Убийство Слободана Милошевича не должно остаться безнаказанным!
Мне довелось провести со Слободаном Милошевичем большую и важную часть моей жизни. Несколько месяцев я провел ее в Гааге, в зале суда. И хотя нас разделяло толстое пуленепробиваемое стекло, я чувствовал себя там, сидящим вместе с ним на скамье подсудимых. Затем, вернувшись в Россию, я уже не мог спокойно жить, и потому стал участником его защиты. Я благодарен судьбе за подаренные мне годы, которые я провел с ним. В ночь с 10 на 11 марта 2006 года мне стало плохо с сердцем. Я немного пришел в себя, но все никак не мог уснуть, и какое-то непреодолимое чувство заставило меня вытащить с полок и разложить на столе все мои материалы для книги о проходившей тогда защитной части процесса – а это десятки тысяч страниц. Это была не какая-то конкретная идея, а непонятно откуда взявшаяся тревога: в рукописи надо что-то срочно и радикально менять! Но что – было непонятно. Что-то… Что-то важное, что должно полностью изменить книгу. А на следующее утро стало понятно, что же надо было изменить. Трибунал сообщил, что Слободан Милошевич умер.
Убийство Слободана Милошевича замышлялось давно. Попытки осуществить замысел предпринимались еще в 1999 году, когда во время агрессии стран НАТО в Югославию, точечными ударами бомбили его резиденцию. Кстати, тогда совсем не скрывалось, что целью бомб НАТО является именно Слободан Милошевич. Предпринятая еще в 1999 году попытка убийства С. Милошевича была успешно завершена в марте 2006 года.Очень важно, чтобы незаконные и подлые судьи Слободана Милошевича понесли наказание. В этой моей статье приводятся юридические доказательства того, что руководство Гаагского трибунала совершило тягчайшее преступление – убийство. Рассмотрим факты и дадим их правовую квалификацию. В тексте будет много ссылок на документы. Избежать их нельзя. Сейчас даже известные юристы опасаются сказать прямо: это убийство. Понимают, чувствуют, но открыто признать боятся: дескать, нет прямых доказательств. Дескать, большее, что можно вменить в вину трибуналу, – недостаточное внимание к здоровью подсудимого. Но самое важное, что доказательства именно убийства есть! Более того, трибунал даже гордится совершенным! Но обо всем по порядку.
11 марта 2006 года Международный трибунал по бывшей Югославии сообщил, что Слободан Милошевич «найден мертвым в своей тюремной камере» . На следующий день было объявлено, что проводившееся голландскими судебными патологоанатомами под эгидой прокуратуры МТБЮ вскрытие показало, что С. Милошевич умер от инфаркта миокарда . Наконец, 14 марта решением судебной палаты судебный процесс и все дело в целом были полностью прекращены.
Информация о смерти С. Милошевича передавалась в СМИ в «режиме реального времени». По замыслу современных технологов пропаганды, это должно было вызвать у зрителей ощущение реальной информированности. На самом деле, эта форма призвана лишь скрыть изъяны содержания. Прямые репортажи у стен тюрьмы или трибунала еще не означают, что информация точна или вообще соответствует действительности. Для того чтобы понять, как и почему произошло убийство Слободана Милошевича, необходимо проследить весь четырехлетний процесс, ознакомиться с сотнями тысяч документов.
Прежде всего, следует отметить, что заявление о «естественной» причине смерти С. Милошевича не соответствуют действительности. По окончательному официальному сообщению прокуратуры Гааги, смерть С. Милошевича произошла от инфаркта миокарда. Однако данный вывод далеко недостаточен и, тем более, неравнозначен выводу о естественности причины смерти.
Следует признать, что у МТБЮ были чрезвычайно веские причины для убийства С. Милошевича. Еще в 2003 году, когда я наблюдал за ходом процесса непосредственно в зале суда в Гааге, я начал постепенно приходить к выводу о том, что трибунал кровно заинтересован в смерти С. Милошевича. В моей книге «Процесс против Слободана Милошевича в Гаагском трибунале» я писал:
Это было не предвидением, но всего лишь трезвой оценкой фактов. К концу 2005 года стало ясно, что наиболее вероятным исходом станет убийство. Главной причиной, по которой трибунал был заинтересован в смерти С. Милошевича, состояла в полной несостоятельности обвинений против него. Еще во время обвинительной части процесса стало ясно, что прокуратура построила свою схему на фактах, не соответствующих действительности. Важное уточнение: прокуратуре было заранее известно о ложности этих фактов, то есть речь идет о сфальсифицированным обвинительном заключении. Положение усугубилось тем, что для доказательства обвинительного заключения были представлены сфальсифицированные свидетельства. Представление лживой информации для доказательства лживого обвинительного акта превратили процесс в фарс. Фактически, прокуратура загнала сама себя в угол. Процесс рухнул еще в первой своей фазе.
