Кто играет на волшебной флейте?

«Возьмем ваши действия за вчерашний день…. В поисках неизвестного человека, который отрекомендовался вам как знакомый Понтия Пилата, вы вчера произвели следующие действия… Повесили на грудь иконку… Сорвались с забора, повредили лицо. Так? Явились в ресторан с зажженной свечой в руке, в одном белье и в ресторане побили кого-то. Привезли вас сюда связанным. Попав сюда, вы звонили в милицию и просили прислать пулеметы. Затем сделали попытку выброситься из окна. Так? Спрашивается: возможно ли, действуя подобным образом, кого-либо поймать или арестовать?…»
Михаил Булгаков «Мастер и Маргарита»
Образование последнее время – предмет пристального внимания государства. К сожалению. Когда знакомый чиновник Министерства образования и науки жаловался мне на загруженность («Даже в отпуск вырваться удается не каждый год!»), я молча сочувственно внимала. Но при этом думала: как было бы здорово, если бы все Министерство ушло в годичный отпуск! Может быть, за годик-то оно (образование, то есть) успело бы оклематься. Я бы согласилась, чтобы часть наших налогов по-прежнему шла на их содержание, но с одним условием: полный запрет на какую-либо деятельность в сфере образования!
Это шутка, конечно, но в каждой шутке, как известно, только доля шутки. Сколько инициатив правительства приходится переживать системе образования! Вот теперь задумывается сокращение числа высших учебных заведений. Аргументов в основном два. Во-первых, низкое качество подготовки специалистов, превращение части вузов в конвейеры по выдачи дипломов. Во-вторых, демографическая ситуация, из-за которой сокращается число выпускников школ и, следовательно, потенциальных абитуриентов.
Начну со второго аргумента.Интересно, а министр Андрей Фурсенко представляет себе ситуацию с учебными аудиториями и местами в общежитиях в провинциальных вузах? С нагрузкой преподавателей? Так вот, и аудиторий, и мест в общежитиях катастрофически не хватает, нагрузка преподавателей часто запредельная. Так может быть, можно воспользоваться демографической ситуацией, с тем чтобы разгрузить преподавателей (учитывая перспективы роста в связи с исправлением демографической ситуации). Можно разработать временные нормативы, чтобы постепенно наращивать базу для дальнейшего развития высшего образования. Хотя о чем это я… Размечталась!
Теперь по поводу качества. Так и хочется спросить: а что же сразу сокращать? Ну хорошо, это чистая правда: халтуры, недобросовестности, фикции в образовательном процессе сегодня полно. Но в том виде, в котором идея необходимом количестве вузов озвучена, она выглядит именно как кампания по сокращению в системе высшего образования. Называется-то конкретное количество вузов, которое должно остаться в результате реорганизации. То есть заранее известно, сколько вузов окажется несостоятельным? Нет, я думаю, все проще: государство готово содержать или поддерживать именно такое количество вузов. Совершенно справедливое недоумение высказал заместитель проректора по учебной работе МПГУ Леонид Колосс, который заметил, что каждому субъекту федерации необходимы как минимум три вуза: университет, педагогический и медицинский институты. Получается более 250 вузов на страну. Замечу, что многопрофильный вуз, университет, необходим каждому региону, прежде всего по соображениям социальной справедливости. Неравенство в уровне развития регионов России, огромные расстояния, типичные для нашей страны и дороговизна транспорта приведут к тому, что молодые люди из регионов, лишенных университетов, окажутся окончательно отрезанными от самой возможности получить высшее образование вообще, любого качества. Но подобные соображения в контексте современной концепции российского образования, созданной и развиваемой чиновниками, выглядят просто крамолой. Какая социальная справедливость! Главное – востребованность и конкурентоспособность!
