Приблизительный бюджет этого мероприятия – 3 миллиона евро. Московское биеннале современного искусства устраивается в третий раз и называется в этом году «Против исключения». В смысле «без исключения». Ну то есть его французский куратор Жан-Юбер Мартен, придумавший это название, так понимает прогрессивное мышление: никого не исключать, всему и всем найти место, дать работу внутри одного большого проекта, всех «включить». Тогда как реакционная мысль наоборот, всё больше и больше людей и явлений вычеркивает из списка «желательных» и «своих», приговаривает к небытию, пытается окружить себя всё более и более «эксклюзивным» и «исключительным», пока сама в конце концов себя не прикончит. Визуально эту силу реакции воплощает в основной экспозиции «готический бульдозер» неоконсерватизма Вима Дельвуа, грозящий «убрать» нас всех со своей дороги.
Жан-Юбер Мартен позван в главные кураторы не случайно. Еще в брежневские времена, будучи директором парижского Центра Помпиду, он налаживал советско-французские культурные связи и устраивал обменные выставки, самая успешная из которых чуть не сорвалась из-за его «троцкизма», а точнее, из-за троцкизма его друзей-художников, которых он вез в Москву.
Кто же будет «не исключен» на этот раз? Ну, например, Тина Канделаки. Специально для гламурных людей по всей столице появятся увеличенные (художницей Ниной Кобиашвили) до гулливерских размеров сумочки, туфли и помады Тины. Хороший повод подумать, устраивает ли нас роль лилипутов под ногами таких гигантов, как Канделаки? Для гурманов чистой беспредметности в основную экспозицию включены фото Вольфганга Тильманса, еще недавно считавшегося главным гей-гением современного фотоискусства, или Тони Крэгг, смастеривший «телевизионные помехи» из прессованных фанерок и плавленого пластика. А любители драматических ритуалов с экзистенциальным привкусом смогут насладиться видео знаменитой Марины Абрамович (не родственница!), которая будет на экране «трахать череп». Если вам уже надоело или вы вообще считаете, что всё это современное искусство – буржуазный маразм, ни за чем не нужный психически устойчивому человеку, можете дальше и не читать. Вместе со всеми остальными я задаюсь вопросом: можно ли из 70 проектов московского биеннале выделить некую полезную и важную для антикапиталистов «одну десятую»? Попробуем составить такой левый маршрут из семи выставок.
1
В главной экспозиции, представленной в «Гараже», как это явствует из сказанного выше, смотреть нам почти не на что. Важное исключение – работа Дмитрия Гутова, единственного, кстати, из отечественных художников, кого Мартен взял в основной состав. Интеллектуал и открытый марксист, Дима не первый год сваривает из проволоки черновики Маркса и призывает всех «смотреть на буржуазию глазами Ленина». На этот раз он представил под потолком выделенного ему зала объемную версию знаменитой супрематистской картины, состоящую из пяти уровней. Задравший голову зритель решает сам, где ему нужно встать, чтобы сверху получилось настоящее искусство, а не случайные палки с железками. Кроме Гутова, поинтересоваться в «Гараже» стоит разве что современными афганскими коврами с автоматами Калашникова, танками, советскими вертолетами, американскими бомбардировщиками и другими, запечатленными руками деревенских ткачих, – признаками нынешней жизни в стране перманентной войны.
2
Два цеха «Винзавода» занимает «Рабский город», построенный мастерами из «ателье Юпа ван Лисхута». У рабов есть свои университеты, электростанции, пятизвездочные бордели и плавучие абортарии, о чем свидетельствуют подробные макеты этих заведений. И все же рабы остаются рабами, их связывают рабские отношения и питаться они вынуждены мусором вообще и собственным дерьмом в частности. Если мысленно собрать вместе все эти элементы рабского города для условных лилипутов, они образуют единое великанское и свободное тело Хозяина – «естественный» политический организм. По-моему, нет ничего реалистичнее современного искусства.
3
«Русское бедное» в «Красном октябре». Кроме маркированного марксиста Осмоловского с его деревянным и оттого вечным хлебом, на этой выставке, собранной Маратом Гельманом, есть вещи из коллекции Владимира Архипова, много лет собиравшего по всей России «живое творчество масс», то есть всевозможные санки из арматуры, табуретки из гаечных ключей и прочую народную креативность, обнажающую бесконечный потенциал пролетарского воображения. Там же Владимир Анзельм представит шахтерский ответ бриллиантовому гламуру – антрацитовый череп как альтернатива алмазному черепу Дэмиена Хёрста. Алексей Каллима склеил модели состыкованных космических кораблей из сигаретных пачек «Союз–Аполлон». Его «Стыковка» фиксирует одно из первых в нашей истории превращений передового научного космического проекта в рекламный бренд.
