Человечность и человечина

Я шла на фильм «Собибор» с чётким, осознанным и оформленным предубеждением. Я точно знала, что именно мне не понравится и почему. По сути, у меня уже и рецензия была обдумана, но ради любви своей к достоверности и точности я решила фильм всё же посмотреть. И очень быстро поняла свою ошибку, буквально с первых кадров забыла о своим предубеждении и обо всём, что насочиняла загодя. Фильм очень сильный с точки зрения чувственного восприятия: ваше зрение и слух, ваши эмоции сразу берут в плен, и вот вы уже чутко прислушиваетесь к скрипу сапог коменданта лагеря, слепнете от прожекторов, испытываете острую и какую-то сразу же неизбывную тоску от черного минимализма лагерного пейзажа. И это не просто художественное решение, то есть это вообще не художественное решение, не режиссерский приём, это — идея, центральная идея фильма, идея обыденности зла и обыкновенности героизма. Обыденность зла, однако, не означает здесь незначительность или смазанность оценок. Зло есть зло, а героизм есть его преодоление, но нам бескомпромиссно и очень точно показывают, что самое что ни на есть большое, абсолютное даже зло распылено, размазано, размножено в отдельных поступках мелких, в сущности, людей. Именно мелких, раздавленных огромность зла, которое они творят. Вот именно это моё самое сильное впечатление от фильма, и именно за это поклон и уважение авторам сценария и режиссеру: они скупыми и четкими штрихами подчеркнули иррациональность, даже глупость, безмерную глупость зла. Зла, чьи корни — жадность, зависть и страх. Зла, которое может быть сколь угодно абсолютным и неизбывным, в каждом конкретном своём носителе обречено. Зла, которое исподволь порабощает человека, лишает его свободы, превращая в винтик машины уничтожения людей. Но человеческое-то уничтожается в самих «ликвидаторах», именно они мучаются и и корчатся от страха, бесчинствуя и умножая уже своё собственное, а вовсе не всемирное и не абсолютно зло. Потому что фашисты-винтики в фильме вполне себе сознательные субъекты, которые действуют по своей воле, пусть и порабощенной злой и бесчеловечной машиной. Подчиненность жесткой логике системы многократно усложняет выбор между человечным и бесчеловечным, но не отменяет его ни для кого. Узники лагеря делают свой выбор в страшных, невыносимых обстоятельствах и делают его в пользу человеческого достоинства. «Мы хотим выжить, чтобы отомстить», говорит один из героев фильма Александру Печерскому. «Вы хотите просто выжить», — отвечает тот. «Просто выжить» — это уже героизм в том царстве смерти, но Александр Печерский убеждает своих солагерников рискнуть всем во имя свободы и достоинства. И делает это как-то без пафоса, без лишних слов, а потому очень убедительно. Он вообще такой «нормальный герой», этот Саша Печерский, не особенно идейный, явно не трибун и совсем не революционер. Просто свободолюбивый очень, упрямый и …прагматичный. «Побежит либо весь лагерь, либо никто», — говорит он своим товарищам-заговорщикам. Это гуманно, благородно, но это ещё и умно — чем больше людей побежит, тем выше шанс каждого на выживание. И тут опять потрясшее меня соседство прагматизма и гуманизма, идея непобедимой рациональности Добра. Не «разумного эгоизма», а именно Добра как объективного вектора развития человечества, который делает стратегически рациональным выбор в пользу гуманизма, как бы не подталкивала конкретная ситуация к противоположному решению. Фильм скуп на пафос, этим он очень отличается от советских фильмов о войне. Герои «Собибора» погибают не картинно, а как-то между прочим, нам не дают ни поликовать над каждой победой, ни поплакать над каждым погибшим. Да и главного героя — и по фильму героя, и по жизни, — Александра Печерского, Константин Хабенский играет довольно скупо, «одними