Яков Агранов
Восемь десятилетий тому назад, 1 декабря 1934 года, в Смольном от руки Леонида Николаева пал член политбюро ЦК Всесоюзной коммунистической партии (большевиков) и секретарь Ленинградского обкома ВКП(б) Сергей Киров. Обстоятельства убийства Кирова и поныне вызывают нешуточные споры в кругах историков и активистов левого движения, но их последствия очевидны. Уже 16 декабря 1934 года сотрудниками Главного управления государственной безопасности Народного комиссариата внутренних дел Союза ССР были арестованы бывшие члены политбюро и бывшие руководители «новой оппозиции» Григорий Зиновьев и Лев Каменев, а 28—29 декабря Военная коллегия Верховного Суда СССР приговорила к расстрелу и самого убийцу Николаева, и его друзей, среди которых было немалое число бывших «зиновьевцев». Вел дела и Николаева, и Зиновьева, и зиновьевцев рангом поменьше чекист Яков Агранов, личность во многих отношениях примечательная и заслуживающая отдельного разговора.
Кем же был на деле родившийся 12 октября 1893 года в небогатой семье мещанина Шмая Агранова мальчик Янек, будущий большевик и чекист, комиссар госбезопасности первого ранга (если по-нынешнему, то генерал армии), трагически ушедший из жизни 1 августа 1938 года? С юных лет жизнь его не баловала: раннее сиротство после смерти отца, учёба в четырехклассном городском училище в родном белорусском местечке Чечерск Могилёвской губернии тогдашней Российской империи, работа бухгалтером, конспиративная деятельность в кругу социалистов-революционеров, арест, заключение в гомельской тюрьме и ссылка в Енисейскую губернию, где он встретился с членом ЦК РСДРП(б) товарищем Сталиным и под его влиянием вступил в партию большевиков.
Грянула Февральская революция — и бывший сибирский ссыльный становится секретарем Полесского комитета РСДРП(б), активно готовит Октябрь 1917-го. Председателем Полесского комитета большевистской партии в то время был будущий долголетний член политбюро и секретарь ЦК ВКП(б) Лазарь Каганович, а заместителем председателя — будущий второй секретарь ЦК КП(б) Украины Мендель Хатаевич. Возможно, что кто-то из них обратил внимание председателя Совета народных комиссаров РСФСР Владимира Ильича Ленина на толкового и перспективного работника, возможно, что это был нарком по делам национальностей Иосиф Сталин, но точно известно одно: Ленин пригласил в феврале 1918 года молодого (25 лет ему ещё не было!) человека на важнейший аппаратный пост секретаря Малого Совнаркома, а затем — в реорганизованный секретариат Совнаркома РСФСР.
Судя по собранию сочинений вождя Октябрьской революции, тот своего помощника весьма ценил: многие постановления Советского правительства выходили в свет за двумя подписями — Ленина и Агранова, сохранилось и было опубликовано немало записок Ленина, из содержания которых можно сделать вывод, что Ленин считал Агранова «компетентным человеком» и прислушивался к его мнению по многим вопросам.
Вместе со Сталиным Агранов, как уполномоченный Совнаркома, выезжал за продовольствием в отбивавшийся от белых армий Царицын, и, похоже, именно Сталин дал совет Ленину, нуждавшемуся для присмотра над положением дел в центральном аппарате ВЧК в собственном надежном и толковом человеке, направить туда на должность особоуполномоченного Якова Агранова.
