Это интервью с украинским левым журналистом Андреем Манчуком было подготовлено сотрудником печатной версии украинского журнала «Корреспондент» Кириллом Казючицом, однако публиковалось в сокращенном виде. Андрей Манчук рассказывает о причинах глубокого кризиса украинского левого движения, говорит совершенно неочевидных пока перспективах украинских левых, анализируя их ошибки. Он спорит об отношении к войне и «киберкоммунизму» и рассуждает о глобальном значении современного украинского опыта. Ниже Рабкор.ру публикует полный текст беседы.
Самый высокий результат украинские левые набирали на выборах президента в 1999 году. Тогда Симоненко во втором туре набрал 37,8%, даже без учета украденного Кучмой. Годом ранее СПУ, СелПУ, КПУ, ПСПУ в целом взяли в парламенте 169 мест. В 2002 году на выборах парламента СПУ и КПУ набрали в целом 88 мест. В 2006 – 54. В 2007 (КПУ) – 27. В 2012 (КПУ) – 32. В 2014 – 0. Неудобный, но важный вопрос: почему левые партии теряли электорат все эти годы?
Потому что все эти годы общество разворачивали вправо. Так получилось, что это было выгодно практически всем, кто реально влиял на ситуацию в нашей стране после 1991 года. Антикоммунизм стал главным трендом государственной пропаганды. Народившаяся буржуазия – союз криминальных нуворишей и бывших партийных чиновников, которые приватизировали «общенародную» собственность и стали властью, – должна была обосновать свое право на господство в стране, через отрицание разрушенного в результате процесса капиталистической реставрации советского строя. Люди помнили, как они жили в прежние советские времена, и видели в них не только известные всем проблемы и недостатки, но и множество достоинств и достижений, утраченных в ходе процесса рыночных реформ.
Поэтому нужно было по-оруэлловски объяснить им, что живя хуже, мы стали жить лучше.
Что разграбление страны на самом деле явилось ее освобождением, что очевидный для всех процесс упадка и деградации в экономике и социальной сфере, культуре, образовании и науке на самом деле является безальтернативным путем к лучшему будущему.
Для этого пропаганда предельно демонизировала советский строй, одновременно создавая новую государственную идеологию на основе крайне реакционной и агрессивной к инакомыслию традиции украинских ультраправых движений первой половины ХХ века, которая насаждалась в общественном сознании через СМИ, систему образования и культуру.
Условный «Запад» (на самом деле это понятие очень некорректно) открыто поощрял этот процесс через щедрую грантовую поддержку разнообразных пропагандистских проектов и программ – в первую очередь в гуманитарной сфере и СМИ, формируя целое поколение националистической интеллигенции с религиозной верой в рыночные догматы.
Российские элиты также устраивала эта ситуация – поскольку в РФ в целом происходили те же процессы, и правящий класс этой страны, несмотря на попытки использовать в имперских целях ностальгию по советскому прошлому, на самом деле не испытывает к левым никаких симпатий и сантиментов.
Такова общая логика общественно-политических процессов на постсоветском пространстве, которая особенно ярко проявила себя именно у нас на Украине. Однако здесь она имеет важную и выраженную специфику. Украинских левых не просто устранили из общественной повестки и информационного поля, где абсолютно доминировали либералы и националисты.
Из левого движения создали удобный образ внутреннего врага, переложив на него ответственность за все беды страны, которые якобы коренятся в тяжелом наследии советского режима (несмотря на то, что все двадцать пять лет Украина существовала за счет проедания этого наследия), и одновременно объявляя левых «пятой колонной» извечного внешнего врага.
Под этим врагом понималась Россия, которую на голубом глазу представляли наследницей «советского коммунизма». Несмотря на то, что на момент начала «евромайдана» РФ продвинулась в смысле неолиберальных реформ куда дальше, чем наша страна. Соответственно, левая идеология была объявлена смертельно опасной, органически чуждой украинцам ересью, которую принесли на чужих штыках поработители Украины, чтобы уничтожить наш народ через репрессии и этническую чистку Голодомора.
