В Киеве, в центре Визуальной культуры Киево-Могилянской Академии готовится к открытию выставка фотографий Евгении Белорусец. Она называется «Гоголевская, 32» и посвящена одному дому в самом центре украинской столицы. В 2006 году, работая в ежедневной газете, я опубликовал там репортаж об этом склепе, заселенном живыми людьми. Казалось, что время остановилось в нем еще в пятидесятых. Местные жители подпирали палками падающие на них потолки и старались не провалится вниз сквозь зияющие дыры. Перекошенный дом с упавшими балконами был предназначен под снос еще двадцать лет назад – однако с приходом рыночных времен у городских чиновников не находилось на это средств.
После публикации о доме-склепе заговорили в СМИ, а левые активисты провели акцию с требованием предоставить нормальное жилье для его обитателей. Фотографы много снимали тогда социальный кошмар, и среди них была Евгения Белорусец – активная участница антизастроечного движения. Ее снимки, которые будут экспонироваться на выставке, отмечены в этом году премией британского Королевского фотографического общества и газеты «Гардиан». Теперь это издание может воочию показать читателям картинки из жизни постсоветского мира.
Но на Гоголевской все осталось по прежнему – при Кравчуке, Кучме, Ющенко, Тимошенко и Януковиче. Власти ответили на протесты бумажками официальных писем. Местный ЖЭК распорядился забить досками несколько дырок в расползающемся по швам здании. Побывав в «доме-склепе» четыре года спустя, мы убедились – там ничего не поменялось. Разве что трещины в стенах стали еще шире. А многие из тех, с кем мы общались тогда, так и не дожили до переезда в другое, человеческое жилье.
На этот дом страшно смотреть даже снаружи. Здание XIX века угрожающе перекосилось, как падающий вниз пьяница. Тротуар перед ним перекрыт аварийной лентой, привязанной к стволу векового тополя. Гнилые доски балконов провисли вниз и могут в любую минуту рухнуть на голову пешеходам. От одного из балконов остался только металлический каркас, окружающий пустоту. Первый этаж давно стоит нежилым – сейчас тут ночуют только бездомные киевляне. В сыром, как могила, парадном разлит тошнотворный запах из затопленного канализационными стоками подвала. По стенам расходятся трещины – сейчас их гораздо больше, чем четыре года назад. Они бегут вверх, до третьего этажа, где с потолка давно рухнула штукатурка, обнажив гнилые деревянные перекрытия. Рядом свисают допотопные, ничем не защищенные кабеля, с шевелящимися щупальцами серой от пыли паутины. Здесь страшно даже ходить – кажется, что, чихнув, или ненароком топнув ногой, вы обрушите вниз все это здание, которое язык не поворачивается называть жилым домом.
– За это время мы многих не досчитались, – говорит нам Наталья Кирда. – Немудрено – попробуйте-ка пожить в наших условиях. Пенсионерка Елена Васильевна из соседней комнаты умерла. Помните, она сделала деревянный навес над кроватью – чтобы куски штукатурки не падали ей на голову? А палка в ее комнате все так же потолок и подпирает, чтобы вся коммуналка не завалилась. Это центр Киева – столицы европейской страны, как в Раде говорят. Пожили бы они тут.
Потолки в старой коммуналке выгнуты вниз, повсюду зияют огромные дыры, а на стенах пятнами расползается плесень. Отверстие в туалетном полу, куда однажды провалился в самый интересный момент один из жильцов, кое-как заколотили своими силами, но трещин стало гораздо больше. Очевидно, что однажды вниз может обвалиться сама квартира. Работники ЖЭКа наклеили на оконной раме бумажки с требованием не выходить на аварийный балкон, где сушат одежду и хранят вещи жильцы. Наталья ведет нас в свою комнату, легонько хлопает по закрывающему стену ковру, и на пол, на наших глазах, валятся целые куски штукатурки. Набухшие от сырости ковры закрывают здесь дырки, через которые скоро можно будет поздороваться за руку с соседом. Рядом, за столом делает уроки пятиклассница Люся.
– Люся еще смелая, одноклассников не боится сюда водить, – рассказывает Наталья Кирда. А вот наши соседи, кажется, за всю жизнь никого к себе в гости не пригласили. Страшно, и стыдно – хотя никакой нашей вины в этой ситуации нет.
Мы поднимаемся вверх – на новый уровень этого жилищного ада. Раисы Ефимовны Гаецкой, которая встречала нас когда-то в соседней коммунальной квартире, тоже больше нет в живых. Ее дочка Елена по-прежнему живет тут с тринадцатилетним ребенком, больным эпилепсией и детским церебральным параличом. Здесь то же самое – кошмарные дырки в полу, на стенах и на потолке.
– Душ нам самодельный сделать так и не разрешили, – жалуется Елена Гаецкая. Моемся на кухне, в железных ваннах, а соседи сделали дома натуральную печку, колют на лестнице дрова и готовят на ней, – это в жилом киевском доме. От крыс только отрава спасает. Вы потанцевать не хотите? Подойдите сюда – чувствуете, как пол под ногами ходит? – проводит она нас по квартире.
– А вот моя родная комната. Тут я появилась на свет, – Елена открывает дверь в конуру, где с потолка отпала вся штукатурка, а на крюке от лампы болтается игрушечный дельфин. Интерьер, очень похожий на декорации к «Матрице».
Журналист – это человек, и кошмарные коммуналки в центре столицы вызывают во мне гамму вполне понятных эмоций. Мучительно жалко больных детей, которые зовут этот склеп своим домом – и пенсионеров, закончивших свои дни в этом кошмаре. Нет никаких печатных слов в адрес политиканов, которые улыбаются с предвыборных календарей, развешанных среди этих трещин и дыр.
На засыпанном штукатуркой столе лежат письма от администрации Шевченковского района. В них требуют оплатить коммунальный долг. Чиновники умудряются вымогать деньги за такую жизнь, хотя за нее в пору доплачивать, как за работу на вредном и опасном производстве. Мне кажется, жители Гоголевской, 32 правы – чтобы перевоспитать хозяев нашего мира, надо преселить их из «рублевок» в жилые склепы, которых так много в нашей стране.