Агранову Владимир Ильич доверял, в том числе и в самых деликатных делах. Так, когда в 1921 году Петроградская ЧК арестовала консультанта ВСНХ инженера-технолога Названова по обвинению в участии в контрреволюционной организации профессора Таганцева, именно Ленин подчеркнул в письме кандидату в члены политбюро и секретарю ЦК большевистской партии Вячеславу Молотову: «Со своей стороны предлагаю отменить приговор Петрогубчека и применить приговор, предложенный Аграновым (есть в деле), т. е. 2 года с допущением условного освобождения». Именно в ходе следственных действий 28 июля 1921 года Яков Агранов подписал своеобразное «мировое соглашение» с подследственным Таганцевым, гарантируя тому в обмен на полное и всестороннее признание не применять ни к кому «высшей меры наказания», но, находясь под сильным давлением тогдашнего петроградского руководителя Зиновьева, жаждавшего крови всех арестованных, обещания не исполнил.
Когда вся эта история стала известна в партийных кругах, особоуполномоченному ВЧК пришлось оправдываться тем, что «морально то, что полезно в данный момент международному пролетариату (то есть большевикам)». С нынешней точки зрения данный тезис наверняка подвергся бы критике со стороны либеральных правозащитников и православных церковников, но товарищи Ленин, Сталин и Дзержинский против подобной точки зрения в условиях ещё не закончившейся ожесточенной Гражданской войны возражать не стали.
Не было ни одного серьёзного дела, начиная с расследования обстоятельств Кронштадтского восстания и антоновского мятежа в Тамбовской губернии в 1921 году, которые бы обошлись без непосредственного личного участия Агранова, ставшего в 1934 году первым заместителем наркома внутренних дел СССР, начальником Главного управления госбезопасности и членом Центральной ревизионной комиссии ВКП(б), а год спустя — членом ЦИК СССР, то есть депутатом тогдашнего, довольно небольшого по численности, советского парламента.
Он был награжден двумя орденами Красного Знамени, двумя знаками «Почетного чекиста». Человек с фантазией, литературными интересами и большими интеллектуальными способностями, «мозг наркомата», друживший с Маяковским и семейством Бриков, лично хорошо знавший практически всех известных советских писателей, Агранов мог блеснуть в этой среде и остроумным афоризмом, и парадоксальным суждением, типа известного «…мы обязаны противопоставить черной и белой, а проще говоря, белогвардейской магии — нашу красную магию»…
После убийства Кирова Агранов вместе со Сталиным и Ждановым прибыл 2 декабря 1934 года в Ленинград и был назначен временным начальником Управления НКВД. Первоначально ленинградские чекисты увидели в гибели Кирова привычный им со времён «Операции «Трест» след белогвардейских террористов в сочетании с латвийским шпионажем (жена Николаева Мильда Драуле была по происхождению латышкой, семья поддерживала контакты с латвийским консульством), и лишь вмешательство Агранова, чётко уловившего мнение «инстанции» (так в те годы в чекистском аппарате уже называли ведущего секретаря ЦК ВКП(б)), направило следствие на новый путь: убийство Кирова было организовано молодежной частью бывшей зиновьевской оппозиции, а идейными руководителями являлись вожаки оппозиции Зиновьев, Каменев, Евдокимов и Бакаев.
28—29 декабря 1934 года в Ленинграде на закрытом заседании выездной сессии Военной коллегии Верховного суда СССР было заслушано уголовное дело по обвинению Николаева и ещё 13 обвиняемых в организации убийства Кирова. Все подсудимые были признаны виновными и приговорены к расстрелу с конфискацией имущества. Через час приговор был приведен в исполнение. 29 декабря 1934 года Агранов сообщил «инстанции», что «почти все обвиняемые выслушали приговор подавленно, но спокойно. Николаев воскликнул: «Жестоко!» и слегка стукнулся головой о барьер скамьи подсудимых». О том, какую роль сыграл Яков Агранов в «признании моральной ответственности» за убийство Кирова арестованного Зиновьева, тот подробно рассказал в своём письме Сталину 13 января 1935 года.