Нам объясняли, что эта идеология априори враждебна основополагающим ценностям европейской, христианской, «белой» цивилизации, основанной на частной собственности и индивидуальной свободе. И весь этот набор ксенофобских и рыночных предрассудков, которые играли всеми красками социального и цивилизационного расизма, стал нормой для сознания среднестатистического украинского интеллигента. Он свято верил и верит в то, что страну может спасти от гибели только жесткая националистическая диктатура в сочетании с не менее жесткими антисоциальными реформами, и с благоговением повторял имена Пиночета, Тэтчер, Рейгана и Ли Куан Ю.
В результате олигархи могли быть спокойны – несмотря на всю ненависть к ним, которой давно заряжено ограбленное общество. Как я уже говорил, начиная еще с нулевых годов: постсоветский национализм всегда являлся механизмом управления и контроля над обществом в руках правящих элит, позволяя им перенаправлять социальное недовольство в русло ксенофобской ненависти и фанатичного антикоммунизма. Причем именно антикоммунизм стал цементирующей основой идейно-политического союза между либералами и нацистами, который в итоге обеспечил победу «евромайдана», где ультраправые отвечали за силовые уличные акции, а либеральная интеллигенция занималась легитимизацией их действий, обеспечивая им международную поддержку и сочувствие СМИ.
В результате нигде в Европе крайне правые не имеют сейчас таких политических достижений и перспектив как в Украине.
Нигде они не присутствуют в таком количестве во властных структурах, полиции, армии и спецслужбах. Со всеми вытекающими отсюда последствиями и перспективами для страны и ее левых активистов.
Впрочем, важно сказать, что на определенном этапе КПУ, СПУ и ПСПУ по-своему посодействовали становлению правых. С начала нулевых их руководство, которое цинично приватизировало популярные левые «бренды», вычистило из своих рядов множество идейных активистов и полностью отказалось от собственно левой программы, занявшись политической коммерцией и теряя доверие масс, которое было огромным еще в конце девяностых. А потом в этих партиях окончательно отказались от рудиментов марксизма в пользу рыночной программы, клерикально-консервативной идеологии и заигрывания с «русским миром», подменившим классовую повестку.
Это закономерная эволюция всех левых организаций – и крупных партий, и небольших групп, – которые отказались от борьбы за политическую власть, от попыток взять на себя ответственность за радикальные революционные изменения в своей стране. Самое забавное, что украинская интеллигенция все эти годы не переставала пугать общество призраком «коммунистического реванша». Хотя лидеры КПУ, СПУ и ПСПУ слабели на глазах, давно превратившись в послушных партнеров «Батькивщины», «Партии регионов», «Нашей Украины», абсолютно безопасных для буржуазии, частью которой они и являлись. По сути, эти партии превратили в удобный жупел для правой пропаганды.
Судебный запрет действительно похоронил КПУ, или она бы и сама покинула политическую арену и без него?
Да, КПУ сдавала свои позиции из года в год. Но к моменту травли и запрета у нее оставались десятки тысяч сторонников, а сотни тысяч людей готовы были поддержать эту партию на выборах. Не потому, что они верили Симоненко, а вследствие того, что в силу исторических обстоятельств Компартия олицетворяла в массовом сознании левую идеологию, запрос на которую с неизбежностью ощущался и ощущается в страдающем от кризиса обществе. И если бы не победа «евромайдана», который изначально сделал требование «декоммунизации» одним из важнейших пунктов своей политической программы, распад Компартии однажды привел бы к тому, что ее место заняли бы другие, действительно левые политсилы, которые уже формировались на Украине.
Важно понимать, что «декоммунизация» направлена не против теряющего влияние Симоненко, а против тех, кто потенциально мог бы сменить его на левом поле.
А запрет КПУ является лишь частным моментом превентивной расправы с левым движением, которая должна превратить Украину в «страну без левых», чтобы обезопасить буржуазию от призрака социального бунта. Сейчас украинские элиты все устраивает. Несмотря на общий хаос и ожесточенную внутреннюю грызню, которая может привести к рокировкам в высших эшелонах власти, они прекрасно чувствуют себя, когда на политическом горизонте нет никаких левых. И мечтают, чтобы этот праздник продолжался вечно. А вся остальная страна расплачивается за это тяжелейшим кризисом – последствиями губительного рыночного курса, по которому нас ведут уже четверть века. Потому что только левые могли бы предложить обществу альтернативный гуманистический и антикапиталистический проект.