Вторым фактором, послужившим причиной именно такого окончания процесса, стала стратегия самого Слободана Милошевича. Эту стратегию с полным основанием можно назвать смертельной. Дело в том, что С. Милошевич мог выбрать две стратегические линии:
1) традиционную, которой пользуется абсолютное большинство обвиняемых как на любом процессе, так и в Гаагском трибунале в частности, и которая, надо признать, сохранила бы С. Милошевичу надежду на сохранение жизни.
Эта стратегия личной защиты, которая выглядит примерно так: «Я ничего не знал», «Меня неправильно информировали», «Лично я приказов не отдавал» и т.д. Избери С. Милошевич эту стратегию, и Гаагский трибунал охранял бы его здоровье как зеницу ока, ибо им был нужен обвиненный Милошевич. При фальсификации доказательств его обвинение было бы делом не столь уж сложным. Тем более что половина всех свидетелей обвинения были засекреченными – трибунал готовил себе запасной плацдарм для вынесения неправосудного приговора, основанного на показаниях, которые были бы неизвестны никому, кроме самих судей!
2) другая стратегическая линия заключалась в том, чтобы не просто отмежеваться от приписываемых ему преступлений, а самому доказать, кто в действительности совершил все эти преступления.
Начавшаяся в августе 2004 года защитная часть процесса стала воистину окончательной катастрофой для МТБЮ. Речь шла уже не только о том, виновен или невиновен сам Милошевич, а о том, что делать с неопровержимыми доказательствами того, как было организовано и осуществлено одно из крупнейших международных преступлений – уничтожение государства Югославия. Те, кто внимательно следил за процессом, не могли не видеть: С. Милошевича судят именно за то, что он оказал главное сопротивление этому международному преступлению.
При этом становилось ясно, что сам Гаагский трибунал является частью механизма осуществления этого преступления. Возникает вопрос: что мог сделать МТБЮ в данной ситуации? Совершенно очевидно, что он не мог ни осудить С. Милошевича (на основании норм права), ни оправдать его (оправдание означало бы признание его правоты). Ясно, что смерть С. Милошевича и прекращение этого опаснейшего процесса объективно являлись для МТБЮ единственным выходом.
Вероятно, первоначально у МТБЮ был не прямой, а косвенный умысел на убийство С. Милошевича. Его поставили в такие условия, когда возможный летальный исход был бы только наилучшим, но не необходимым результатом. Наряду с неоказанием С. Милошевичу необходимого лечения и жестоким обращением (например, насильственным приводом в зал суда с давлением 220 на 130) следует назвать и навязывание ему британских юристов в качестве защитников (на второй день защитной части!) , а затем неоднократные попытки провести оставшуюся часть процесса in absentia. Целью этих действий было формальное соблюдение процедуры (проведение защитной части), но без участия самого Милошевича.
С. Милошевичу было дано последнее предупреждение: ему сохранят жизнь только в том случае, если он согласится сдаться. С. Милошевич был предупрежден о возможности назначения ему адвокатов перед его вступительным словом как началом защитной части, и были назначены сразу же после его произнесения, так как стало ясно: Милошевич выбрал смертельный бой. Надо особо подчеркнуть: бой Слободана Милошевича был смертельным как для него самого, так и для трибунала. Именно поэтому здесь не могло быть компромисса. В тот момент слушания по насильственному назначению адвоката после двух дней успешного выступления под предлогом «неспособности обвиняемого проводить свою защиту по состоянию здоровья» выглядели театром абсурда. Только сейчас, с высоты знаний сегодняшнего дня, начинаешь понимать истинное значение слов судьи О. Квона, который, обращаясь к Слободану Милошевичу, возмущенному тем, что его лишили права на защиту, говорил: «Мы защищаем вас, господин Милошевич от самого себя. Если мы позволим вам защищаться самому, то ваше здоровье ухудшится».
Далеко не все, да, признаюсь, и я сам, много лет ежедневно следивший за процессом, не сразу понял истинное значение слов Квона. Нет сомнений в том, что С. Милошевич понял, поскольку в положении неоказания медицинской помощи он получил выбор: либо отказаться от защиты и сохранить себе жизнь (о, как бы в этом случае его стали лечить и беречь – как бы чего не случилось до вынесения приговора!), либо провести свою защиту и оказаться без медицинской помощи при все более ухудшающемся состоянии здоровья.
