Левым нужна обычная адекватность

Левым нужна обычная адекватность

Ответ на статью П. Каторжевского «Левым нужна «новая искренность»

Представьте себе астронома, который бы взялся наблюдать за звёздами не в ясную погоду из специально оборудованной обсерватории, расположенной на возвышенности за городом — а в густой туман из придорожного оврага. Нетрудно понять, что результаты его наблюдений оказались бы весьма скудными и неточными.

К сожалению, многие левые авторы в XX веке изучали движение общества к коммунизму, находясь в столь же неблагоприятных для наблюдения социальных условиях, как и наш несчастный астроном. Как следствие, их прогноз, сделанный во время реакции, оказался затемнён и затуманен случайными факторами внешней среды. Этим объясняются глубокий пессимизм, вера в торжество глобального капитала и надежда на случайные и иррациональные события, способные подорвать изнутри беспросветный мрак капиталистической тотальности,  свойственные для таких авторов как Вальтер Беньямин, Эрнст Блох, Карл Маннгейм, Герберт Маркузе, Ги Дебор, Жан Бодрийяр, Даниэль Бенсаид и Марк Фишер.

Ту же убеждённость в тотальном торжестве капитализма вкупе с опасениями, как бы эта идиллия не разрушилась вдруг от непредвиденных и случайных происшествий, с либеральных позиций излагает известный американский политолог Френсис Фукуяма в трактате “Конец истории”.

Критике этих представлений о полном торжестве капитализма и пораженческих настроений в левом движении, получивших некоторое распространение после провала европейских революций и усилившихся после распада СССР посвящена статья питерского политолога Павла Каторжевского «Левым нужна «новая искренность». И не только в политике», вышедшая на «Рабкоре». Всего в ней можно выделить четыре части:

1. В начале автор указывает на то, что Фукуяма в целом ошибся в своём прогнозе и история не закончилась — однако угадал, что “почти на два десятилетия мир погрузился в беспросветный центризм и серость, казавшиеся вечными”.
2. Далее рассматривается приспособленчество левых, поверивших в идеи торжества капитализма, проводивших буржуазную политику и набиравших всё меньше голосов на выборах.
3. Затем подобное приспособленчество связывается с торжеством цинизма и постмодернизма в культуре и в политике.
4. Наконец, в качестве выхода предлагается отказаться от цинизма и постмодернизма в пользу “новой искренности” и меньшей рациональности.

Соглашаясь с явной ошибочностью веры в торжество и вечность капитализма, нельзя согласиться с предложенной альтернативой, поскольку она предполагает выбор из двух дурных крайностей:

а) Или мы являемся последовательными рационалистами и прагматиками — и тогда должны выступать за приспособленчество к текущим реалиям капиталистической политики и экономики, беря пример с позднего Каутского или уже в наше время — с Ципраса, Зюганова и тому подобной публики;

б) Или мы выступаем против капиталистической тотальности — но тогда нам следует ограничить рациональность, уверовать в социалистические принципы и идеалы, внешние существующей действительности.

Тем самым капиталистам и оппортунистам приписывается ум и цинизм как свобода от веры в искусственные идеалы, а революционность определяется верой в эти идеалы вследствие наивности и недостатка ума. Большей услуги либеральным пропагандистам, стремящимся доказать интеллектуальную несостоятельность марксизма и утопичность коммунизма трудно представить.

К счастью, подобная трактовка как рациональности, так и этических принципов чужда марксизму, в котором то и другое не берётся с потолка, а выводится из социальной действительности в движении. Отсюда следуют две линии аргументации: виртуальная и актуальная – либо мы рассматриваем движение общества виртуально, в целом; либо обращаем внимание на конкретные механизмы взаимодействия актуальных частей. Чтобы составить целостное понимание о соотношении этики и рациональности в марксизме, рассмотрим процесс развития общества обоими способами.