4
В «Музее архитектуры им Щусева» – фотографии Ольги Чернышевой. Ольга – одна из лучших наших «фотографов социального». Гастарбайтеры, нищие и безумцы в метро, загородные огороды, официальные столичные праздники… Однако что-то не позволяет ей соскользнуть в однозначную публицистику. Наверное, чуткое ощущение границы между тем, что Ролан Барт называл «студиум» и «пунктум» в своей книге о фотоискусстве. «Студиум» – та «очевидная» часть изображения, истолкование которой задано почти однозначно, а «пунктум» – та «слепая» часть, истолковывать которую мы можем почти произвольно, тем самым проявляя свои главные ожидания и опасения от окружающего пространства. Чернышева умеет выстраивать границу между «студиум» и «пунктум» настолько мастерски напряженно, что многие обвиняют ее фото в высокомерии и антропологическом пессимизме. Но, по-моему, это не пессимизм, а справедливое отсутствие либерально-гуманистических иллюзий.
5
В «Музее современного искусства Российской Академии Художеств» – ретроспектива группы «Искусство или смерть». В конце 80-х несколько очень серьезно настроенных авангардистов из Таганрога во главе с Авдеем Тер-Оганьяном прибыли покорять Москву. Первые свои выставки они устраивали в кооперативных туалетах, а отдельные работы намертво приклеивали прямо к асфальту на дорожках ВДНХ. «Московская ситуация» на момент их приезда выглядела так: только что вышедший из подполья столичный «неофициоз» (соцарт, концептуализм) активно скупался иностранцами, его разбогатевшие и прославившиеся звезды спешно уезжали из страны вслед за своей славой, и вообще на глазах побеждал постмодернизм, то есть в данном случае рыночный культ безответственной игры с любыми образами и смыслами. Радикальной альтернативой такой «ситуации» и стало «хулиганствующее» товарищество Тер-Оганьяна с их веселыми и злыми выходками. Никакого постмодернизма и настоящий авангардный пафос бунтарей. Сколько угодно эклектики – но не чтобы развлекать кого-то, а чтобы провоцировать и освобождать от автоматизма себя и других. Надо сказать, что никто из них так и не разбогател и как следует тогда не прославился, зато они создали первый в Москве арт-сквот (коммуну совместно живущих и вместе работающих художников) в Трехпрудном переулке, через который прошло целое поколение «постсоветских» авторов. Позже логика бунта против любых институций привела Тер-Оганьяна к созданию собственной, вызывающей и издевательской «школы молодых авангардистов», а еще позже – к вынужденной эмиграции из России, после православной травли, устроенной против художника церковными общественниками, сочувствующими им чиновниками и прочими защитниками икон, которые Авдей публично рубил топором в московском Манеже.
6
В «Третьяковке» на Крымском валу расположилась «Бумажная архитектура». Вокруг висящей в центре зала на нитях картонной модели мавзолея Ленина можно будет наблюдать все метаморфозы советского представления о правильном и прогрессивном городском пространстве – от авангарда 20-х с его нарочито функциональными конструкциями через сталинский ампир вплоть до попыток «вернуться к конструктивистам на новом уровне» в застойных 70-х.
7
В галерее «Проун» выставлен Петр Субботин-Пермяк. Все его творчество бурных революционных годов – это такой наглядный переход русского авангарда в большевистскую агитацию. Еще вчера грезили о преображении материи, а вот сегодня впряглись иллюстрировать боевые будни священной войны за «мировой социализм». Да и биография Пермяка – пример того же: уехал в глубинку и пытался там, «внутри советской России», строить новый быт и воспитывать вокруг себя новых людей. Особо язвительные языки, правда, упорно распускают слухи, что ни этого творчества, ни этой биографии, ни самого Субботина-Пермяка никогда не существовало, а иначе почему никто до прошлого года о нем и слыхом не слыхивал? Мол, всё это придумал провокатор-концептуалист Лёня Тишков, который активнее всех Пермяка теперь пиарит и раскручивает как зря забытого подвижника бурных лет. Модно спорить, выдумал или нет? Или выдумал, но не всё? Или выдумал всё, но не Тишков? А по-моему, это как раз вообще неважно. Важно, как мы относимся к этим его картинкам и цитатам из писем, наивным и максималистским? Если понадобится революции для освобождения трудящихся, она выдумает тысячу никогда не существовавших «пермяков» или использует тех, что уже любезно выдуманы кем-то. В конце концов, художник – это вовсе не тот, кто реально жил на свете, а тот, кого сегодня знают, цитируют, используют и обсуждают.
За основу своего «антибуржуазного» маршрута я взял нарастающий градус «советской образности». Можно было бы выстроить те же выставки по возрасту авторов или по рыночной стоимости их работ. А какой бы признак избрали главным вы, если бы составляли свою карту биеннале?