Хорошо, поговорим о востребованности. Очень много сетований по поводу того, что выпускники вузов не идут работать по специальности. Могу сослаться на свой опыт преподавания на факультете социологии и социальной работы. Действительно, далеко не все выпускники устраиваются по специальности. Но, во-первых, некоторые все же устраиваются, причем доля таких выпускников медленно, но растет. Во-вторых, многие выпускники хотели бы работать в системе социальной защиты, но их отпугивает низкая заработная плата при высокой нагрузке. Между тем потребность в специалистах по социальной работе есть, есть и вакансии, и потребность в новых, квалифицированных кадрах. Большинство же выпускников находит места, где реально требуется квалификация, соответствующая диплому о высшем образовании. Похожая ситуация – с выпускниками педагогических факультетов нашего вуза (я работаю в педагогическом университете). Так это разве проблема вуза, что выпускники не востребованы? И потом, высшая школа выдержала годы недофинансирования, реформ и перетрясок, временами напоминающих настоящую травлю. И не только выдержала, но и проявила себя весьма эффективной отраслью экономики: число вузов увеличилось более чем вдвое. А количество студентов – в 2,5 раза, и это при крайне неблагоприятной экономической и демографической ситуации. По логике Андрея Фурсенко и его чиновников, это все не более чем гнусный заговор населения и работников высшей школы. Они это делают назло!
Или еще проще: все студенты массово уклоняются от службы в армии. И девушки тоже. Но как бы ни ругали сегодня российское образование, потребность в нем у людей есть, и мотивация к его получению далеко не всегда бывает столь уж корыстной и примитивной. Не буду скрывать, мои студенты отнюдь не бескорыстные рыцари чистой науки, они не готовы добывать истину 24 часа в сутки без выходных и праздников. Но они вполне способны отличить увлеченного, заинтересованного преподавателя от зануды и халтурщика. Они готовы внимать и, при определенном усилии со стороны преподавателя, получать знания, размышлять и развиваться. Я не знаю ни одного студента, для кого образование, полученное в вузе, оказалось бы совершенно лишним. При этом знаю немало случаев, когда обучение в вузе буквально перевернуло жизнь студента, дало ему совершенно новые возможности, предоставило шанс, причем в очень сложных, даже драматических обстоятельствах. Однако такие сентиментальные рассуждения не могут пробить железную логику реформаторов образования, которые умудрились в преобразованиях самого человеческого (и в идеале – самого человечного) из социальных явлений начисто забыть о человеке.
Министерство и лично Андрей Фурсенко обещают разработать систему стандартов по определению качества образования в вузе и при принятии решения о его судьбе. Некоторые критерии уже известны. Например, при аттестации вуза одним из главных показателей являются так называемые научные рейтинги преподавателей. На каждого преподавателя должно приходиться в год не менее 18 тысяч рублей, полученных в качестве грантов, преподаватели обязаны публиковать научные статьи и пособия. При этом реальная ситуация в науке никак не учитывается. Должны, и всё! Но дело даже не в том, насколько реально для, например, преподавателя провинциального педагогического вуза полноценно заниматься наукой, постоянно получать грантовую поддержку своих исследований, публиковаться в центральных изданиях. Как говорится, было бы желание. Применяя подобные критерии ко всем вузам и преподавателям, реформаторы упускают из виду один принципиальный момент: способности к научной и преподавательской деятельности принципиально различны. Конечно, они не противоположны и иногда даже могут сочетаться в одном человеке, но все же требуют они разного типа и мышления, и личности. И способности к преподаванию, особенно в средней школе, ни в коем случае нельзя сводить к способности популярно излагать материал. Повторяю, это особый тип мышления. Хороший преподаватель – это тот, для которого важен не научный факт и не научное открытие само по себе, а путь к нему. Лучше всего опишет дорогу тот, кто шел по ней не спеша, плутал и сам находил выход, присматривался ко всем особенностям пейзажа, останавливался. Что же может рассказать о дороге тот, кто мчался к цели? И как он может тогда к этой цели кого-то привести? Хороший учитель или преподаватель – не капитан, не шофер, не пилот. Он – топограф. Но далеко ли мы уплыли бы, улетели или уехали, если у нас не было карт?
Совершенно разные требования предъявляет научная и преподавательская деятельность к коммуникативным способностям. Это не означает, что необходима неограниченная общительность, но все же есть разница между учителем и научным работником. Сказанное ни в коем случае не означает, что среди научных работников нет людей, способных талантливо читать лекции, вести интересные занятия. Но основную нагрузку в образовании несут не те, кто блестяще излагает результаты своих исследований, а те, кто будит первое любопытство, учит азам, поощряет к первым самостоятельным рассуждениями. Потому что без этих усилий у блестящих лекторов просто не будет адекватных по уровню развития и заинтересованности слушателей. Но именно такая кропотливая, тонкая и индивидуальная работа никак не поощряется. Реформы также не ориентированы на создание условий для полноценной деятельности учителя и преподавателя.