Картина развития общества в целом

С момента возникновения орудийно-языковой деятельности у наших предков — человекообразных обезьян, история развития общества представляет собой ряд качественных скачков в материальном производстве и отношениях по поводу его продуктов, то есть — в политике и в культуре. Таким образом, необходимо проследить три ряда событий в их взаимосвязи:

1. Ряд технических изобретений, позволявших производить больше благ, затрачивая меньше усилий, начиная от палки-копалки, каменного топора, освоения огня и одежды — и до современных безлюдных складов и фабрик, полностью обслуживаемых роботами, полётов в космос, атомных электростанций, квантовых компьютеров и редактирования генома взрослых особей.
2. Ряд политических изменений — бунтов, восстаний и революций, трансформировавших существующую структуру общества в направлении большей свободы, равенства и богатства. Восстание Спартака, Жакерия, крестьянская война в Германии, Голландская, Английская, Американская и Французская буржуазные революции, Парижская коммуна, революции 1905 и 1917 годов в России, Китайская революция, ряд национально-освободительных движений при распаде колониальной системы — и бесчисленные бунты, восстания и забастовки угнетённых и эксплуатируемых групп, сотрясающие основы капитализма с нарастающей силой с момента его возникновения и до наших дней.
3. Ряд культурных революций — философских, научных и художественных прорывов, с момента возникновения протонауки и философии в античности через мрак средневековья к современному экспериментальному естествознанию, научному атеизму, критике метафизики и идеализма, научному социализму Маркса и Энгельса и этапам последующего развития их идей в направлении всеобщей социальной инженерии, предпосылки для которой вызревают на наших глазах.

Таким образом, вся история общества предстаёт как история непрерывной революции — поступательного прогресса производительных сил и форм их существования. То же верно и для дообщественной истории, для биологических и физических форм движения материи. От момента возникновения данной вселенной до формирования Солнечной системы и возникновения жизни на Земле, через четыре миллиарда лет экспоненциально ускоряющейся биологической эволюции и ряд общественно-экономических формаций в будущее тянется нить исторической необходимости, связующая воедино звенья поступательного прогресса форм движения материи.

Насколько же невообразимым по своей безграмотности в этом контексте теперь видится утверждение Фукуямы и иных апологетов “вечности капитализма”, надеющихся убедить нас, что процесс развития, шедший до написания его книги по меньшей мере 13,8 млрд лет — время существования наблюдаемой вселенной — вдруг закончился, и в будущем нас не ждёт  множество следующих качественных скачков в развитии!

Недостаточность рассмотрения прогресса в целом

Вместе с тем, изложенная выше картина является не полной без учёта конкретных противоречий, движущих систему по пути прогресса. Без них эта картина является уязвимой для двоякой критики.

Во-первых, помимо моментов развития какой-нибудь злонамеренный софист мог бы подобрать моменты деградации или стабилизации форм существования материи, постаравшись на их основе доказать, что мир не развивается, а остаётся неизменным, или даже деградирует. Однако с учётом повсеместности достижений как социального, так и научно-технического прогресса подобные воззрения могут быть отброшены до философской критики, на основе одного лишь здравого смысла.

Во-вторых, наш оппонент может согласиться с существованием всеобщей тенденцией к развитию, но потребовать доказательств, почему мы должны считать, что вслед за капитализмом обязательно должен последовать коммунизм, а не какое-то иное состояние – скажем, не технологическая сингулярность, описываемая такими футурологами как Рей Курцвейл или Ник Бостром? Данное возражение является более существенным и нуждается в развёрнутом ответе, тем более актуальном, что многие левые агитаторы не могут внятно объяснить причин конца капитализма и его перехода к коммунизму, ограничиваясь либо абстрактным прогрессивизмом, либо ссылаясь на сомнительные и недоказуемые гуманистические идеалы — иначе говоря, подменяя аргументы морализаторством.

