«Это готы, что ли?» – перешептывались школьники в кинотеатре, когда в первых кадрах фильма «Стиляги» на экране появились одетые исключительно в черное и серое комсомольцы, приготовившиеся начать облаву на этих самых стиляг. «Типа как у антифа», – заметили их более продвинутые товарищи, увидев на ботинках одного из героев фильма розовые шнурки. На самом деле, трудно сказать, что знает большинство нынешних студентов и школьников о стилягах. Однако даже если знают мало, это вполне понятно – ведь стиляги прекратили свое существование в те далекие времена, когда даже их родители только появились на свет.
И тем не менее, фильм, который вроде бы не носит острополитического характера, не снят по известной книге или по заведомо узнаваемому сюжету, впервые за многие годы рекламируют совместно ведущие телеканалы-конкуренты – ОРТ и РТР. Журнал «Эксперт» видит в этом фильме Валерия Тодоровского попытку сбежать в «романтичные 50-е от нарастающего кризиса», а некоторые другие СМИ – и вовсе новое издание «Старых песен о главном». Но так ли прост этот фильм?
Чтобы найти ответ на этот вопрос, стоит вкратце описать сюжет картины. 1955 год.Студент Мэлс (чье имя расшифровывается как «Маркс–Энгельс–Ленин–Сталин») участвует вместе с товарищами по комсомольской дружине в облаве на стиляг – с обязательным разрезанием узких штанов и принудительной стрижкой неблагонадежных элементов. Среди стиляг он встречает Полину (ее играет Оксана Акиньшина), известную в своей среде по прозвищу «Польза» и влюбляется в нее. Ради нее он сам учится играть на саксофоне и становится стилягой, хотя из-за этого тут же превращается в объект остракизма окружающих. Новые друзья зовут его на английский манер, «Мэлом». В конце концов, он добивается от Полины взаимности, однако на этом их проблемы только начинаются. Сокурсница Мэлса комсомольская активистка Катя, чувствуя себя отвергнутой, инициирует исключение героя из ВЛКСМ. А Полина объявляет возлюбленному, что беременна, но не от него, а от афроамериканца, которого она случайно встретила в Москве и с которым общалась всего несколько часов. Но даже это не останавливает Мэла – он приглашает любимую переехать к себе, в комнату в коммуналке, где живет с отцом и братом. А новорожденного чернокожего мальчика Джона, без колебаний признает своим.
Сюжет вроде бы проще граненого стакана, но самое важное, как известно, обычно кроется в деталях, а о них мы еще не говорили. Прежде всего, обратим внимание, что «Стиляги» вышли на экран накануне Нового года. Если зритель идет в кино в это время, то, скорее всего, он хочет увидеть легкую веселую комедию, которая подарит ему праздничное настроение. «Стиляги», собственно, и анонсировались как комедия. Афиши, выполненные в ярких позитивных тонах, и шутливые видеоролики говорили сами за себя. Тем не менее, новый фильм Тодоровского трудно назвать комедией, и веселых эпизодов там гораздо меньше, чем трагических.
Многие части фильма отличаются необычным для новогодней кинокартины реализмом. Героев фильма явно не ждет хеппи-энд. В последних эпизодах зрителю дают понять, что «любовная лодка разбилась о быт», Полина, родившая ребенка, уже вряд ли вновь станет прежней «Пользой», а многих друзей Мэлса либо выслали из Москвы, либо вовсе отправили в тюрьму. А отрекшийся в свое время от жизни стиляги ради карьеры дипломата «Фред», приехав из США, добивает Мэлса заявлением, что «в Америке нет стиляг» и «если бы мы в таком виде прошли по настоящему Бродвею, нас через сто метров забрали бы в психушку».
С другой стороны, фильм явно несет в себе элементы антиутопии. Подавляющая зрителей серая Москва 50-х и подчеркнуто серые (в прямом смысле слова) массы ее жителей подошли бы экранизации Оруэлла. Не говоря уже о сцене собрания, на котором Мэлса исключают из комсомола. Там студенты превращаются в настоящих зомби под действием речи «комиссара» Кати на фоне переиначенной песни группы «Наутилус» «Скованные одной цепью».
«Стиляги» – фильм безусловно антисоветский. В «серый» СССР «Стиляг» вряд ли кто-то захочет отправиться. Массы советских обывателей подчеркнуто обезличены и озлобленны. На их фоне сами стиляги куда более очеловечены. Кстати, эпизод с чернокожим младенцем Джоном явно является отсылкой к советскому фильму «Цирк». Только в «Цирке» «черный малыш» сладко спит в «добрых советских руках», а в «Стилягах» столь же «сладкий прием» встречает у представителей «внутренней эмиграции». В фильме подчеркивается, что далеко не все стиляги – «мажоры», среди них есть рабочие и медсестра. Но и мажорные «гулянки» на квартире у «папы-дипломата» и в дорогих ресторанах, которые появлялись и в советском кино для демонстрации «аморальной сущности стиляг», в фильме Тодоровского выглядят вовсе не отталкивающе. Даже поступок «Фреда», ради карьеры без особых раздумий порывающего и с прежним образом жизни, и с прежними друзьями, описан так, что не вызывает к этому персонажу неприязни. Наконец, Мэлс, услышав заявление бывшего друга, что «в Америке стиляг нет», заявляет, что «мы-то есть» и уходит явно не в быт – а вполне возможно, что в диссиденты.
В этом месте, по принятым в левой среде правилам, полагается сказать, что фильм «Стиляги» такой рекламы даже на конкурирующих друг с другом каналах удостоился отнюдь не случайно. Наверняка, мол, это попытка дискредитировать левую идею на фоне разрастающегося кризиса, показать, что она ведет в ужасное общество «серых людей», где будет преследоваться все яркое и индивидуальное. А героями фильма стали стиляги, а не, например, хиппи, потому что это субкультура «буржуазная», которая помогла укорениться в СССР ценностям общества потребления.
Хочется, однако, сказать крамольную вещь. «Стиляги» – фильм безусловно антисоветский, но не антилевый. Свобода самовыражения, право быть «не таким, как все» – это как раз часть левой идеи. Между тем интересно, что музыкальным фоном для фильма стали переиначенные песни рок-исполнителей 1980-х, а рок в нашей стране ассоциируется в основном с оппозиционностью, в том числе и к нынешним властям. Заметим также, что на последних минутах фильма стиляги 1950-х попадают в Москву 2000-х, где их окружает разноцветная масса панков, готов и представителей самых разных современных субкультур. Тех, кого преследуют наци-скинхеды и на кого прохладно смотрят власти, часто отождествляя их с «экстремистами» и неблагонадежными элементами. Так что право быть «другим», а значит, собой, и в современной России часто подвергается жесткому прессингу.
Мэлс в фильме постоянно вынужден объяснять своим бывшим товарищам по комсомолу: «Я не хуже и не лучше вас – просто другой. Я выгляжу по-другому – но ведь это ничего не меняет». В наше время поиск врага среди «других» снова становится актуальным – но теперь подобные настроения не столько инициируются государством, сколько произрастают из самого общества. Поэтому, если зритель «Стиляг» поймет, что другой внешний вид (неважно – одежда или, например, цвет кожи) это не повод для ненависти, – фильм уже сделал кое-что полезное. Чему перед Новым годом, который всегда объединяет, стоит только порадоваться.
Николай Михайлов