Однако попытки сорвать защиту С. Милошевича провалились. Обвинительная часть проходила, и все более успешно. В день смерти С. Милошевича официальные лица трибунала неоднократно упоминали, что он «умер, когда до окончания процесса оставалось всего 40 часов» . Это очень показательно. Дело в том, что завершение защитной части и подведение ее итогов стало бы абсолютным разрушением трибунала. Даже при вынесении неправосудного приговора материалы защитной части стали бы еще одним, и самым убедительным, доказательством соучастия МТБЮ в совершении международного преступления по уничтожению Югославии и укрыванию от ответственности реальных преступников. С конца 2005 года смерть С. Милошевича стала для трибунала не просто необходимой, но еще и срочной. Косвенный умысел стал прямым.
Конечно, было бы наивным полагать, что трибунал планировал убийство С. Милошевича с помощью топора или яда, следы которого легко обнаружить. Факты показывают, что убийство было задумано и осуществлено рядом должностных лиц трибунала и тюрьмы, которые создали условия для резкого ухудшения состояния здоровья С. Милошевича и отказали ему в предоставлении необходимой медицинской помощи. Согласно имеющимся в нашем распоряжении фактам, убийство С. Милошевича было совершено следующим образом:
1. С. Милошевичу были созданы условия, которые серьезно ухудшили состояние его здоровья .
2. Затем С. Милошевичу отказали не только в адекватном лечении резко ухудшившейся болезни сердца, но и в необходимых исследованиях для постановки диагноза.
3. В критической ситуации трибунал отказал С. Милошевичу в оказании срочной медицинской помощи. Причем сделал это осознанно при наличии всей необходимой информации о его критическом состоянии. Несмотря на постоянно ухудшающееся состояние здоровья, С. Милошевичу отказывали в адекватном лечении. То, что это делалось сознательно, доказывает факт, что ему не были проведены необходимые исследования для постановки диагноза.
Так, например, в феврале 2006 года, когда состояние С. Милошевича было уже критическим и он несколько раз чуть не падал в обморок прямо в зале суда, на пятом году содержания в тюрьме, тюремный врач Фальке в одной из своих записок в судебную палату в абстрактной форме рассуждает, что «было бы интересным понаблюдать, как меняется давление пациента в течение дня во время судебных заседаний»! С. Милошевичу отказывали в предоставлении адекватной и специализированной медицинской помощи. Совершенно очевидно, что тюремный терапевт Фальке не мог лечить кардиологические нарушения. Единственным кардиологом, которому был разрешен секретариатом МТБЮ доступ к С. Милошевичу, был врач П. ван Дийкман.
На пресс-конференции главного обвинителя трибунала К. дель Понте в демонстративно развязной форме заявила, что ей «не с чего испытывать чувство вины за смерть С. Милошевича», в том числе якобы и потому, что ему оказывалась необходимая помощь, а его консультировали самые разные врачи.
Эта информация не полностью соответствует действительности. Важнейший момент – это то, какого качества была оказываемая помощь и каким образом его консультировали эти специалисты. Прокуратуре было хорошо известно, что помощь была неадекватной, а специалисты не давали либо не могли дать профессиональной консультации. Те, кто имел возможность ознакомиться с результатами этих консультаций, могут убедиться, что они проводились скорее для того, чтобы дель Понте упомянула о них на пресс-конференции, чем для лечения С. Милошевича.
Вот лишь некоторые примеры.
«Доктор» Аартс: «Атеросклероз – нормальное явление для пациента его возраста».
«Доктор» де Лаат [в последние 6 месяцев жизни С. Милошевич испытывал сильнейшие шумы и напряжение в голове с частичной потерей слуха и зрения]: «Причины возможной потери слуха неясны. Возможно, они сердечно-сосудистого характера». Однако делается вывод, что «необходимо использование не наушников, а слухового аппарата»! (Как видим, для того чтобы подстраховать себя, «доктор» указывает возможную причину, но его рекомендация – воистину издевательская. )
«Доктор» Споелстра, «предполагая», что «пациент использует наушники» [консультант не знает о том, что пациент вынужден использовать наушники уже пятый год!], предлагает решить проблему «получше настроив громкость в наушниках» .
«Доктор» Фальке: «Я обсудил отчет трех врачей с лором из госпиталя Броново. Его мнение: ухудшение слуха – от старости. … Ничего больше сейчас предпринять нельзя».
4 ноября 2005 года по требованию Слободана Милошевича группа из трех врачей произвела его медицинский осмотр. В состав группы входили: доктор медицинских наук, профессор М.В. Шумилина (Россия), профессор Ф. Леклерк (Франция) и профессор В. Андрич (Сербия). Заключение доктора Шумилиной было предельно жестким. Она сразу заявила, что речь идет о неадекватном лечении и необходимости специализированного обследования и лечения. Она также предупреждала, что существует опасность серьезных нарушений не только сердца, но и мозга .