Создается впечатление, что украинские правые активно используют левую риторику. БЮТ, Азов, Свобода, «национал-демократы». Я прав, или нет?
В условиях вакуума, который образовался в украинской политике после маргинализации и законодательного запрета левых, правые получили возможность монопольно использовать социальное недовольство и протестные настроения масс. Тем более что у них сейчас есть очень серьезные административные, финансовые и силовые ресурсы. «Свобода» спекулировала на этом еще до «евромайдана», а сейчас эту же нишу пытается окучивать целый конгломерат радикальных ультраправых. К примеру, «Азов» поддержал одну из шахтерских акций, чтобы попиариться на выступлении горняков. Хотя его покровитель Аваков представляет «Народный фронт», который несет полную ответственность за судьбу шахт, закрытых по решению правительства Яценюка.
Однако в перспективе разочарование в правых практически неизбежно. Причем именно потому, что они не могут, да и не хотят реально изменить к лучшему социальное положение масс. А радикальные популистские лозунги не намажешь на хлеб и не отнесешь в банк, чтобы заплатить за коммуналку. Правые, которые интегрировались после Евромайдана в силовые структуры и власть, будут подавлять акции социального протеста и преследовать левых, которые могут задать таким акциям политический вектор, придавая смысл и цель стихийному бунту. Например, после недавних протестов против медицинской реформы в Казатине местные радикальные националисты обвинили в их организации коммунистов и активистов Соцпартии, которым пришлось скрываться.
Однако следующий этап социальных выступлений вполне может пройти на Украине при доминировании ультраправых, главным козырем которых является наличие парамилитарных военных подразделений. Тем более что «Азов», «Свобода», «Правый сектор» и более мелкие группы националистического и открыто нацистского толка заключили сейчас политический альянс с прицелом на выборы и обнародовали политический манифест, где крайний шовинизм обильно разбавлен социальной риторикой.
В таком случае вопрос: а у левых есть шансы вернуться в политику? Что для этого нужно сделать? У вас нет ощущения западни? Власти и правые называют левых пророссийскими, но на майдане коммунистов тоже никто не ждал. Попытки наладить дружбу с национализмом и повести левых в правые батальоны, как я понимаю, провалились, ничего серьезного не вышло.
Попытки капитулировать перед правым дискурсом, представляя себя «левыми патриотами» и оборонцами (в ленинском критическом понимании этого слова), могут привести только к отказу от собственной левой идентичности и коллаборационизму с правой властью, против которой в первую очередь должны бороться коммунисты. Именно вопрос отношения к войне является ключевым политическим вопросом на Украине. Причем именно потому, что он неразрывно связан с социально-экономической повесткой. И те, кто выступает за продолжение войны, объективно относятся к одному лагерю с Порошенко, Аваковым, Парубием, нацистами и олигархами, де-факто поддерживая их агрессивную антисоциальную политику. Социальная риторика тут ничего не меняет – как мы уже говорили выше, ее активно используют сейчас правые и даже олигархические политструктуры.
Дело именно в отношении к войне. Она – способ существования нынешнего режима, за счет которого он удерживает контроль над страной.
Но именно поэтому она является его кащеевой иглой – поскольку реальное прекращения конфликта на востоке страны неизбежно приведет к краху нынешней власти. Отсюда же вытекает вопрос об отношении к репрессивной антидемократической политике нынешнего правительства, которую недопустимо оправдывать фактором «внешней угрозы». В нынешних условиях украинские левые должны стать одними из организаторов массового общедемократического движения в защиту политических, гражданских и конституционных прав украинцев, за свободу слова, за мир и против репрессий. Движение, которое объединит на основе такой повестки вчерашних критиков и сторонников «евромайдана», будет отвечать реально существующему общественному запросу. И может стать в нынешних условиях первым шагом на долгом пути к возрождению полноценного, массового левого движения. Я не думаю, что у левых есть шанс на демаргинализацию, если они откажутся от сотрудничества в этом вопросе. Хотя даже в этом случае слишком многое будет зависеть от того, как сложится общая политическая конъюнктура, на которую левые пока никак не влияют.
