Патриот на современном политическом сленге означает все что угодно и ничего одновременно. Сказать: "я – патриот", – все равно что сказать: "я – хороший человек". Потому что не-патриот – это что-то потустороннее. Это ярлык для политического противника. Обзывательство. Оскорбление. Во всяком случае, ни один политик не скажет, находясь в здравом уме и твердой памяти, что он не патриот. Путин – патриот, Медведев – патриот, Касьянов и Каспаров – патриоты, Зюганов – патриот, Ющенко – патриот, Янукович и Тимошенко – тоже. Симоненко? – конечно, да.
Патриот – это тот, кто «любит свою Родину, свой народ». Вы себе представляете человека, решившего бороться за голоса избирателей, поддержку общества и т.д., который сказал бы, что не любит ни того, ни другого? Такого политика можно было бы тут же отправлять в сумасшедший дом.
Тем не менее, каждый патриот любит народ и страну по-разному. Чтобы описать все виды этой (несомненно, искренней) любви потребуется несколько томов новой Камасутры.
Значит, чтобы разобраться в том, что за политик или партия перед нами, параметра «патриотизм» вовсе недостаточно. Один патриот любит Родину и народ и поэтому хочет больше «свободного рынка» и приватизации, другой любит народ и Родину не меньше первого, но настаивает на госрегулировании и сильной армии. И каждый будет уверять вас, что именно это – то, что нужно для Родины. В конечном счете разобраться, кто есть кто, можно только по тем конкретным мерам, которые реализуются той или иной политической силой. А патриотические слова, по сути, только мешают этому.
Если политик говорит: «Я – патриот», – зачастую это означает лишь то, что он хочет «впарить» под этим предлогом некую политическую и экономическую программу, которая почему-то не заявляется прямо, а подается под патриотическим соусом. Не трудно догадаться, что обычно, без такого «соуса», программа оказывается весьма «невкусной».
Называть себя патриотом – значит скрывать что-то, мешать людям разобраться в сути дела. Именно поэтому я – не патриот.
Слова «Манифеста Коммунистической партии» Маркса и Энгельса сегодня не часто вспоминают на партийных собраниях и официозных митингах левых партий. Маркс и Энгельс, написавшие это, выглядят пугалом в глазах обывателя, на электоральные предпочтения которого по большей части ориентируется парламентская левая оппозиция. Однако именно эти слова показывают, что Маркс и Энгельс в вопросах исторического развития человечества полтора столетья назад стояли на голову выше сегодняшних патриотических мудрецов. И дело здесь вот в чем.
Действительное политическое значение патриотизм приобрел с началом капиталистического этапа развития человеческого рода. Новый класс капиталистов, вылупившись из городского ремесленника и торговца, застал Европу разделенной на лоскутки феодальных вотчин, сцепленных сложными хитросплетениями вассально-сеньориальных зависимостей, где большинство населения было «прикреплено» к земле и находилось почти в полном распоряжении владельца этой земли – феодала. Почва для дальнейшего развития капитализма, которому нужна вольнонаемная рабочая сила и возможно более широкий, не разделенный феодальными перегородками рынок, была непригодной.
Дабы расчистить почву для капиталистического развития, и с тех пор, как буржуазия нашла в себе силы освободить свою идеологию от неизбежной в Средневековье религиозной оболочки, она приняла на вооружение знамя патриотизма и отечества. Именно так было удобнее формировать национальный рынок и освобождать общество от феодальных пут, представляя всех его членов как равноправных граждан одной нации.
Пока революционной была буржуазия, революционной была и ее идеология – патриотизм. Но буржуазия не может не создавать собственного антипода – лишенного собственности вольнонаемного работника. Не успев справиться с одним своим врагом – феодальной аристократией, буржуазия уже почувствовала за своей спиной тяжелое дыхание врага гораздо более опасного – рабочего класса. Прокатившаяся по Европе волна революций 1848 года окончательно расставила все точки над «i», показав, что буржуазия везде встала на реакционные позиции, согласившись и далее терпеть над собой аристократическую надстройку, лишь бы защититься от угрозы «красной», рабочей революции, угрожающей всем классам, чье господство основано на частной собственности. С тех пор революционности буржуазии в ведущих странах Европейского континента приходит конец. Соответственно, для этих стран приходит конец и революционному патриотизму.
В этот момент, а именно в феврале 1848 года в Лондоне, появляется на свет «Манифест Коммунистической партии», в котором набирающая силу рабочая составляющая европейского революционного движения приобрела свою теоретическую форму.
Здесь Маркс и Энгельс в общих чертах обрисовывают то отношение к патриотизму и отечеству, которое станет общим для научного социализма:
, – пишут они.
Обычно эту глубокую мысль понимают упрощенно. Мол, у пролетариев нет отечества потому, что они ничем не владеют, бедны, не могут влиять на дела государства. Это и так, и не так. Чуть раньше, в работе «Немецкая идеология», Маркс и Энгельс писали:
Таким образом, у пролетариата нет отечества не только потому, что он ничем не владеет в этом отечестве, но и потому, что его интересы не тождественны и даже прямо противоположны интересам всех отдельных отечеств. Поэтому ни приобретение пролетариатом политических прав, ни лучшее материальное положение в том или ином отечестве не делают пролетариат патриотическим классом.
Если страна победившего пролетариата – например, Советский Союз – и становилась «отечеством всех рабочих», то только потому, что отказывалась от своих «национальных интересов», делая своим национальным интересом интерес борьбы всех пролетариев всех стран. И как только руководители Советского Союза начали отходить от этого принципа, пролетарии других стран переставали воспринимать СССР как свое отечество, что вело не только к серьезным внешним, но и внутренним последствиям, гибельным для социализма.
Позднесоветские руководители, превратившие свою международную политику в «искусство возможного», отказываясь от бескомпромиссной борьбы с империализмом и поддержки революции в других странах, все больше думали о своих «национальных интересах». Они не понимали, что только развитие и наиболее широкий размах мировой революции может позволить укрепиться социализму в СССР и других социалистических странах, и что задержка, «застой» в развитии мировой революции неминуемо приведет к откату назад и той или иной форме реставрации внутри СССР. Так, собственно, и произошло. Ведь по своей сущности СССР строился и мог существовать только как государство интернациональное, «отечество мирового пролетариата», само экономическое положение которого исключает всякую национальную узость, которому тесно в прокрустовом ложе национального государства.
Национальное государство является колыбелью развития пролетариата лишь по необходимости, оно достается ему в наследство от буржуазии. Поэтому Маркс и Энгельс пишут далее в «Манифесте»:
Борьба класса наемных работников за власть происходит в рамках национального государства, тем не менее, в этой борьбе пролетариат, если хочет победить, руководствуется не национальным, а тем общим для всех наций классовым интересом, объективно вытекающим из его положения в системе общественного производства. Этот общий интерес все более проявляется в революционную эпоху – в окопных братаниях братьев по классу, международной солидарности профсоюзов, интернациональном единстве рабочих партий. И наоборот, в эпоху реакции наружу выступает все косное и реакционное, что остается в рабочем классе как печать буржуазного общества его породившего: шовинизм, национализм, патриотизм.
