О сроке негодности
Мода нужна производителям предметов потребления для того, чтобы побуждать потребителей покупать как можно чаще и как можно больше. Потребителям мода полезна тоже, она помогает им сделать выбор. Следование моде – это такой бытовой вариант творчества, способ продемонстрировать свой социальный статус, даже приподнять его в глазах окружающих, подчеркнуть свою современность и сопричастность, выделиться и при этом заявить о себе как о члене определенной группы.
Мода – это один из эмоциональных костылей, мягкий вариант «светской религии» и при этом (что очень понятно и логично) – один из способов манипулирования людьми.
Разумеется, будучи таким полезным и многоцелевым социальным инструментом, мода проникает всюду, во все сферы жизнедеятельности. Поэтому, конечно, есть и интеллектуальная мода., по крайней мере в науках о человеке и обществе она есть точно. Эта научная мода действует когда параллельно, когда в связке с логикой развития мысли, диктуя когда стилистику, когда предпочтения в цитатах, а когда и в темах, даже формируя (когда ненавязчиво, а когда и весьма настойчиво) взгляды и концепции. С появлением интеллектуализированной блогосферы научная мода прибрела практический смысл – следование ей становится маркером и приманкой для подписчиков.
У моды всегда есть законодатели, и в оппозиционном сегменте российской научной и общественной мысли одной из таких законодательниц является политолог Екатерина Михайловна Шульман. Её интересно слушать, она очень артистична и почти всегда категорична, даже когда не даёт определенных ответов.
И вот недавно в одном из своих постов в Телеграмме Екатерина Михайловна процитировала и прокомментировала ту часть своей лекции в Берлинском планетарии, где речь шла о поколенческой трагедии России, о поколенческом разломе. По мнению политолога, «Страта 55+ демонстрирует совершенно людоедские взгляды, просто до чрезвычайности». Екатерина Михайловна утверждает, что «…самый главный фактор, который определяет отношение, например, респондента ко всему происходящему, — это возраст. Ни место жительства, ни уровень благосостояния, ни уровень образования даже не играют такой роли». Вывод Шульман делает такой: речь идёт, разумеется, не о том, чтобы извести всё старшее поколение, а о том, чтобы в будущем всячески препятствовать монополизации власти какой-либо социальной группой, гендерной, этнической, возрастной и т. п.
С моей точки зрение упрощение и уклон в простой здравый смысл, характерные для Екатерины Михайловны, здесь доведены до крайности, за которой исчезает любой смысл высказывания. Прежде всего, существует большая опасность оперировать поколениями в социальном анализе, забывая об условности этой категории и о чрезвычайной неоднородности (социальной, культурной, этнической, в конце концов) данной группы. Высказывание о том, что восприятие СВО основано определяется преимущественно возрастом, который элиминирует все социальные различия, непонятно на чем основаны. На опросах? Но Шульман не меньше других политологов и социологов высказывала скептицизм по поводу достоверности социологических опросов. Или вся молодежь у нас денно и нощно выходит на акции антивоенного протеста? Или среди молодых людей нет сторонников СВО? Есть, и немало. Если предположить, что молодые работники пропагандистской отрасли и ребята, отправившиеся на фронт по мобилизации, делают это исключительно под давлением, то почему не предположить, что старшее поколение не высказывается в соцопросах открыто по тем же причинам – страх, конформизм?
Забавно, что Екатерина Михайловна уверенно заявляет, дескать, «…если мы еще учтем, что именно люди этого возраста — да не 55+ давно, а 65+ — они-то и занимают абсолютно все управленческие позиции в армии, в спецслужбах, в госкорпорациях, госмедиа и, собственно, в администрации, политическом руководстве, то положение наше станет еще удивительней».
Но ещё удивительней станет наше положение, если мы увидим, как много среди, например, губернаторов российских регионов людей моложе шестидесяти и даже пятидесяти лет! Больше того, трём главам регионов – в Хакасии, Калининградской области и Ямало-Ненецком автономном округе нет и сорока, их возраст – 35, 36 и 34 соответственно. В тридцати регионах России (из 89 заявленных на текущую дату) губернаторам от 40 до 49 лет, ещё в 25 регионах – от пятидесяти до пятидесяти четырех. Итого, в 65,2% регионов главы не достигли зловещего пятидесятипятилетнего рубежа. А демонический порог в 65 лет преступили и вовсе только пятеро, включая недавно обретённого Владимира Сальдо 1956 года рождения. Среди губернаторов пугающего Шульман возраста есть и единственная среди нынешних глав регионов женщина – губернатор ХМАО Наталья Комарова, родившаяся в 1955 году. И остаются ещё Рустам Минниханов в Татарстане с Василием Голубевым в Ростовской области, появившиеся на свет в далеком 1957, ну и Александр Беглов в Санкт-Петербурге, 1956 года рождения.
Можно возразить, что не губернаторы делают политику в нашей стране. Ну, большой политики они, может быть, и наделают, но регионы в узде держат и единогласный одобрямс федеральных законов, даже самых одиозных, обеспечивают, протесты во вверенных им территориях сглаживают или подавляют. Так что главы региональные если и не принимают ключевых решений, то не ключевых штампуют достаточно, чтобы Кремль не особенно волновался за покорность регионов. А ведь было время, когда губернаторы дергались и пытались быть реальной властью, хотя бы для своих регионов, когда они пытались оборвать ниточки, к которым Центр их тогда только привязывал. И как раз новое поколение губернаторов, в том числе и реально молодые люди, с готовностью цепляли марионеточные ниточки к своим дорогим пиджакам, только вступая в должность.
За последние 5–7 лет я припомню двух губернаторов, отказывающихся быть марионетками Центра – Сергея Фургала и Сергея Левченко. Оба были отправлены – один в тюрьму, другой в отставку. Левченко 68 лет, Фургалу – 52.
Что, собственно, мешает провернуть такой же трюк с Россией в целом: посадить молодого (а вот ещё трюк трюков – молодую!), с «правильными», модными у молодежи словами на устах, в «правильной» одежде «правильной моды» и изобразить таким образом смену поколений и смену курса. И начать перетряхивать управленческие кадры, выдавливая «старых» и ставя «новых», не обращая внимания на опыт и профессионализм. Зуб даю, первым выдавят ещё уцелевших разумных и (хотя бы относительно) независимых.
Я ни в коем случае не защищаю поколение. Зачем? Это же всё равно весьма абстрактная категория, во многом условная. Приведу слова великолепного Теодора Шанина: «Поколенческая история не дает исчерпывающих объяснений. Смотреть на мир исключительно через поколенческую „линзу“ принципиально ошибочно. Но без поколенческой истории, учета особого влияния поколений и влияния поколенчества на наше понимание истории и на историю, нельзя понять многое из происходящего»[1].
Монополизация власти – смертельно опасная для общества штука, тут Екатерина Михайловна Шульман совершенно права. Но и для теории, и для истории опасно забвение того факта, что монополизация политическая есть следствие монополизации экономической. У власти экономической власти денег нет ни возраста, ни пола, ни национальности. Есть собственность и возможность эксплуатировать тех, у кого её нет. И есть возможность отбирать у тех, у кого есть, если деньги и власть централизованы и едины. И совершенно неважно, сколько лет тем, кто представляет эту централизованную власть.
[1]Шанин Т. История поколений и поколенческая история России // Человек. Об- щество. Управление. 2005. No3. С. 6–25. С. 11.