Причина подобной подмены является двоякой, и связана с тем, что при выборе и уточнении мировоззрения как аудитория подобных агитаторов, так и они сами, руководствуются не научными и философскими понятиями, а эмоциями и смутными образами. Отсюда мы видим в расхожих формах агитации бесчисленные и типовые примеры позеленевших от жадности капиталистов, озверевшую империалистическую военщину, страдающий в нищете — или напротив, ведущий героическую борьбу пролетариат, и т.д. Не то что бы всё это не соответствовало действительности — напротив, подобные примеры зачастую весьма точно характеризуют существенные тенденции в развитии капитализма. Однако остановка на данном уровне тормозит освоение собственно научного понимания капитализма и причин его падения, в которых единичные примеры, сострадание эксплуатируемым, как и  негодование по поводу антинародных законов и империалистических войн, отходят на второй план как частные случаи общих закономерностей.

Политэкономический механизм развития общества

Напротив, в “Немецкой идеологии” Маркс и Энгельс абстрагируются от частных случаев и формально определяют коммунизм как “действительное движение, которое уничтожает теперешнее состояние”, а не как какое-то заранее выдуманное состояние, к которому утописты мечтают привести общество. Данное определение коммунизма является действительно гениальным, поскольку позволяет

1. Размежеваться с реакционерами и консерваторами, которым в противном случае пришлось бы доказывать, что заведомо нелепую идею, что теперешнее состояние общества является вечным.
2. Размежеваться с утопистами, которые полагают, будто заранее знают, как облагодетельствовать человечество, и что именно их прожект является единственным решением всех мировых проблем, вне зависимости от того, действительны ли эти проблемы, и как они решаются сами по себе.
3. Развернуть научно-исследовательскую программу по изучению того, как устроено капиталистическое состояние, каковы его внутренние противоречия, и как их движение ведёт капитализм к закономерному и скорому концу.

Без сомнения коммунизм как движение капитализма к своему концу устроен весьма сложно. Но это сложность, произрастающая из простых принципов самоорганизации социальной материи, составляющих содержание материалистического понимания истории, в основе которого, согласно мысли молодых Маркса и Энгельса, высказанной ими в начале “Немецкой идеологии”, лежит признание того факта, что: “производство жизни — как собственной, посредством труда, так и чужой, посредством рождения — появляется сразу в качестве двоякого отношения: с одной стороны, в качестве естественного, а с другой — в качестве общественного отношения, общественного в том смысле, что имеется в виду сотрудничество многих индивидов, безразлично при каких условиях, каким образом и для какой цели. Отсюда следует, что определённый способ производства или определённая промышленная ступень всегда связаны с определённым способом совместной деятельности, с определённой общественной ступенью, — самый этот способ совместной деятельности есть «производительная сила», — что совокупность доступных людям производительных сил обусловливает общественное состояние и что, следовательно, «историю человечества» всегда необходимо изучать и разрабатывать в связи с историей промышленности и обмена.”

Общеизвестно, что на ранних этапах капитализма совместная производственная деятельность членов общества принимает форму рынка мелких собственников, производящих товары и обменивающихся ими друг с другом и с конечными потребителями по законам свободной конкуренции. Вся апология сторонников капитализма основывается на попытках “доказать”, или скорее не дать поставить читателю под сомнение вечность частной собственности, свободного рынка и конкуренции. Однако при рассмотрении данной системы в движении, очень скоро выделяются тенденции, ведущие к уничтожению частной собственности, свободного рынка и конкуренции исходя из логики их собственного развития. Рассмотрим это движение с точки зрения объективных противоречий материального производства.

