«У народов, политически противопоставляющих себя Грузии, будет востребована религиозная идентичность, противоположная грузинской. То есть ислам». Статья Андрея Гусева под таким интригующим заголовком была опубликована порталом Credo.ru в сентябре (http://www.portal-credo.ru/site/?act=news&id=65034&cf=).
Собственно, идея статьи понятна уже из заглавия и объясняется в самом начале текста: «Речь идет о том, что теперь у народов, политически противопоставляющих себя Грузии, особенно малых, будет востребована такая религиозная идентичность, которая противоположна грузинской. И таковой, по отношению к православной «грузинскости», станет ислам».
То, что, делая свои выводы, автор упоминает о значительной доле мусульман в населении Абхазии, вполне предсказуемо. Интересно, однако, что наиболее восприимчивыми к «политическому исламу» он считает вовсе не абхазов: «Сложно сказать на ближайшую перспективу, возрастет ли мусульманский фактор в Абхазии, но вот в Осетии (Северной и Южной) он явно возрастет».
Как поясняет Андрей Гусев, «это в значительной степени связано с именем молодого муфтия Северной Осетии Али-хаджи (Сергея Евтеева) – личности в российской умме во многом выдающейся.Выходец из русско-осетинской, исповедующей православие семьи, Евтеев хорошо образован (у него два высших мусульманских образования), он первый муфтий, прямо избранный верующими (а не исламско-бюрократическим междусобойчиком, что для российской уммы стало уже традиционным). Али-хаджи отличается довольно радикальными взглядами и очень активен в своей практической деятельности».
Завершая статью, Гусев делает и смелый геополитический прогноз: «Говоря о международной реакции в мусульманском сообществе на эти события, можно предположить с высокой долей вероятности, что особенно определенной она не будет. Хотя бы потому, что все участники этих событий не принадлежат к регионам с мусульманским большинством. Но подспудная реакция все же должна себя проявить в силу весьма далекого от религии, но не менее важного для человечества, а именно нефти. Потенциально в ходе этих событий Россия может установить свой контроль на все альтернативные нефтегазомагистрали, ведущие из мусульманских стран Центральной Азии и шиитского Азербайджана на Запад. И это наверное с тревогой будет воспринято в нефтедобывающих странах, в подавляющем большинстве своем являющихся одновременно государствами мусульманскими». Неясно, правда, что автор подразумевает под «этими событиями» – «пятидневную войну» или резкое усиление исламского фактора в Абхазии и Осетии.
Многие выводы Андрея Гусева кажутся спорными. Прежде всего, непонятно, почему он считает более перспективной для «исламского фактора» именно Осетию. Действительно, в Осетии существует заметная исламская община. Но, во-первых, это в основном представители осетин-дигорцев, живущие на западе Северной Осетии, а среди южных осетин («кударцев»), как и среди доминирующих в Северной Осетии иронцев, мусульман минимальное количество. Во-вторых, несмотря на значительное распространение ислама в Осетии в дореволюционные времена (вопреки всем усилиям царского правительства), даже современные мусульманские издания признают, что «возрождение ислама в Осетии так и не приняло бурных форм». И в любом случае, мусульман среди осетин в процентном отношении меньше, чем среди абхазов. Кроме того, если осетины должны начать массово принимать ислам из-за конфликта с Грузией, почему этого не произошло во время первых антигрузинских восстаний в Южной Осетии во время Гражданской войны в России или, по крайней мере, в начале 1990-х, когда Грузия не менее жестко, чем в августе 2008-го, пыталась вернуть себе контроль над республикой?
Вполне можно поверить, что новый муфтий Северной Осетии, выходец из православной семьи, придерживается радикальных взглядов – это всегда отличает новообращенных мусульман. Однако в России действует и очень активная группа русских мусульман (ярким представителем которой можно считать, например, Вячеслава-Али Полосина, советника главы Совета муфтиев России Равиля Гайнутдина) – но вряд ли это говорит о том, что в ближайшей перспективе значительная часть этнических русских примет ислам.
Кроме того, еще со времен Звиада Гамсахурдиа представители Грузинской православной церкви активно сотрудничали с режимом в Тбилиси, так что в этом смысле для осетин вряд ли откроется что-то новое. Особенно если учесть, что православные приходы в Южной Осетии подчиняются не Грузинской, а Греческой православной церкви. К тому же грузинские военные, вторгшиеся в Южную Осетию в августе этого года, повели себя явно не по-христиански, оскверняя православные храмы в республике. Так что вряд ли в августе 2008 года произошли события, которые внесли что-то новое в представления осетин о православии вообще и грузинском православии в частности.