глазами», давая нам понять, что без крепости духа, мужества и достоинства большинства никакой герой ничего не сделает, распыленному, размноженному, растиражированному злу может противостоять только распыленное, размноженное, растиражированное добро, иначе никак. Ужасы пыток и издевательств в фильме как-то… дозированы, что ли. Их ровно столько, чтобы мы поняли глубину кошмара, в котором оказались эти люди. Но режиссер не переходит черту, не увлекаются, не заставляет зрителя отшатнуться в ужасе и замереть, потеряв способность следить за происходящим. В этом фильме вообще нет этакой жареной человечинки, но очень много подлинной человечности. Хабенский последовательно сдержан, рационален и очень деликатен и по отношению к зрителям, и по отношению к своим героям. Герои фильма, находящиеся между жизнью и смертью, беззащитные перед глумящимися над ними офицерами и охранниками, потерявшие всё или почти всё, эти герои вызывают не жалость, а уважение и восхищение. Брезгливую жалость, омерзение и презрение заслуживают как раз офицеры и охранники. Герои Собибора не просто бегут из лагеря, они восстают против своих мучителей, не желая смириться с унижением, защищая своё достоинство чуть ли и не отчаянней, чем свою жизнь. Но они не ликуют, убивая своих врагов, хотя некоторую сдержанную радость всё же выказывают. Мы их понимаем вполне, и раскромсанный топором череп первого убитого офицера не кажется излишеством жестокости. Пожилые евреи за швейными машинками смотрят на поверженного врага без торжества, но и без особого страха. Юноша, убивший впервые, вроде бы и горд собой, но что-то нам мешает радоваться вместе с ним, скорее, хочется посочувствовать ему, ставшему убийцей поневоле. Посочувствовать и понять. Сильнее всех ужасов и издевательств ранит постскриптум к фильму, из которого мы узнаем, что из 400 заключенных, бежавших из лагеря, сто погибли от пуль охранников, а ещё сто пятьдесят были убиты или выданы немцам жителями окрестных городов и сёл. Это так страшно, что даже комментировать не хочется, и фильме никаких комментариев, картинок к этому факту нет. Потрясенный, начинаешь судорожно считать, сколько же выжило, и радуешься, что аж сто пятьдесят, и страдаешь от того, что — всего сто пятьдесят. И окончательно понимаешь, что, хотя в Собиборе немцы мучили и уничтожали евреев, ни Зло, ни Добро не имеют ни национальности, ни государства. Катарсиса фильм вообще не даёт и даже не обещает, для фанфар в нём места нет. Да и главный герой, Александр Аронович (Саша) Печерский, как мы знаем,  особого воздаяния за свой героизм не получил, разве что посмертно. Воевал в партизанском отряде и в штурмовом стрелковом батальоне (разновидность штрафбата) после войны попадал под жернова «борьбы с космополитизмом», сидел без работы, свидетельствовал на суде против своих мучителей  в Собиборе. Его рассказ вошел в знаменитую Черную книгу Эренбурга и Гроссмана, но она была издана только в 2015 году, через 25 лет после смерти Печерского. На премьеру фильма о Собиборе, снятом американским режиссером Джеком Годом по книге Ричарда Рашке  в 1987 году Печерский приехать  не смог, власти не захотели оформить ему документы на выезд. А Рутгер Хауэр за роль Саши получил «Золотой глобус». При жизни Александр Аронович имел только медаль «За боевые заслуги», посмертно наград поприбавилось, даже памятник в Израиле. Может быть, и фильм Константина Хабенского получит много наград (заслуженно, я считаю), а при жизни его героя всё обошлось без фанфар. И всё же и скупой на пафос фильм Хабенского, и сама жизнь не избалованного славой Суши Печерского дают нам кое-что поважнее, чем ликование под победный марш. Они дарят нам надежду на то, что Добро умнее и сильнее Зла, что Добро победит обязательно, хотя и при одном условии. Если поднимется весь лагерь.