Кардиологу Ф. Леклерку не предоставили возможности ознакомиться с результатами медицинских осмотров пациента, включая как специфические, так и самые элементарные (записи измерения давления). По фактически единственной предоставленной ему возможности обследования С. Милошевича – снятия ЭКГ, заключение врача было: «Чрезвычайно аномально». В своем совместном мнении международная группа врачей предупредила трибунал, что «состояние больного тяжелое и грозит дальнейшим ухудшением». Они отметили, что необходимо более детальное исследование для постановки диагноза. Врачи заявили, что С. Милошевичу должен быть предоставлен немедленный полный (физический и умственный) отдых на период в 6 недель, который уменьшит или, по крайней мере, хотя бы стабилизирует течение болезни .
Заключение доктора М. Шумилиной вызвало сильнейшее раздражение. Впервые независимая медицинская экспертиза подтвердила на весь мир: причиной все ухудшающегося состояния здоровья Слободана Милошевича является длительное неправильное лечение и вообще нежелание лечить. Заключение М. Шумилиной попытались дискредитировать: лечащий врач С. Милошевича стал активно искать врачей, которые поставили бы под сомнение ее заключение, а прокуратура даже намекала на то, что доктор Шумилина находится в заговоре с Милошевичем.
14 декабря 2005 года М. Шумилина в своем письме в трибунал заявила, что попытки ряда врачей принизить значение ее заключения недопустимы. Так, она отметила, что «атеросклероз является результатом не возраста в 64 года [как утверждали тюремные врачи!], а следствием длительного неправильного лечения артериальной гипертензии». Она еще раз предупредила власти трибунала и тюрьмы о том, что «сердечно-сосудистый фактор развития болезни не должен быть недооценен».
В декабре 2005 года директор Научного Центра сердечно-сосудистой хирургии им. Бакулева, главный кардиохирург МЗ РФ академик Л.А. Бокерия в своем письме президенту МТБЮ Ф. Покару еще раз напомнил, что состояние здоровья С. Милошевича является «критическим», и вновь назвал причину этого – «неправильное лечение». У президента Гаагского трибунала не должно было оставаться сомнений в трактовке заключения доктора Бокерия: «Речь идет о необходимости предотвратить сердечно-сосудистую катастрофу» . Академик Бокерия потребовал от руководства трибунала немедленного лечения С. Милошевича в специализированном учреждении и предложил в качестве такового Центр сердечно-сосудистой хирургии в Москве.
В декабре 2005 года Слободан Милошевич обратился к судьям с просьбой временно освободить его для лечения в Москве. Несмотря на то что все требования, предъявляемые к условиям временного освобождения для лечения, которые предъявлялись к другим обвиняемым, в «деле» С. Милошевича были выполнены, суд отказал Милошевичу во временном освобождении для оказания срочной медицинской помощи. Группа юристов Российской Ассоциации международного права приняла специальное заявление по этому поводу, в котором привлекла внимание международного сообщества и ООН, под эгидой которого действует Гаагский трибунал, что данное решение, кроме его аморальности, еще и нарушает основополагающие нормы международного права. Отказ тяжело больному в оказании срочной медицинской помощи не может быть квалифицирован иначе как жестокое и бесчеловечное обращение в нарушение Конвенции ООН против пыток и других жестоких и бесчеловечных видов обращения и наказания, а также Международного пакта о гражданских и политических правах и Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод .
Следует отметить, что решение судебной палаты было абсолютно незаконным еще и потому, что трибунал проигнорировал гарантии, данные Российской Федерацией, отклонив их без объяснения причин. Одним из важнейших этапов осуществления плана по недопущению разрешения на временное освобождение стала провокация по обвинению С. Милошевича в манипуляции здоровьем, а именно в том, что он сознательно ухудшает состояние своего здоровья для того, чтобы выехать в Россию и таким образом «скрыться от правосудия». Анализ этой провокации имеет принципиальное значение, ибо в полной мере раскрывает mens rea должностных лиц трибунала на совершение преступления.
С. Милошевич был обвинен в том, что он не принимает прописанные ему лекарства и принимает не прописанные. В данной провокации участвовали как тюремные власти, так и лечащий врач С. Милошевича. Начало провокации было положено начальником тюрьмы Т. МакФадденом и тюремным врачом П. Фальке, которые после просьбы С. Милошевича о его временном освобождении для лечения стали бомбардировать судебную палату и секретариат трибунала своими записками. Информация, содержавшаяся в этих записках, должна была исключить положительное решение о временном освобождении.