Экономический кризис

1. Допустим, что имеет место свободный рынок индивидуальных производителей, каждый из которых сам работает, сам владеет собственностью и сам торгует с другими в меру своих способностей.
2. Очевидно, что в ходе конкуренции более умные, талантливые и успешные предприниматели — или просто те, кому больше повезло — обогащаются. Аналогично, менее успешные предприниматели разоряются, вне зависимости, что послужило причиной неудачи: их собственная глупость или неблагоприятное стечение обстоятельств. Тем самым, свободная конкуренция неизбежно порождает расслоение, выражаясь в обогащении одних и разорении других, а значит — в сокращении числа собственников.
3. Также очевидно, что обогатившиеся предприниматели получают возможность более не работать, а нанять за счёт приобретённых средств работников из числа обанкротившихся бизнесменов, чтобы те работали вместо них. Бывшие предприниматели, лишившиеся собственности, вынуждены наниматься к первым, чтобы не умереть от голода. Что в свою очередь влечёт во-первых, углубляющееся разделение труда; и во-вторых, углубляющееся классовое разделение.
4. Разделение труда ведёт к повышению его производительности, что ведёт к усилению эксплуатации. Смысл эксплуатации наёмных рабочих состоит в том, чтобы заставить их работать дольше необходимого для поддержания собственной жизни времени. Стоимость последнего достаётся наёмным работникам в виде заработной платы; а стоимость всего остального времени, что они работали на капиталиста, достаётся последнему в виде прибавочной стоимости, которой он распоряжается по своему усмотрению.Тем самым между бывшими и действующими собственниками средств производства устанавливаются отношения неэквивалентного обмена, являющиеся критерием классового разделения.
5. Присвоение прибавочной стоимости в условиях неэквивалентного обмена ведёт к подрыву покупательской способности масс, так как стоимость произведённых товаров априори выше стоимости заработных плат, выплаченных рабочим по итогам эксплуатации их труда. Иначе говоря, у масс при капитализме всегда имеется меньше денег, чем необходимо чтобы купить произведённые их трудом товары.
6. Подрыв покупательской способности масс ведёт к сокращению прибылей и обострению классового разделения, выражающегося в разорении ещё большего числа капиталистов и массовой безработице.
7. Рост безработицы, разорение и пролетаризация мелкого бизнеса и общее обнищание масс толкают их в экономическую, политическую и идеологическую борьбу за перераспределение благ, рост зарплат и завоевание прав на всё перечисленное.
8. Поскольку рабочие, мелкие буржуа, мелкие служащие и иные страты, страдающие от кризиса перепроизводства составляют большинство общества, их борьба за перераспределение власти и передел собственности всегда заканчивается успехом, в той или иной мере.
9. Победы рабочих и следующих за ними классов и прослоек в экономической, политической и идеологической борьбе позволяют поднять уровень зарплат и улучшить условия труда, повысив покупательную способность масс и разрешив кризис перепроизводства.
10. Рост зарплат и иные победы рабочего движения принуждают капиталистов закупать новое оборудование, наращивая долю постоянного капитала, ещё более повышая производительность труда, автоматизацию производства и разоряя ещё больше мелких, слабых и недальновидных капиталистов, запуская новый виток спирали уничтожения частной собственности и капитализма в целом.

Без сомнения, данный механизм может быть рассмотрен много более подробно, чему и посвящены четыре тома “Капитала” Маркса. Тем не менее его суть резюмируется им довольно кратко в конце 24-й главы 1-го тома:

“Когда этот процесс превращения достаточно разложил старое общество вглубь и вширь, когда работники уже превращены в пролетариев, а условия их труда — в капитал, когда капиталистический способ производства становится на собственные ноги, тогда дальнейшее обобществление труда, дальнейшее превращение земли и других средств производства в общественно эксплуатируемые и, следовательно, общие средства производства и связанная с этим дальнейшая экспроприация частных собственников приобретает новую форму. Теперь экспроприации подлежит уже не работник, сам ведущий самостоятельное хозяйство, а капиталист, эксплуатирующий многих рабочих.

Эта экспроприация совершается игрой имманентных законов самого капиталистического производства, путём централизации капиталов. Один капиталист побивает многих капиталистов. Рука об руку с этой централизацией, или экспроприацией многих капиталистов немногими, развивается кооперативная форма процесса труда в постоянно растущих размерах, развивается сознательное техническое применение науки, планомерная эксплуатация земли, превращение средств труда в такие средства труда, которые допускают лишь коллективное употребление, экономия всех средств производства путём применения их как средств производства комбинированного общественного труда, втягивание всех народов в сеть мирового рынка, а вместе с тем интернациональный характер капиталистического режима. Вместе с постоянно уменьшающимся числом магнатов капитала, которые узурпируют и монополизируют все выгоды этого процесса превращения, возрастает масса нищеты, угнетения, рабства, вырождения, эксплуатации, но вместе с тем растёт и возмущение рабочего класса, который постоянно увеличивается по своей численности, который обучается, объединяется и организуется механизмом самого процесса капиталистического производства. Монополия капитала становится оковами того способа производства, который вырос при ней и под ней. Централизация средств производства и обобществление труда достигают такого пункта, когда они становятся несовместимыми с их капиталистической оболочкой. Она взрывается. Бьёт час капиталистической частной собственности. Экспроприаторов экспроприируют.”