Цитировать этот документ невозможно — политическая и нравственная деградация автора письма настолько очевидна, что начинаешь понимать, почему и Сталин, и Каганович, и Ежов, и Агранов относились к Зиновьеву с откровенной брезгливостью и презрением. О том, как он вёл это дело, сам Агранов рассказал на оперативном совещании сотрудников НКВД СССР 3 февраля 1935 года: «Наша тактика сокрушения врага заключалась в том, чтобы столкнуть лбами всех этих негодяев и их перессорить. А эта задача была трудная. Перессорить их было необходимо потому, что все эти предатели были тесно спаяны десятилетней борьбой с нашей партией. Мы имели дело с матерыми двурушниками, многоопытными очковтирателями. В ходе следствия нам удалось добиться того, что Зиновьев, Каменев, Евдокимов, Сафаров, Горшенин и другие действительно столкнулись лбами». Столкнулись лбами и, несмотря на своё революционное прошлое, начали усиленно топить друг друга, возводя на своих бывших товарищей одну ложь за другой.
В годы массовых политических репрессий Яков Агранов, как и многие другие руководящие чекисты, стал жертвой злоупотреблений властью и беззаконий. Секретарь ЦК ВКП (б) Николай Ежов, с которым Агранов тесно работал и был дружен долгие годы, для которого так много сделал, став фактическим наставником неопытного в оперативных вопросах партийного функционера, попав в наркомат, начал постепенно отодвигать в сторону своего слишком опытного и слишком умного и много знающего заместителя.
Сначала Агранова понизили до должности «обычного» заместителя наркома внутренних дел СССР, а 17 мая 1937 отправили руководить региональным управлением НКВД в Саратов. 2 июля 1937 года председатель Всесоюзного комитета по делам высшей школы Иван Межлаук, пытаясь доказать председателю Совнаркома СССР Вячеславу Молотову свою лояльность, подал донос на своего заместителя Волынского. Стремясь выйти сухим из воды, он переводит стрелки на Агранова, будто бы прикрывавшего «предательскую» деятельность Волынского. Себя доносчик так и не спас, не помогло, но Агранов попал под явное подозрение. На доносе появились резолюции: «Т. т. Молотову, Ежову. Волынский, конечно, виновен, но дело не столько в Волынском, сколько в Агранове, который, надо полагать, скрыл от ЦК сообщенное ему Волынским об Ягоде. Нужна проверка этого дела с точки зрения поведения Агранова. И. Сталин». «Согласен. Молотов».
17 июля последовал очередной донос на Агранова, уже за подписями секретаря ЦК ВКП (б) Андрея Андреева и заведующего отделом руководящих партийных органов ЦК ВКП (б) Георгия Маленкова, побывавших на партконференции в Саратове: «Сам аппарат Саратовского УНКВД до сих пор остается нерасчищенным от врагов… Агранов ничего в этом отношении не сделал. На основании этого считаем целесообразным Агранова сместить с должности и арестовать». Через три дня Агранов вместе с женой Валентиной Кухаревой был арестован. К сожалению, сам Агранов, видимо, ещё надеясь спасти себя и доказать «инстанции» свою ценность и нужность, в последние предарестные дни успел направить в ЦК ВКП(б) письмо с предложением арестовать вдову Ленина Крупскую и своего врага Маленкова.
Зная негативное отношение «инстанции» к Надежде Константиновне, Агранов решил рискнуть — и проиграл. Биографию ближайшего сотрудника Ленина, пользовавшегося его полным доверием, подобное отношение к самому близкому Владимиру Ильичу человеку никак не красит, но, похоже, комиссар госбезопасности первого ранга об этом уже не задумывался.