Так, в своем письме в секретариат трибунала от 19 декабря 2005 года начальник тюрьмы МакФадден сообщал, что «давно подозревал, что С. Милошевич не следует предписанному ему медицинскому режиму», а именно, что он не принимает назначенные ему препараты и принимает не назначенные .
С целью установить, действительно ли это так, у С. Милошевича были взяты пробы крови, результаты которых показали, что «С. Милошевич не принимает назначенные ему лекарства и принимает не назначенные».
Более того, начальник тюрьмы сообщил, что тюремный врач в дальнейшем «отказался нести полную ответственность» за здоровье С. Милошевича. А затем заявил: «Не я, ни вы [обращение к секретарю трибунала] не можем нести ответственность за здоровье С. Милошевича». Как видим, все три главные должностные лица и органа трибунала, которые, согласно Правилам МТБЮ, несут главную ответственность за здоровье содержащихся в тюрьме трибунала, сняли с себя полную ответственность за здоровье Слободана Милошевича. При этом совершенно очевидно, что выводы, содержащиеся в письме начальника тюрьмы, являются следственными, а не медицинскими. На самом деле, результаты крови были следующими: «В крови обнаружен низкий уровень предписанных лекарственных препаратов и низкий уровень не предписанных лекарственных препаратов». Без каких-либо дополнительных объяснений начальник тюрьмы квалифицирует данное заключение по анализу крови как результат умышленных действий С. Милошевича.
Ниже мы увидим, что для такого вывода не было оснований, но самое главное в том, что аналогичный вывод сделал не только начальник тюрьмы, но и врач. В своем письме от 6 января 2006 года П. Фальке повторяет выводы начальника тюрьмы: «Пробы показали, что он принимает назначенные препараты в недостаточных количествах или не принимает их вообще», а также, что он «принимает препараты, не предписанные ему ни мной, ни другими».
Проводивший исследование крови токсиколог Д. Угес, несмотря на ряд оговорок , также сделал вывод: «Имеются серьезные основания считать, что имело место нерегулярное принятие предписанных препаратов. Очевидно, что это может быть причиной высокого давления». Итак, как видим: не только тюремные власти, но и врачи делают следственные выводы. Все, кроме одного. В своем заключении доктор Тоу назвал пять возможных причин низкой концентрации предписанных препаратов в крови С. Милошевича, а именно:
1) слабая абсорбция гастроэнтерологии;
2) недостаточно точное следование предписаниям;
3) взаимодействия с другими субстанциями;
4) пониженная абсорбция энзимов;
5) быстрый обмен веществ для СYР2D6 .
Эти замечания доктора Тоу являются элементарными, и это, кстати, далеко не исчерпывающий список иных возможностей. Возникает вопрос: каким образом было можно не предположить эти вероятности? Ответ очевиден. Это можно было сделать только с умыслом. Однако до опубликования отчета доктора Тоу П. Фальке не допускал никаких других объяснений, кроме как непринятия препаратов. Несмотря на то что Фальке вообще не обладает необходимой квалификацией, чтобы делать те заключения, которые он делал, он сознательно формировал у судебной палаты негативный образ С. Милошевича , который специально ухудшает свое здоровье, чтобы уехать на лечение.
Однако ситуация оказалась гораздо более серьезной, нежели предвзятость или неквалифицированность. Речь идет о mens rea на совершение преступления.
12 января 2006 года Слободан Милошевич сам потребовал провести новый анализ крови. Этот анализ, проведенный после приема предписанных Фальке лекарственных препаратов и под постоянным наблюдением, показал, что в крови обнаружен тот же самый уровень препаратов, что и раньше. Утверждения начальника тюрьмы, а главное – врачей во главе с Фальке, рухнули. Однако наиважнейшим элементом mens rea указанных лиц было то, что они скрыли этот факт от судебной палаты. Тюремные власти (начальник тюрьмы и его заместитель) в своих депешах в трибунал постоянно подтверждали, что прием лекарств обвиняемыми трибунала является вопросом повышенного внимания вообще, а уж в случае С. Милошевича в особенности. В то же время, утверждая о своих подозрениях, а затем утверждениях, они не смогли привести ни одного факта непринятия лекарств С. Милошевичем за все почти 5 лет его содержания в тюрьме. Таким образом, заключение врачей, руководства тюрьмы, секретариата и прокуратуры в данных обстоятельствах были не только необоснованными, но и ложными.
