движения.
Почему левый проект не удался в Греции? Что происходит сейчас с партией «Сириза»?
Потому что в ночь, когда 62 % избирателей дали нам мандат на продолжение борьбы, их премьер-министр сдался, предал собственный народ и лишил его мандата. То, что возглавляемая таким лидером партия зачахнет, было лишь вопросом времени. Меня удивляет только то, что она продержалась настолько долго.
Говоря о политзаключенных, Джулиан Ассанж, которого вы очень поддерживали, сейчас на свободе. Знаете ли вы что-нибудь о его планах, есть ли шанс, что он сможет как-то помочь и объединить политиков и обычных людей вокруг проблемы политзаключенных?
Первая задача Джулиана – выздороветь. После долгих лет одиночного заключения и сенсорной депривации ему нужно время, чтобы заново вырастить из личностного ядра присущие ему до заточения способности быть высокофункциональной социальной сущностью, организатором и активистом. Когда он полностью вернется к жизни, он продолжит быть координатором свободы прессы и всех, кто выступает против тирании.
Как экономист, можете ли вы прокомментировать бюджет России на следующий год?
Расходы на оборону, безопасность и госуслуги почти в два раза превышают расходы на медицину, образование, культуру, инвалидов, поддержку пенсионеров и т. д., сократился раздел «Национальная экономика». Правительство не будет брать деньги из Резервного фонда, оно будет копить долги. Раздел «Жилищно-коммунальное хозяйство» увеличился почти в два раза, так как он будет использован для компенсации банкам за ипотечные кредиты. На 17 % сократились расходы по разделу «Социальная политика», что связано в первую очередь с резким сокращением трансфертов в Пенсионный и Социальный фонды. С учетом инфляции сокращение расходов бюджета на пенсионеров превысит 30 % и т. д.
С одной стороны, похоже, что готовятся к продолжению войны, с другой – слишком мирно для очередной мобилизации. А что думаете вы?
Я не являюсь экспертом в области российской экономики. Но не нужно быть экспертом, чтобы понять три факта о современной военной экономике России:
Во-первых, иллюзии Запада о том, что российская экономика рухнет, испарились. Способность российского государства финансировать себя и войну, не вызывая при этом массового коллапса в социальной экономике страны, осталась нетронутой.
Во-вторых, военная экономика России преуспела в ограниченной реиндустриализации страны (хотя и для производства орудий смерти и разрушения). Одновременно многие экономические ренты и прибыли, которые раньше уходили на Запад, теперь остаются в России – отчасти благодаря сделке между Путиным и олигархами, предусматривающей, что олигархи оставляют награбленное в России в обмен на владение предприятиями, которые покинули западные компании.
В-третьих, как и в любой военной экономике, экономическими жертвами войны становятся массы, обладающие наименьшими возможностями для заключения сделок (например, пенсионеры, учителя и т. д.).
Учитывая вышесказанное, становится ясно, что Путину не грозит экономическое давление с целью прекращения войны в ближайшее время.
Сейчас действительно важные вопросы, такие как экологические проблемы, кризис демократии, мигранты, стали ассоциироваться с истеблишментом, например, мы видим, как Трамп обвиняет Байдена в том, что тот тратит деньги на климатические проблемы. Что мы можем сделать с тем, что люди отказываются признавать объективную реальность таких проблем из-за этих ассоциаций с политической «повесткой дня» определенных элитных групп?
Я не считаю, что проблема заключается в отрицании климатической катастрофы. Возьмем, к примеру, Джо Байдена, который, в отличие от Дональда Трампа, признает, что климат разрушается и что наши государства должны быть готовы к этому. И что? В течение четырех лет своего пребывания в должности г-н Байден подписывал одну лицензию на добычу нефти и газа за другой, предлагая смертельно опасной отрасли ископаемого топлива огромные субсидии. Имеет ли значение то, что он также на словах говорил о чрезвычайной ситуации с климатом? Лично я предпочел бы, чтобы он не занимался этим лицемерным пустословием, поскольку слова, не подкрепленные действиями, – это горячий воздух, который, в конечном счете, дает массам повод думать, что проблема решена. Говоря иначе, я убежден, что Трамп менее опасен, чем центристы, такие как Джо Байден или Кейр Стармер, которые слагают лирические песни, например, о Целях устойчивого развития (SDGs), не понимая, что такие цели не могут быть достигнуты при капитализме.