Во всех реформах образования не уделяется внимание ключевым фигурам образовательного процесса, Учителю и Ученику, Преподавателю и Студенту. В качестве критериев собственно педагогической деятельности используются, например, такие, как соответствие содержания лекций и занятий образовательному стандарту, результаты компьютерного тестирования студентов, наличие методических материалов по курсу. В этих мерах есть свой смысл, но только если их использовать как промежуточные показатели, ни в коем случае не как основные. Ужесточение формальных требований к преподавателям по факту снижает качество собственно обучения, так как на общение, поиски индивидуальных подходов, наиболее удачных методических решений времени у них просто не остается. Все больше времени уходит на оформление (именно на оформление, а не на разработку) и утверждение учебных программ, предоставление текстов лекций, писание отчетов. Поразительно, но все, что я делаю в своей работе самого важного, трудного и, я уверена, самого нужного, все это – лишнее с точки зрения требований ко мне как преподавателю. Подготовка студентов к компьютерному тестированию, например, никак не сочетается с разъяснением сложности и неоднозначности дискуссий по ключевым социальным проблемам. И времени не хватит, и студентов запутает. И как, скажите, пожалуйста, приучать студентов к критическому анализу информации, если им нужно запомнить: правильный ответ – вариант «а». Почему? А такого вопроса в тестах нет! Да и время ограничено. Тут уж приходится выбирать: или неукоснительное соблюдение всех требований в условиях постоянных проверок и контроля или ювелирная работа с самым таинственным, что есть на свете, – человеческой индивидуальностью.
Как ни парадоксально, основным содержанием деятельности специалистов в социальной сфере, точнее, в сфере производства человека (образование, культура, здравоохранение и т.д.) становится именно то, что никакими инструкциями предусмотреть нельзя. Человек всегда индивидуален, инструкция же исходит из неких усредненных требований и показателей. Моя приятельница, врач, как-то рассказала, что ее очень беспокоило состояние одной пациентки. Она направила больную на всевозможные обследования, они ничего не выявили. Но приятельницу мою точили сомнения. Она вспомнила, что встречала похожий случай в литературе, разыскала нужную книгу, назначила дополнительное обследование, к которому прямых показаний не было. У пациентки обнаружили редкое и опасное заболевание, к счастью, в начальной стадии. Все обошлось. Вы скажите, моя подруга должна была так поступить. Конечно, только согласно клятве Гиппократа, а не по инструкции. А так ей пришлось еще и объясняться, почему она назначила дорогое обследование, на каком основании. Современный специалист неизбежно сталкивается с необходимостью принятия решений в нестандартных, порой уникальных ситуациях. Порой принятие такого решения связано с моральным выбором. Для педагога гуманизм, необходимость делать моральный выбор – неотъемлемая принадлежность профессии, содержание профессионализма. Никакие инструкции и стандарты его к этому выбору не подготовят и сделать его не помогут.
Такого специалиста невозможно получить, просто обучая его навыкам и приемам, как это грезится чиновникам. Никакие технические средства в этом не помогут. Такой специалист создается только в теснейшем и сложнейшем общении с учителем. И учитель должен быть не просто профессионалом, не просто хорошо знать свой предмет и быть образованным человеком. Он должен быть, прежде всего, Личностью. Вспомните, пожалуйста, учителей и преподавателей, которые оставили самый больший след в вашей памяти. Ведь помимо того, что они вас чему-то научили, хорошо и интересно рассказывали, они ведь вас поразили чем-то просто человеческим: увлеченностью профессией, чувством юмора, внешностью, наконец! Никакое профессиональное образование, вообще образование невозможно без эмоциональной оценки, без заинтересованности. И здесь Учителю, настоящему, а не дисциплинированному «урокодателю», принадлежит главная роль.