Неизбежность экспроприации экспроприаторов, падения капитализма и наступления коммунизма и обязан разъяснять массам всякий коммунист, в особенности агитатор.

Выводы:

Как мы видим, этот механизм, вследствие которого капитализм с каждым днём всё больше приближается к своему концу и перерастанию в коммунизм, в своей основе предельно прост, представляя собой развитие производительных сил путём уничтожения частной собственности на средства производства — и всё! Ни всемирное сострадание, ни идея справедливости, ни всеобщее благо не являются причинами ни падения капитализма, ни наступления коммунизма, ни классовой борьбы, и не лежат в основе коммунистической идеи.

Современным коммунистам, и в особенности коммунистам-агитаторам давно пора кончать со страдальческо-сострадальческой идеологией в левом движении. Мировая скорбь, бесконечные стоны о том, как же силён капитализм и как трудно нам будет его победить, не работают. Шатаниям людей неопределившихся коммунист обязан противопоставить адекватность, здравомыслие и уверенность в скором конце капитализма и наступлении лучшего будущего. Эту уверенность в победе коммунизма, основанную на точном знании законов развития общества, открытых Марксом и Энгельсом, тов. Каторжевскому и следовало транслировать в массы. Вместо этого мы слышим от него нечто неудобовразумительное: будто какие-то усилия капиталистов, их идеологов или запутавшихся во вранье оппортунистов способны остановить или затормозить наступление коммунизма на всей планете.

Капиталисты, как мы видим, ни на что в этом процессе повлиять не способны. Подчинённые железной логике самоуничтожения капитализма, перерастающего в капитализм, они являются винтиками машины исторического прогресса, намертво в неё встроенными и способными лишь разориться и капитулировать перед грядущим коммунизмом.

Буржуазные идеологи, типа Фукуямы, не способны сочинить ничего нового и убедительного, чтобы оправдать существование капитализма. Поэтому самые умные из них уже капитулировали и ведут речи о переходе от капитализма к “stakeholder-capitalism” — то есть разновидности буржуазного социализма.

Что касается оппортунистов, то общеизвестно, что это, как правило, люди не очень умные, безвольные, с плохой памятью на даты и события, а также с рассеянным вниманием. Одним словом — бесхарактерные.Так могут ли они хоть по отдельности, хоть все вместе опровергнуть концепцию исторического материализма, открытую Марксом и Энгельсом? И могут ли они затормозить движение глобализации и обобществления производства, имманентно присущее самому капитализму, ежесекундно приближающее его к коммунизму? Здравый смысл подсказывает, что ни на то, ни на другое эти господа не способны.

Пожалуй, их софизмы всё же могут запутать товарищей, не разобравшихся как следует в учении Маркса. Но по здравом рассуждении все они будут отброшены как совершенно несостоятельные. В целом оппортунисты, мудрствующие о том, что коммунизм не настанет, напоминают тех самых астрономов, пытающихся наблюдать звёзды в туман из глубокого оврага и делающих на этом основании вывод, что небесные светила поглотила мировая тьма.

Не менее экстравагантным является и призыв тов. Каторжевского лечить оппортунизм “новой искренностью” и отступлением от “буржуазной” рациональности в пользу сострадальческого социализма. Ведь именно на мнимой связи левых идей с сострадательной глупостью, а правых, соответственно, с циничным рассудком связан известный софизм, приписываемый Черчиллю: “Кто не был социалистом в молодости, у того нет сердца; кто в зрелости не стал консерватором, у того нет ума”.