В своих отчетах в судебную палату П. Фальке утверждал, что С. Милошевич также «принимает не предписанные ему препараты». Однако в отчете токсиколога Угеса названо только два таких препарата – диазепам и нордазепам. Назначенные адвокаты установили, что именно Фальке прописал С. Милошевичу диазепам в середине октября 2005 года. При этом второй препарат – нордазепам – по признанию делавшего повторную экспертизу доктора Тоу, является продуктом разложения диазепама в организме человека.
Наконец, по заключению доктора Угеса уровень обоих препаратов в крови «слишком низок для любого фармакологического эффекта» . Если учесть, что оба препарата могут находиться в крови длительное время (несколько месяцев) и то, что они не могут оказать негативного воздействия на высокое давление (и даже косвенным образом оказывать положительное воздействие при высоком давлении), становится ясно, что против С. Милошевича была организована провокация. То, что это была именно провокация, подтверждается опять-таки mens rea всех участников. В своем представлении в судебную палату назначенные адвокаты отмечали: «Ни один из отчетов, направленных в судебную палату, не содержал информации о том, что [называемый во всех отчетах «непредписанным»] диазепам неоднократно предписывался С. Милошевичу самим тюремным врачом Фальке: а) в течение всего периода содержания С. Милошевича в тюрьме; б) особенно в течение трех дней в середине октября 2005 года».
«В отсутствие этой информации судебная палата не могла сделать правильный вывод», – заключили в своем представлении в суд назначенные адвокаты. Сказано, однако, слишком мягко. На самом деле совершенно очевидно, что в судебную палату была представлена сфальсифицированная информация, которая была направлена на то, чтобы судебная палата сделала неверный вывод. Эта часть провокации провалились столь очевидно, что даже прокуратура трибунала была вынуждена признать, что «более не считает, что Обвиняемый принимал диазепам иначе, чем это было ему назначено".
Несмотря на очевидный провал, секретариат и доктор П. Фальке попытались оправдаться. Однако, как всегда бывает в случаях откровенной лжи, оправдание получилось еще более неуклюжим. Так, Фальке сообщает, что на самом деле, последним зарегистрированным приемом диазепама С. Милошевичем была не середина октября, а 7 ноября 2005 года, то есть на три недели ближе к забору крови на анализ. Отсюда оправдательный вывод секретаря трибунала: «Таким образом, низкий уровень диазепама в крови С. Милошевича не связан с фактом предписания этого препарата доктором Фальке 15–17 октября 2005 года» . Это и есть ответ на обвинение адвокатов в том, что врачи и секретариат скрыли назначение диазепама и что этот препарат не может быть назван «непредписанным»!
Оправдания тюремного врача и секретаря, по сути, представили новые доказательства их недобросовестности и поставили новые вопросы. Назначенные адвокаты обратили внимание на то, что дата 7 ноября 2005 года не записана в документах, переданных С. Милошевичу в ответ на его запрос представить ему всю медицинскую документацию. Позднее врач и секретариат представили судебной палате медицинскую карту выданных С. Милошевичу лекарств. Оказалось, что этот вариант карты отличается от того, который был выдан С. Милошевичу. И разница касалась как раз диазепама! В первом варианте копии карты прием этого препарата был обозначен как «продолжать принимать» , а во второй копии (этого же самого документа, но представленного уже в судебную палату) как «по требованию».
Фальке вводит в заблуждение и других врачей, которые проводили свои экспертизы. Доктор Тоу, как видно из его отчета, не знает о приеме С. Милошевичем диазепама 7 ноября Из отчета доктора Угеса также ясно, что он не был проинформирован, что С. Милошевичу был назначен один из бензодиазепинов (в данном случае – диазепам), причем назначен самим Фальке, и совсем недавно. Как прямое следствие этого, ни Тоу, ни Угес не рассматривали действие диазепама, принятого 7 ноября 2005 года.
Таким образом, налицо все факты, доказывающие то, что было совершено умышленное преступление:
– фальсификация представленных документов (переписывание медицинской карточки назначенных С. Милошевичу препаратов) ;
– утаивание необходимой информации;
– сообщение ложной информации;
– отказ адвокатам в возможности выяснения точной информации.
7 марта 2006 года, за три дня до гибели С. Милошевича, судьям внезапно сообщили, что в крови С. Милошевича, взятой 12 января (то есть сообщают об этом только через два месяца!!!), найден не назначенный ему препарат рифампицин, который мог вызвать нейтрализацию назначенных препаратов для лечения повышенного давления. 31 мая 2006 года вице-президент МТБЮ К. Паркер представил свой отчет о внутреннем расследовании смерти С. Милошевича. Этот отчет не мог содержать объективную информацию: расследование проводилось руководителем того органа, который отказал С. Милошевичу в оказании помощи. Ничего иного, кроме попытки самооправдания, ожидать от документа было бы наивным. (Кстати, отчет был опубликован в те же дни, когда власти США, проведя «внутреннее расследование» убийства американскими солдатами в Ираке мирных жителей, включая женщин и малолетних детей, полностью оправдали их.) Однако этот документ должен занять место в нашем анализе, так как стал еще одним – и очень ярким – доказательством mens rea руководства трибунала на совершение преступления против С. Милошевича.