В Чикагском музее естествознания мне довелось увидеть такую картину. В музей, очевидно, на урок астрономии, привели группу – человек 15 юношей лет четырнадцати. Зал астрономии в этом музее чрезвычайно интересный, особенно для детей и подростков. Моего младшего сына мы не могли оттуда увести часа два. Можно поуправлять моделью лунохода, можно узнать свой вес и возраст на любой планете, многое можно рассмотреть, потрогать, развинтить – раздолье для мальчишки. Но эти ребята как сели в уголке, так и просидели все 40 минут, терпеливо поджидая куда-то отошедшего учителя и играя в игры на мобильных телефонах. В этих мальчиках любознательность убита почти окончательно, и никакие самые совершенные методики эту потерю не компенсируют. Скажете, виновата система среднего образования, которая в США далека от совершенства? Да, система виновата, но с этими конкретными мальчишками поработали конкретные учителя, которых предварительно в другой системе исковеркали конкретные преподаватели, которых… К слову сказать, в самой несовершенной системе образования настоящий учитель может творить чудеса. И, к сожалению, наоборот.
Именно поэтому любым реформам в сфере образования, как высшего, так и среднего, грош цена, если они не ориентированы на создание достойных условий для работы учителя, материальных и социальных, формирование высокого статуса педагогической деятельности и на создание специальной системы педагогического образования. Потому что вы можете, конечно, добиться, чтобы учитель никогда не опаздывал на занятия (ввести штрафы за опоздания!), заканчивал занятие точно по звонку, использовал все предусмотренные стандартами термины и понятия, даже ходил на работу в форме! С педагогами сегодня не больно церемонятся. Но вы никогда не сможете проследить, что действительно делает учитель в аудитории с учениками, как отзовется его слово и каким действительно это слово будет. Для этого вы должны будете посадить по проверяющему в каждый класс и аудиторию, а потом разработать критерии для проверки проверяющих, нанять сотрудников для проверки результатов проверки и… Можно, правда, заменить учителей компьютерами. Но кто-то должен будет писать для них программы.
Конечно, мои рассуждения о специальной системе подготовки педагогических кадров сегодня выглядит утопией. Я помню, что мне самой самым фантастическим в произведениях писателей-фантастов Стругацких показался как раз колледж для ребят с выраженными педагогическими способностями, который они описывали в романе «Отягощенные злом». Не глайдеры, межгалактические перелеты, таинственные пришельцы и даже не нуль-транспортировка показались мне нереальными. А именно то, что до человечества может, в конце концов, дойти: чтобы учить, нужен талант, и это самый драгоценный, самый нужный и самый редкий дар, который нужно холить, лелеять и специально развивать.
И только такая реформа образования станет эффективной, которая будет способствовать поиску, развитию и адекватному использованию этого таланта. А для начала можно просто создавать учителям человеческие условия для работы и понимать, что чувство собственного достоинства для учителя не роскошь, а необходимое профессиональное качество. И предлагать в системе образования такие условия найма и оплаты, которые сделают ее привлекательной сферой занятости для талантливых и перспективных выпускников вузов. Педагогических вузов, судьба которых в обстановке реформ и перетрясок сегодня весьма неопределенная. Педагогическая деятельность – это не самое легкое занятие. Но повышение статуса учителя и преподавателя, достойная оплата, уникальные социальные гарантии повысят ее привлекательность для молодых людей, а сложность и эмоциональная напряженность деятельности произведут своего рода «естественный отбор», отбракуют карьеристов и равнодушных. Но такая реформа, увы, пока утопия. Спрашивается: можно ли, действуя любым другим образом, эффективно реформировать систему образования?
Между тем богатый или бедный, уважаемый или не очень, свободный или закрепощенный, учитель все равно остается центральный фигурой в педагогическом процессе. И вспоминается мне в связи с этим грустная история про Гамельнского крысолова. Помните, как он спас город Гамельн от нашествия крыс, играя им на своей волшебной флейте? Но горожане пожалели денег и не заплатили флейтисту за работу. Он разозлился и увел из города всех мальчиков от шести до пятнадцати лет, играя на своей флейте уже другую мелодию. Жестоко? Да. Но ведь сначала он избавил город от крыс, играя на той же флейте. Поверьте мне, крайне неразумно пренебрегать человеком, в руках у которого – волшебный инструмент.
Анна Очкина