Казалось бы, с Абхазией все должно быть проще. Однако и здесь не все однозначно. Недаром Андрей Гусев сообщает в своей статье, что доля мусульманского населения в республике оценивается в «10-60 %». Это напоминает прогноз погоды, в котором говорится, что температура воздуха ожидается от плюс двадцати до минус двадцати, осадки в виде дождя, снега или даже местами града.
Однако винить в такой статистике стоит вовсе не автора статьи, а постсоветские реалии, которые во многом стерли старые религиозные различия. К тому же среди многих народов Кавказа старые родоплеменные обычаи отодвигали на второй план религиозные, поэтому мусульманин, употребляющий спиртное, или христианин, посещающий языческие праздники, здесь – нередкое явление.
Что касается Абхазии, то исламу здесь очень не повезло – в XIX веке, после подавления неудачного восстания против царского правительства, ее покинула значительная часть мусульман-абхазов, среди которых было много знатоков ислама. В 1918 году меньшевики уничтожили в Абхазии все мечети, а позднее идентифицировать себя как мусульман людям мешал страх перед депортацией – ведь большинство депортированных народов было мусульманским. Абхазы-мусульмане живут в основном в северных районах Абхазии (прежде всего Гудаутском). Однако, по мнению ряда исследователей, пока эта идентификация является поверхностной. Так, историк и этнограф В.А. Шнирельман отмечает, что в настоящее время «все мусульманство Гудаутского района сводилось к тому, что местные абхазы не разводили свиней. Однако, как мне рассказывали абхазские информаторы, это не мешало им в прошлом охотиться на диких кабанов». Кроме того, по данным социологических исследований, проводившихся в 2001 году, среди опрошенных абхазов, считающих себя мусульманами, 66,5 % посещали языческие святилища. Среди абхазов-христиан таковых тоже оказалось много, но все же заметно меньше – 47,4 %. Понятно, о каком уровне исламизации здесь можно говорить. Кстати, около 50 % абхазов, согласно тем же опросам, все-таки причисляло себя к христианам.
Идея об «исламской Абхазии» вообще не нова, и чаще поднималась на щит противниками абхазов. Еще в 1989 году Тбилисское телевидение сообщало, что абхазы намерены создать «Мусульманскую кавказскую республику», а грузинская пропаганда времен Гамсахурдия представляла абхазов как истовых врагов христианства (естественно, в лице Грузии). Пропаганда эта, видимо, преследовала две цели: во-первых, оттолкнуть от лидеров абхазского сопротивления проживавших в республике русских, армян и греков, а во-вторых, создать негативный образ Абхазии на Западе.
Тем не менее, именно во время войны в начале 1990-х абхазские интеллектуалы пытаются подчеркивать свою христианскую идентичность. Они даже делали попытку доказать, что святая Нина сначала окрестила абхазов, а потом уже грузин. Позже от этой идеи отказываются, поскольку эта святая все же уже прочно ассоциировалась с Грузией. Тогда в Абхазии вспоминают другую легенду – о том, что местное население крестил еще апостол Андрей Первозванный.
Правда, такие взгляды не нашли широкой поддержки в обществе. Значительная часть абхазов, идентифицировавших себя как христиан, храмы не посещала. Зато в республике началось активное возрождение традиционных языческих верований. Иногда оно принимало любопытные формы – скажем, на многих языческих праздниках присутствовал православный священник с иконой.
Приводя эти данные, я вовсе не хочу сказать, что ислам «хуже» православия. Просто пока не имеется никаких данных, которые бы говорили в пользу роста исламского фактора в Южной Осетии и Абхазии.
Наконец, мнение Андрея Гусева, что мусульманские нефтедобывающие страны с опасением воспримут события «пятидневной войны», поскольку Россия при этом может установить контроль над всеми альтернативными нефтегазомагистралями, ведущими из Центральной Азии, также является спорными. Ведь Южная Осетия и Абхазия находятся в стороне от этих магистралей. Вот, если бы Россия оккупировала всю Грузию или хотя бы заняла важный порт Батуми (правда, находящийся еще дальше от театра военных действий) – другое дело.
Мы не знаем, что двигало автором той статьи – сочувствие к исламу или, наоборот, страх перед ним. Однако если отбросить то и другое, следует признать: пока исламский фактор не играет той роли в Южной Осетии и Абхазии, которой от него ждут – с надеждой или опасениями.
Михаил Нейжмаков
