Если у вас есть «стеклянные бусины, старые и новые сломанные украшения, кружева, большие отрезы льняных тканей, и вообще большие отрезы ткани, и маленькие отрезы ткани, кружевные салфеточки, старые скатерти и вышивки, сломанные часы из которых можно вынуть винтики, черепа, бабушкины волосы, сухие насекомые» подарите их художнику Жене Антуфьеву. Если у вас умрет домашнее животное, если оно небольшое, положите в морозилку и напишите ему: antufev@rambler.ru
Из всего этого невообразимого хлама художник делает композиции, составляя вместе фрагменты органической и неорганической природы, выкладывая мозаику собственной вселенной. «Кажется, что если правильно все сложить, то что-то произойдет… и все тогда сложится правильно и в жизни и вообще… нужно только правильно все собрать и разложить», – делится своими ощущениями Женя.
Вообще, о творчестве этого художника хочется говорить именно на уровне своих собственных ощущений, и тогда многое становится ясно и просто. Здесь не подходят серьезные размышления об искусстве, и вообще не стоит спорить о том, искусство это или нет, насколько оно концептуально или это больше похоже на декоративные поделки. Правильнее обратиться к детству и вспомнить те ощущения, которые возникали при взаимодействии с предметами, природой и смертью. Тогда все эти странные/страшные анатомические зарисовки художника – аккуратно разложенные звериные черепа, челюсти, зубы, сухие букашки – предстанут вполне гармоничной картиной детства.
Мне объекты Антуфьева напомнили таинственный ящик из детства, где хранились, например, совиная лапка, медвежий коготь, кость какого-то крупного рогатого, и существовала странная необходимость каждодневно в него заглядывать, перебирать эти останки когда-то живых животных, прикасаясь к ним, получать необходимый опыт жизни и смерти. Детство и смерть тесно связаны, именно в детстве происходит сильное переживание смерти, но именно тогда же она становится чем-то притягательным и интересующим. Опыт смерти ребенок переживает в игре: похороны птичек и букашек, и тогда же преодолевается мучительный страх к уничтожению. Такие важные детские переживания часто остаются неразделенным, так как в современной культуре о смерти говорить не принято. В примитивных культурах, наоборот, смерть является главной составляющей жизни и ей посвящены все самые важные обряды.
«Племенные художники создают вещи для ритуалов, и в этом случае основным критерием становится не красота, как это принято у нас, а способность произведения “срабатывать”, то есть способность исполнять роль, предназначенную ему в магическом обряде» (Эрнст Гомбрих). Более того, художники работают для своих соплеменников, которые точно знают, что означает та или иная форма, тот или иной цвет. Женя Антуфьев очень напоминает племенного художника, он знает, для чего ему необходимо сшить ту или иную куклу, зачем нужны волосы бабушки или мамы, но это ритуалы для него самого, для «соплеменников» же все это – лишь форма пассивного созерцания, не приводящая к единению и всеобщему переживанию.
Последней попыткой художника реализовать массовый катарсис и ввести публику в доисторическое состояние детства и единения стало представление, показанное «специальными гостями» на открытии выставки «Мифы моего детства» в петербургской галерее «Глобус». Этими гостями были дама-клоунесса с собачками, показывающими разные трюки. Зрители радовались как дети и хлопали в ладоши, но по окончании зрелища все разошлись по своим чердакам.
Не каждый осмелится выставить коллекцию своего детства на всеобщее обозрение, проще ее разрушить или зарыть в памяти, как делают многие взрослые, оставляя страх смерти непережитым и заглушая его суетой повседневности.