Конечно, борьба за возрождение левой будет сложной и длительной. Действительно, еще задолго до начала евромайдана все левое автоматически приравнивалось у нас к пророссийскому. Обезумевшая от шовинизма интеллигенция требует преследовать тех, кто выступает против войны и антисоциальных реформ. И эти угрозы вполне реальны. Однако само понятие «агент Кремля» уже вызывает ироническую реакцию в социальных сетях, в разговорах на рынках или на автобусных остановках. Люди начинают понимать, что, называя своих критиков путинскими агентами, правительство просто хочет закрыть им голодный рот.
В современном мире значение государств уменьшается, большую роль начинают играть межгосударственные институции, ТНК и пр. Кроме того, интернет – современная среда коммуникаций – очень плохо поддается регулированию и контролю со стороны государства. Хотя в России, Украине и других странах как раз пытаются ввести интернет-цензуру. Внешне это выглядит как прямое преддверие перехода к коммунизму, практически по Марксу. Однако мы видим обратный процесс. Растущая стоимость жизни и сворачивание социального государства повсеместно ухудшает положение людей, повышая прибыли сверхбогатых. Мне кажется, что это пузырь. Каковы на сегодняшний день шансы на смену существующей формации и что для этого надо сделать?
Вполне очевидно, что нынешняя система исчерпала себя. Собственно, об этом давно говорят известные политики и эксперты, которых никак нельзя отнести к левым. Ее раздирают критические социальные диспропорции, которые привели мир к глобальному финансово-экономическому кризису, внесли раскол в элиты, обострили межимпериалистические противоречия и конфликты. Ведь нынешние политические катаклизмы, включая войны на Ближнем Востоке и на Украине, – это только последствия этого кризиса, который будет расширяться на все новые и новые страны, провоцируя или реанимируя другие конфликты.
Да, многие оптимистично надеются, что мир стоит на пороге нового, коммунистического общества. Иногда это чисто реформистские, социал-демократические иллюзии в отношении того, что прогресс каким-то образом, сам по себе, приведет нас к светлому будущему освобожденного роботизацией и хай-теком труда. Иногда это более взвешенный и осторожный взгляд на наши перспективы. Ведь даже если говорить о модной теме роботизации, есть достаточно серьезные основания полагать, что в условиях сохранения глобального политического господства буржуазии передовые технические достижения будут использованы для создания общества, где труд роботов не освободит людей, а сделает их ненужными. На это достаточно прямо намекают в своих комментариях и Стивен Хокинг, и Илон Маск.
Это, конечно, не значит, что левым нужно бросаться в новый луддизм и бороться против научно-технического прогресса. Напротив, им нужно активно овладевать всеми его новейшими достижениями. Но надо понимать, что вопрос борьбы за политическую власть по-прежнему является решающим, как и сто лет назад. Он остается ключевым для рабочего класса и левого движения, которые на сегодня во многом утратили прежнюю родовую взаимосвязь. И эта борьба, безусловно, будет носить ожесточенный, кровавый характер. Поскольку нет никаких оснований полагать, что глобальный правящий класс, который обладает невиданным в истории могуществом, добровольно откажется от своих капиталов и привилегий. Такие маниловские надежды могут стоить человечеству будущего.
Однако если этого перехода к новому обществу не произойдет – даже при том, что этот процесс в любом случае будет длительным и полным противоречий, – планета с неизбежностью скатится к глобальным войнам, архаизации общества, деградации образования, культуры и тяжелейшей гуманитарной катастрофе, прологом к которой стал недавний исход беженцев. А также к масштабному экологическому кризису, отголоски которого можно видеть в том, что происходит сейчас на Украине: мусорный коллапс, уничтожение лесов в обмен на кредит МВФ, разрушающая природную среду нелегальная добыча янтаря, загрязнение опасными веществами в результате обстрелов Донбасса, минная угроза.
В подобных выводах нет ничего нового. «Социализм или варварство» – озвучивает эту давно стоящую перед нами дилемму Роза Люксембург.
Сегодня её слова вспоминают все чаще, и мир, где не будет влиятельных массовых и успешных левых сил, в итоге обречен на катастрофический сценарий. Это по-своему подтверждает на микроуровне наш украинский опыт, к сожалению, оплаченный тяжелой ценой. В чем и заключается его ценность для жителей других стран.
Беседовал Кирилл Казючиц