Так, К. Паркер сразу заявил, что С. Милошевича предупреждали, как опасно для его здоровья защищаться самому (без адвоката). Чтобы снять с судебной палаты обвинение в невнимании к здоровью С. Милошевича, Паркер привел в качестве примера насильственное назначение ему адвокатов на второй день после начала защитной части процесса. Однако этот аргумент в высшей степени циничен, потому что насильственное назначение адвокатов только усугубило тот стресс, под которым находился С. Милошевич, и было сделано исключительно в пользу самого трибунала – для того чтобы заставить замолчать самого Милошевича. Если бы доклад был объективным, он не прошел бы мимо фактов жестокого обращения судебной палатой в отношении С. Милошевича, таких, например, как привод его в зал суда с критически высоким давлением (более 220) или отказы прервать заседания, когда С. Милошевич просил об этом, так как ему было так плохо, что он не мог продолжать далее находиться в зале. Факты прямо показывают, что судебная палата демонстративно осуществляла жестокое обращение с обвиняемым. «Упущение» доклада Паркера говорит о том, что эти действия производились с согласия руководства трибунала.
Позиция руководителя расследования заключалась в том, что причина смерти С. Милошевича «естественна» и не связана с какими-либо упущениями или преступной деятельностью трибунала. В докладе говорится: «Патологоанатомическое исследование обнаружило тяжелое поражение сердца, что послужило причиной сердечного приступа. Это полностью объясняет смерть» . Объективное расследование должно было обратить внимание на то, что о тяжелом поражении сердца стало известно не из патологоанатомического исследования, а гораздо раньше, в том число из заключений российских врачей М. Шумилиной и Л. Бокерия. В любом случае, диагноз должен был быть поставлен при жизни, а не после смерти С. Милошевича, а ему отказывали даже в исследовании для постановки диагноза. Паркер в своем докладе еще два раза напоминает: «Он умер от естественных причин – сердечного приступа». Однако объективный доклад, целью которого было не попытка увести от ответственности виновных, а действительное расследование, не мог не поставить перед собой вопрос: «А в чем была причина сердечного приступа?»
Паркер сознательно делает вид (ибо эта информация ему хорошо известна), что не знает о том, что сердечный приступ С. Милошевича готовился долго и целенаправленно. При этом он продолжает отмывать от грязи других участников преступления, в частности врачей. Так, одним из самых важных фактов, доказывающих участие должностных лиц трибунала, включая тюремного врача Фальке, была двухмесячная задержка с информированием суда о том, что в крови С. Милошевича найден не предписанный препарат, который препятствует действию назначенных ему препаратов по лечению гипертонии. Вместо должного расследования этого критического факта Паркер просто оправдывает врача Фальке. Но делает это столь неуклюже, что вызывает удивление даже сторонников трибунала. Так, Паркер оправдывает несообщение этой информации в течение двух месяцев судьям тем, что «доктор Фальке обсуждал со своими коллегами и юристами возможность раскрытия этой информации судебной палате без согласия С. Милошевича».
Это объяснение совершенно абсурдно, ибо данные мотивы ничуть не мешали Фальке сообщать всю иную информацию без всякого согласия С. Милошевича. Еще более глупым и абсурдным стало объяснение Паркера, что факт обнаружения рифампицина был скрыт не только от судебной палаты, но и от самого С. Милошевича. Во-первых, этот факт сам по себе опровергает предыдущее объяснение (о каком согласии С. Милошевича могла идти речь, если сам С. Милошевич не знал об этом?). А во-вторых, в докладе Паркера содержится откровенная ложь, когда он утверждает, что «доктор Фальке не сообщал С. Милошевичу о нахождении в его крови рифампицина в связи с нидерландскими законами о конфиденциальности медицинской информации» . Поначалу я удивлялся тупости К. Паркера, который за три месяца не смог придумать никакого убедительного объяснения этого, пожалуй, самого критического факта. Однако по прошествии времени я все-таки пришел к мнению, что данное «объяснение» вполне обдуманное и со стороны Паркера, и со стороны руководства всего трибунала.
