Недавно встретил такое утверждение: “Европейцы” — это совершенно такой же идеологический конструкт, как и “советские люди”. Это продукт идеологии, а не долгой истории, в отличие от нации”. Данное мнение, высказанное противником Евросоюза и глобализации, не уникально. Есть лишь одна проблема: оно ошибочно. Нет, про “европейцев” все сказано верно. Другое дело, что и нация – исторический конструкт.
Жизнь до наций
Макросоциолог из университета Чикаго Г. Дерлугьян очень любит издеваться над темой “наших корней”, указывая на то, что так называемые “естественные исторические корни, уходящие глубоко в почву” — часто являются конструктом, только более ранним.
Согласно современным научным представлениям, нация есть идеологический конструкт Нового времени (И.Валлерстайн, Э. Хобсбаум). Она — новодел. Например, у русских крестьян в начале ХХ в. не было никакого национального сознания, это фиксируется рядом наблюдателей; оно имелось обычно лишь у горожан. Для крестьянина-общинника нации не существовало, или же идея защиты нации воспринималась им как довольно смутная, не сопоставимая по значению с проблемами родного села или губернии (“мы из села Новодевичье”, “мы — самарские”). По указанное причине, крестьянство (свыше 100 млн человек, ок. 80% населения Российской Империи) практически отказалось поддержать Первую мировую войну и массами дезертировало из царской армии; у людей просто не было желания защищать нацию, потому что они не понимали, что это такое и зачем нужно.
Николай Калашников, в прошлом боевик-эсер, член Летучего боевого отряда эсеров, ставший затем патриотом-государственником, участник Первой мировой войны, вспоминал:
«Меня лично пугало своеобразное понятие солдат о свободе и долге. Большинство из них, утомленные военными тяготами, вкладывали в эти слова свое содержание. «Теперь – говорили они – свобода, и никто не может принуждать нас продолжать военную службу и идти на смерть». <…> В их думах и беседах, особенно солдат из крестьян, было одно страстное желание: вернуться домой, поделить землю и жить без помещиков, чиновников и полиции. «Защита родины и свободы» казались им пустыми словами <…>» (Интересно, что же такое свобода в понимании самого Калашникова? Служение генералам? — прим.)
Верховный Главнокомандующий русской армии, генерал Алексей Брусилов писал о своеобразном крестьянско- солдатском “большевизме”, имевшем мало общего с идейным государственно-мыслящим большевизмом Ленина:
“Солдаты не имели ни малейшего представления о том, что такое коммунизм, пролетариат или конституция. Им хотелось только мира, земли да привольной жизни, чтоб не было ни офицеров, ни помещиков. Большевизм их был на деле всего лишь отчаянным стремлением к свободе без всяких ограничений, к анархии“.
До Великой французской революции и других радикальных революций и реформ XVIII-XIX столетий, у жителей небольших сел и городов Европы имелся такой же местный (локальный) патриотизм, как и у русских крестьян. Они говорили на своих языках, отличавшихся от других, торговали на местных рынках, жили, прежде всего, местными интересами.
Нация создается только во время Модерна, в XVIII-XX вв. Создается она великими революциями, реформами, унификацией языка. Ликвидируются отдельные региональные законы и таможни, формируется единый национальный рынок. Это позволяет людям вести бизнес по всей стране или перемещаться повсюду в поисках заработка — общество перемешивается, становится более мобильным и более однородным (в рамках национальных границ). Появляется общегосударственная система образования на едином языке (и с соответствующей идеологической накачкой), общегосударственные законы и налоги. Такие преобразования проводят революционные либеральные правительства (потом им начинают подражать другие государственные аппараты). Современный американский исследователь Р. Лахманн указывает на огромную роль массовых призывных армий Нового времени в деле формирований наций: там выходцы из небольших локальных общин обучались читать и писать на едином национальном языке; заодно они получали и усваивали новую национальную патриотическую идеологию.
Права человека
Преставление о правах личности — это также конструкт, созданный эпохой Просвещения и великими революциями. До этого не было никакого представления об универсальных правах человека, вроде свободы слова для всех. Веротерпимость (свобода совести, право личности верить во что угодно) – тоже конструкт Нового времени, а до этого христиане разных конфессий регулярно резали друг друга.
Тебе не нравятся новые налоги, введенные нашим графом? Для тебя, грязная ты деревенщина, есть много суровых способом научиться вежливости к благородным господам. Хочешь, по тебе пройдутся сапогами слуги графа?