Однако, с научной точки зрения сердце есть пропульсаторный орган, перекачивающий кровь по организму. И находится в нём, вопреки фантазиям реакционеров, не сострадание или его отсутствие, а венозная и артериальная кровь — что выдаёт их безграмотность по части анатомии человеческого организма и устройства психики. А что касается ума, то мы уже убедились, чторациональность всецело на стороне коммунистов, так что нам нет нужды от неё куда-то отступать и обосновывать свою правоту какими-то сомнительными аргументами.

Здесь же можно отметить, что сострадальческий социализм является тупиковым и с агитационной точки зрения. Так как если уверенность в возможной победе коммунизма и необходимости борьбы за неё зависит не от холодной логики, связующей факты в стройную теорию, с которыми ничего не может случиться — а от сострадания к несчастьям, болезням, нищете, безграмотности и иным бедам людей при капитализме, то по мере обесценивания роли страдания отдельного субъекта, неизбежной при ознакомлении с потоком новостей о всё новых и новых катастрофах, эпидемиях, пожарах, войнах и тому подобном, сострадальческая мотивация неизбежно будет снижаться. В одиночку мы не можем спасти миллионы человеческих и миллиарды животных, ежегодно гибнущие от противоречий капитализма. А то, что мы можем сделать, представляет собой ничтожные доли процента от общего массива распределяемых в системе зол. Всё это ведёт, что фантазии о ценности отдельных жизней, о своей способности им помочь и о социализме как идеологии, оправдывающей такую помощь, исчерпываются. В результате такой “левый”, не знающий научного обоснования социализма, как только его фантазии исчерпаются или сменятся другими, перекрасится либо в обывателя, либо в реакционера.

Чтобы не трудиться впустую и не плодить потенциальных обывателей и реакционеров, марксисты, пропагандирующие научный социализм, должны по возможности сразу же излагать его в строгой научной форме. Важно подчёркивать, что с исторической точки зрения не мы, коммунисты и рабочий класс, находимся в бедственном положении, а империалисты и все реакционеры, поскольку конец их системы близок. Представьте, как апологеты капитализма глазами полными отчаяния и безысходности взирают на уничтожение частной собственности в ходе конкуренции и монополизации, а все их усилия сдержать рабочее движение раз за разом оказывающиеся тщетными! – и вам не понадобится отступать от рациональности ни на йоту в ходе обоснования необходимости победы глобального коммунизма.

Что касается так называемой “новой искренности”, то она, судя по своим эффектам, представляет собой новый сорт дурмана для интеллигенции, отвлекающего от классовой борьбы и научного познания мира. В самом деле: борьба пролетариата и буржуазии, которые есть на самом деле, подменяется борьбой постмодерна с метамодерном и цинизма с новой искренностью, которые есть лишь в воображении тех граждан, которые в это уверовали.Чем это отличается от басен про борьбу бога с чёртом в религии или борьбу красной и чёрной метафизики в секте Кургиняна? И что делать нам, обычным марксистам, до которых и постмодернистский цинизм не дошёл, и новая искренность не доехала?

В этом смысле ответ уже давно известен: держаться не новых или старых учений, а обыкновенной адекватности, с точки зрения которой выделять и в уже имеющихся, и в новых явлениях рациональное зерно и метафизическую шелуху.

Как методологический принцип, адекватность может быть кратко определена в двух аспектах:

1. Позитивно, как ясное и отчётливое, всестороннее познание сущности явлений.
2. Негативно, как выявление и отвержение идеологических, метафизических и идеалистических искажений и в теории, и на практике.

С этой точки зрения нельзя не признать, что наиболее адекватной из имеющихся теорий развития общества на сегодняшний день является научный социализм – целостное мировоззрение, позволяющее наблюдать как пространственно-временную упорядоченность событий, так и механизмы, её организующие.

Не мудрствовать, не шататься, не впадать в догматизм, а методично развивать и пропагандировать уже имеющееся знание до полной победы глобального коммунизма – это и есть сегодня, как и во времена Маркса, самая адекватная позиция, которой всем нам и следует держаться.

Евгений Коноплёв, философ