Вспомните «объяснение» МТБЮ якобы самоубийства другого обвиняемого – Славко Докмановича. Он, помещенный под спецнаблюдение «в связи со склонностью к самоубийству», используя электробритву (!!!), совершает самоубийство, предварительно вырубив в камере свет (который там горел круглосуточно). А трибунал объясняет это тем, что в темноте ему было легче совершить задуманное. И ведь никто не задается вопросом: какой абсурд! ведь замыкание, вызвавшее отключение света, только осложнит совершение самоубийства, так как это автоматически поднимет тревогу. Вспомните «объяснение» МТБЮ якобы самоубийства еще одного обвиняемого – Милана Бабича. Признавая, что следы на шее якобы повесившегося Бабича имеют существенно меньший размер, чем размер ремня, на котором он висел, трибунал делает вывод: «В то же время дальнейшее расследование считаем нецелесообразным»!
Так что в «расследовании» смерти С. Милошевича и данных «объяснениях» не тупость Паркера всему виной. Просто трибунал открыто заявляет: мы делаем все что захотим и вы с нами НИЧЕГО не сделаете! Напомним, что в своем письме Министерству иностранных дел России за три дня своей гибели С. Милошевич писал, что «как доказательство умышленных действий по разрушению моего здоровья, которые не могли бы быть скрыты от российских врачей, … [является] обнаружение в моей крови сильнейшего антибиотика, который используется для лечения туберкулеза или проказы. … В любом случае, те, кто давал мне препарат против проказы, не могут лечить меня, особенно это относится к тем, от кого я защищал свою страну во время войны и кто хочет заставить меня замолчать».
Закрытие дела С. Милошевича в Гаагском трибунале при данных обстоятельствах означает, что трибунал не желает выяснить этот и многие другие факты. То есть выступает либо организатором преступления, либо его соучастником в форме сокрытия преступников. Однако, сопоставив факты и даты, невозможно не сделать вывод о том, что информацию о наличии рифампицина в крови скрывали в ожидании решения трибунала о временном освобождении С. Милошевича.
Вице-президент Паркер также отказался расследовать «нахождение» лекарственного препарата прелазид в камере С. Милошевича (в докладе этот факт просто игнорируется), что стало также одним из звеньев провокации, устроенной перед вынесением решения об отказе во временном освобождении Милошевича для лечения в России. Дело в том, что была «найдена» та самая коробка лекарства, которая была изъята у С. Милошевича в день его привоза в тюрьму Гаагского трибунала и которая должна была быть либо уничтожена, либо храниться в тюремной камере хранения. Факт появления через пять лет просроченного четыре года назад препарата должен был стать объектом расследования Паркера. Однако не стал. И это вновь подтверждает истинные цели «расследования». В целом, отчет Паркера основан исключительно на позиции прокуратуры и не содержит ни одного упоминания фактов, представленных даже назначенным самим судом адвокатом. Игнорирование этих важнейших фактов (которые Паркеру прекрасно известны, так как они содержатся в официальных документах трибунала) является абсолютным доказательством того, что трибунал отказался от реального расследования.
Однако самой подлой стороной доклада Паркера является попытка не просто снять ответственность за смерть С. Милошевича, но и возложить эту ответственность на самого С. Милошевича. И нахождение рифампицина в его крови, и странное обнаружение в его камере хранившегося пять лет в тюрьме прелазида – все это абсолютно бездоказательно было названо виной самого С. Милошевича. Таким образом, главная цель и главная подлость доклада Паркера заключается в том, чтобы заменить несостоявшийся приговор Слободану Милошевичу. Однако эту цель отчет Паркера достичь не смог – ни по уровню интеллектуального содержания, ни по критериям и качеству расследования. Более того, факты, включая сокрытие информации и представление ложной информации, дают новые доказательства умысла руководства трибунала на совершение преступления против С. Милошевича.
* * *
Многим будет трудно поверить в то, что убийц Слободана Милошевича можно привлечь к ответственности. Но уверен: какой бы сложной ни казалась задача, ее нужно ставить. Да, сейчас эти негодяи властвуют и в Гааге, и во всем мире. Но так не будет всегда. Не должно быть всегда. Слободан Милошевич показал, что сопротивление возможно. И один в поле воин. Таких воинов осталось мало. Каждый – наперечет. Именно поэтому их уход интуитивно воспринимается как великая и личная трагедия. Что касается Суда Божьего, то для него никаких бумаг не потребуется. И сомнений в приговоре и его неотвратимости у меня нет. Но я верю, что хотя бы некоторых из убийц С. Милошевича кара настигнет еще при их жизни. Их будет ждать этот мой Обвинительный Акт.
Александр Мезяев