Ты критикуешь учение св. Церкви? Говоришь о неверии или переходе в другую веру? Инквизиция займется тобой, бедный грешник, мы тебя как следует поджарим.
Женщина, ты хочешь развестись с мужем, потому, что тебе понравился другой? Ты что, шлюха? Твой брак, освященный св. Церковью, нерасторжим, усмири-ка свою недостойную плоть.
Европейский мир до кровавых революций Нового времени, мир, управляемый королями и св. католической Церковью с ее мирной религией добра, напоминал не рай земной, а современный ИГИЛ (запрещенный в РФ).
В этом мире практически не было представлений о равенстве (в лучшем случае имелись лишь их зачатки — все равны перед богом и смертью), не говоря о представлениях о правах человека.
С другой стороны, представления о правах, созданные либеральными мыслителями, далеко не универсальны и не очевидны. Их можно упразднить, а можно изменять и расширять, включая в них, например, право на довольство и обеспеченную жизнь, о котором говорил французский революционер Гракх Бабеф, так как вне данного права жизнь представляет собой лишь череду мучений.
Гипотеза Я
Даже сама личность в её современном понимании — продукт эпохи Ренессанса. Как ни удивительно, до Ренессанса люди, осознавая себя отдельными существами, все же считали себя частью чего-то большего (локальная городская или сельская община, сословье, цех). Мы — дворяне, Мы — священники, Мы — крестьяне, Мы — купцы, Мы — члены цеха ткачей или гильдии торговцев. Специалисты по истории Средних веков указывают на то, что человек не мыслил себя (обычно) как нечто уникальное, абсолютно свободное, независимое от других. Он считал себя частью того или иного объединения, корпорации, цеха.
Линейная перспектива, созданная художниками эпохи Ренессанса, чужда предшествующим эпохам – не потому, что люди не могли такое нарисовать\написать, а потому, что они не создавали картины, в которой личность ставилась в центр мироздания.
Авторы современной книги «Грядущее Восстание», французские анархисты, сторонники самоуправляющихся коммун и прямого (самоуправного) действия, направленного на экспроприацию земли и имущества бизнесменов в пользу этих коммун, указывают на то, что для человечества гипотеза о существовании Я, отдельного от других, не является необходимой:
“Они проводят во «мне» отбор оппортунистских, конформистских наклонностей, отметая все, от чего придется тихонько и ненавязчиво избавиться. «Видишь ли, нужно уметь меняться». Но понимаемые как непреложные факты, мои недостатки могут привести и к краху гипотезы «Я». И тогда они становятся актами сопротивления в нынешней войне… «Я» – это не наш внутренний кризис, а шаблон, под который нас хотят подогнать. Из нас хотят сделать четко отграниченные друг от друга «Я», легко классифицируемые и описываемые по целому ряду характеристик, одним словом – контролируемые. Тогда как мы – создания среди созданий, уникальности среди себе подобных, живая плоть от плоти этого мира”.
Правы авторы работы «Грядущее Восстание» или нет, мы не может отрицать то, что такого Я, как в современном мире, до XV-XVI столетия просто не существовало.
Что – не конструкт?
Это вопрос о наших настоящих основаниях. Новый рост национализма нанес тяжелые удары глобализации. Многие больше не хотят размывания границ, им не нравятся потоки беженцев и трудовых мигрантов — конкурентов за получение социальных благ и рабочих мест, им нужны твердые основания — крепкое национальное и социальное государство, семья, стабильность. Другие ответят на это, что им нужна солидарность людей труда всех национальностей и их совместная борьба за улучшение общей жизни работников. Но где здесь мы?
К черту Евросоюз, к черту глобализацию, но мы не сможем просто игнорировать открытия ХХ столетия. Нация, национальный патриотизм, даже наше Я — всего лишь новоделы, как и Евросоюз, как и современный глобальный рынок, только созданные чуть раньше. Вы можете любить их или ненавидеть, но здравый смысл заставляет смотреть на них со стороны. В них нет ничего святого, ничего вечного и ничего естественного. Ведь их тоже создали, сконструировали люди, причем, сравнительно недавно, следовательно, люди могут их и разобрать. Но тогда, что в нас настоящее, незыблемое?
Мы теперь обречены на поиск более глубоких психологических и социальных истин, чем нация, глобальная экономика и даже чем гипотеза Я. Но может быть, этот поиск станет шагом к подлинному освобождению.
Михаил Магид