Предложение о расстреле Агранова его бывший друг Ежов (Николай Иванович и сам ушёл из жизни при подобных трагических обстоятельствах полтора года спустя) внёс в «инстанцию» 26 июля 1938 года. Ведущий секретарь ЦК ВКП (б) не возражал. Шесть дней спустя на подмосковном полигоне «Коммунарка» оборвалась жизнь большевика и чекиста. Супруга разделила трагическую участь Якова Агранова. В октябре 1955 года Главная военная прокуратура СССР, рассмотрев ходатайство дочери казнённого, отказала в пересмотре дела Агранова и его реабилитации с бесподобной по цинизму формулировкой: «Агранов за принадлежность к антисоветской организации был осужден необоснованно. Материалами дела и дополнительной проверкой полностью доказана вина Агранова в систематическом нарушении социалистической законности в период его работы в органах НКВД. В связи с этим является нецелесообразным входить с заключением в Военную Коллегию Верховного Суда СССР на предмет прекращения дела в отношении Агранова в части принадлежности его к антисоветской организации».
При этом жена Агранова, осужденная за участие в никогда не существовавшей «антисоветской организации» своего мужа, была полностью реабилитирована. Реабилитация на хрущевский манер вообще носила своеобразный характер: заседавший в одной «московской тройке» с Хрущевым комиссар госбезопасности первого ранга Станислав Реденс был полностью реабилитирован, как и майор госбезопасности Наум Райский, заседавший в одной «тройке» с тогдашним председателем Верховного Суда СССР Александром Горкиным в бытность обоих в Оренбурге, как и арестованный в кабинете поверженного на тот момент хрущевского врага Маленкова комиссар госбезопасности третьего ранга Матвей Берман. А вот Агранову не повезло — за него никто не заступился ни в 1937-м, ни двадцать лет спустя. При повторном пересмотре дела в 2001 году решение ГВП СССР 1955 года российскими чиновниками в погонах юристов было оставлено в силе. В августе 2013 года тоже…
Впрочем, защитнику завоеваний Октябрьской революции Якову Агранову формальный акт признания невиновности со стороны классовой юстиции до конца дней враждебного ему буржуазного государства, полагаю, совсем не нужен. Понятно, для чего требовалась реабилитация в 1955 году: после юридической реабилитации, как правило, следовала реабилитация политическая, восстановление в рядах Коммунистической партии, пусть и посмертное. Для большевика-ленинца этот мотив — важнейший. В нынешней капиталистической России говорить о подобном бессмысленно.
«Но существует ли коммунистическая мораль? Существует ли коммунистическая нравственность? Конечно, да. Часто представляют дело таким образом, что у нас нет своей морали, и очень часто буржуазия обвиняет нас в том, что мы, коммунисты, отрицаем всякую мораль…
В каком смысле отрицаем мы мораль, отрицаем нравственность? — задавался вопросом Ленин. И сам же на него отвечал:
В том смысле, в каком проповедовала её буржуазия, которая выводила эту нравственность из велений бога. Мы на этот счет, конечно, говорим, что в бога не верим, и очень хорошо знаем, что от имени бога говорило духовенство, говорили помещики, говорила буржуазия, чтобы проводить свои эксплуататорские интересы… Всякую такую нравственность, взятую из внечеловеческого, внеклассового понятия, мы отрицаем. Мы говорим, что это обман, что это надувательство и забивание умов рабочих и крестьян в интересах помещиков и капиталистов. Мы говорим, что наша нравственность подчинена вполне интересам классовой борьбы пролетариата. Наша нравственность выводится из интересов классовой борьбы пролетариата. Вот почему мы говорим: для нас нравственность, взятая вне человеческого общества, не существует; это обман. Для нас нравственность подчинена интересам классовой борьбы пролетариата. А в чем состоит эта классовая борьба? Это — царя свергнуть, капиталистов свергнуть, уничтожить класс капиталистов».
Этому ленинскому правилу Яков Агранов не изменил ни разу. По этой статье он в реабилитации не нуждается. Что, разумеется, не снимает с него личной вины за противоречащие большевистским принципам многочисленные нарушения социалистической законности, в том числе и по отношению к своим товарищам по партии. В этом и состояла трагедия его и его соратников, людей, вся сознательная жизнь которых прошла под красной звездой, в борьбе за освобождение человечества, за победу и защиту завоеваний Октябрьской революции.