Много дискуссий вызывает ваша теория технофеодализма. Не могли бы вы уточнить тезис о смерти капитализма? Считаете ли вы, что он действительно умер? Или это просто форма выражения, подчеркивающая новые черты современного капитализма?
Чтобы правильно вести дискуссию, нам нужно определиться с терминами. Я, как и Маркс, определяю капитализм как социально-экономический способ производства, распределения и обмена, который опирается на две основы: все производство осуществляется через рынки товаров и труда, а основная часть накопления богатства происходит в форме получения прибыли.
Мой тезис в книге «Технофеодализм: Что убило капитализм» заключается в том, что мутация капитала породила новую форму капитала – которую я называю облачным капиталом – которая маргинализировала оба столпа капитализма: рынки были в значительной степени заменены облачными вотчинами (например, amazon.com), а прибыль затмевается облачной рентой, которую владельцы облачного капитала взимают за доступ к своим облачным вотчинам. Короче говоря, мой тезис заключается в том, что мутация капитала убила капитализм и что возникший социально-экономический способ производства, даже если в нем полностью доминирует капитал (в основном облачный), больше нельзя с пользой именовать капитализмом – скорее, это новый способ, суть которого лучше всего передается термином «технофеодализм».
В книге «Another Now» вы описываете возможную альтернативу капитализму, которая заимствует многие черты рыночного социализма. Однако, рыночные отношения порождают распространение товарного фетишизма и овеществление человеческих отношений. Как мы можем их преодолеть?
В этой новелле я попытался сделать с точки зрения политэкономии две вещи: Во-первых, описать, как будет выглядеть по-настоящему самоуправляемая, демократизированная социалистическая экономика – вместе с набором институтов, которые не позволят самоуправляемым социалистическим предприятиям поддерживать товарный фетишизм, финансиализацию и т. д. Во-вторых, представить себе тип революционных действий, которые могли бы привести к реализации этого социалистического видения (которое, кстати, не представлено как утопия, в том смысле, что я углубился в типы экономических и идеологических кризисов, от которых оно не застраховано).
В видеоролике в поддержку Бориса Кагарлицкого* вы упомянули, что репрессии на Западе питают репрессии в России и наоборот. Левое движение всегда было сильным благодаря своему интернационализму и солидарности. Возможно ли создание нового левого демократического интернационала, который мог бы сформулировать альтернативную неолиберализму повестку дня и помочь левым политзаключенным по всему миру? Какие европейские страны могли бы выступить с такой инициативой?
Именно этим занимается DiEM25 по всей Европе. Мы поддерживаем политзаключенных в путинской России. Мы поддерживаем феминистское движение «Женщина – жизнь – свобода» в Иране. Вместе с еврейскими товарищами мы делаем все возможное, чтобы организовать противодействие геноциду палестинского народа и т. д. В то же время мы работаем над разоблачением лицемерия НАТО, США и ЕС и противостоим их «либеральному империализму», который привел к гибели миллионов людей в Индокитае, Ираке, Афганистане, Ливии и т. д.
Этот вопрос от Бориса Кагарлицкого: Радикальные левые обычно радикально критикуют систему, но эта критика не переходит в действия. Может быть, настало время предложить некое радикальное действие, способное действительно изменить систему – каково ваше мнение?
Для начала: Я солидарен с вами, Борис. Мы будем продолжать работать над вашим освобождением столько, сколько потребуется. Теперь к вашему вопросу: Да, нам нужно возродить наше послание. Мы не можем продолжать просто противостоять (хотя противостояние срежиссированной мизантропии вокруг нас будет по-прежнему занимать большую часть нашего времени и энергии). Мы должны предложить радикальное, но реалистичное видение будущего, которое молодежь и старики сочтут достойным борьбы за него. Именно поэтому я написал книгу «Другое сейчас». Но этого недостаточно: новое эмансипационное эко-коммунистическое видение кажется мне абсолютно необходимым.
*признан «иноагентом»
