Год назад я дал на этом сайте интервью, в котором, признаю, слишком поторопился с оптимистическими прогнозами. Мне казалось тогда, что на создание влиятельных и массовых антибуржуазных медиа уйдет несколько месяцев и к этому все уже готовы. Сегодня Рабкор, к великому моему сожалению, по-прежнему отдаленно напоминает актуальный левый сайт и может таковым считаться лишь за неимением конкурентов в отечественном интернете, что тоже не очень нормально.
В чем главная задача левых медиа? В непрерывном производстве альтернативной идентичности. Что именно могут предложить левые медиа человеку? Прежде всего – радикально иную оптику, наведенную на всем известные, «банальные», «тривиальные», «популярные» и «низкие», но зато массовые вещи. Кто сказал, что для производства альтернативной идентичности нужны «другие события» и «другая культура»? Необязательно. Вполне подойдут и эти, если у нас есть другая система оценок, конкурирующий способ понимания и навык присвоения. Как заметил Фредерик Джеймисон, безупречным товаром капитализма считается тот, в котором не удается обнаружить никаких следов его производства, никаких, предшествующих этому товару, производственных отношений. Обнаружение этих следов – как, кто, где, на каких условиях и для кого это произвел, кем и как это употреблено и насколько успешно прошел сбыт? – главные задачи левой критики со времен ранних статей Барта («Мифологии») и Бодрийяра («Система вещей»).
Чего лично мне не хватало на Рабкоре в этом году?
Ну, например, популярного анализа телеканала 2×2. Кроме просто хорошей авторской мультипликации того же Ника Парка, там показывали «Эон Флакс» – фантастику для радикальных феминисток – и сериал про Дарию Моргендорфер, которая раньше была периферийным персонажем из «Бивиса и Батхеда». Эта девочка в очках – воплощенный принцип критики, и для нее не является тайной, что ее папа – жизнерадостный идиот, мама-бизнесвумен одномерна, как долларовая купюра, подруга-художница не дотягивает до уровня Дарии и слишком мечтательна, ее брат – музыкант и безвольный бездельник, одноклассники полностью влипли в отведенные им группой роли и т.п. Дария получает специфическое депрессивное удовольствие от ограниченности и предсказуемости любых окружающих ее отношений между людьми. Кроме подобных длинных сериалов, на 2х2 хватает сборников совсем уж коротких скетчей, связанных с тоталитарной скукой позднего капитализма. «Почему вы с утра не пришли на работу?» – спрашивает начальник. «А разве я пропустил что-то интересное?» – удивляется работник («Современные отбросы»). Настоящая энциклопедия нынешней (когда-то американской, а теперь уже почти всемирной) жизни это (кроме «Симпсонов») – «Южный парк». Чего стоят хотя бы серии про гастарбайтеров, прибывающих из ужасного будущего, в котором сбылись все самые мрачные прогнозы, или про бесконечный фестиваль хиппи, которые собрались, чтобы «победить корпорации» с помощью музыки и курения травы. Но гораздо интереснее и новее «38 обезьян», озвученные парфеновским голосом. И если сам Парфенов как медийная фигура – это эдакий буржуазный проект современного человека, то в этих британских «Обезьянах» («Обезьянья пыль» в дословном переводе) жутковато-гротескные сюжеты выходят далеко за рамки богемной иронии, и можно почувствовать границы этой иронии как таковой. А для тех, кто не любит социального реализма, пусть даже и гротескного, и презирает рациональность, есть «Поллитровая мышь» – шедевр психоделического юмора. По-моему, это самый подрывной и философский канал, настоящая школа свободомыслия и почти всё, что там показывают, – архив полезных для сопротивления образов и цитат.
О чем еще не написал Рабкор?
Конечно, о «Доме-2». Я часто смотрю его. И не только потому, что минут пять после просмотра чувствуешь себя самым умным человеком на Земле, пока не поговоришь с кем-нибудь хотя бы по телефону, тогда отпускает.
Это шоу – публичная школа, предлагающая модели поведения. Как завоевать внимание, найти себе пару, поставить себя в группе, отстоять комнату от посягательств, подставить соперника … Как увеличить свой символический капитал и использовать его для успеха в обществе. Стараются задействовать как можно больше популярных типажей – пацан-спортсмен, черный маг, клубная тусовщица, неприхотливая провинциалка, смешной фрик, неверный мачо, ленивый умник, карьеристка, агрессивная истеричка … Для целого поколения аполитичных нулевых годов «Дом-2» стал чем-то вроде игрового парламента, символическим представительством. Зрители голосуют за любимых участников, присваивают им звания, дают иммунитет (то есть неприкосновенность в рамках шоу), советуют, предостерегают или, наоборот, собирают на жителей «Дома» компромат. У каждого из рейтинговых «звезд Дома» есть «партии» своих поклонников, среди которых они проводят кастинги возможных участников. Выходит собственный журнал со своей собственной, «внутридомовской», светской хроникой. Интересно и их отношение к «работе», «делу», которым «надо заниматься» кроме любви: как правило, это наивный самодеятельный «шоу-бизнес». С одной стороны, «Дом» напоминает архаичное племя, которое, если избавить его от необходимости ходить на охоту и ковыряться в земле, будет только танцевать и петь. С другой – перед нами популярная иждивенческая утопия современных людей: смысл существования – это комфортная личная жизнь, ну еще, может быть, дружба (то есть совместная тусовка в ночном клубе), а в качестве «занятости» – музыка, танцы и организация вечеринок. «Работа» и «отдых» в этом мире выглядят примерно одинаково, разница только в том, в зале ты сейчас или на сцене. Самой радикальной попыткой загрузить их более ощутимым трудом была идея заняться тюнингом машин для известных людей, но инициатора столь «пролетарского» проекта быстренько слили на голосовании, объяснив ему, что главное в жизни – любовь, ну, может быть, тусовка, но точно никакой не тюнинг автомобилей. При всей разности типажей их объединяет общая программа-минимум: не работать, любой ценой оставаться в телевизоре и «заниматься шоу-бизнесом» (чтобы это ни значило).
«Дом-2» – новейшая иллюстрация к старинной мысли Токвиля, что в условиях рыночной демократии главным залогом успеха и подъема по лестнице является непрерывная самопрезентация и жесткая конкуренция всех против всех в сфере самопиара. Наиболее действенный и «беспроигрышный» самопиар, цепляющий максимальную аудиторию – это прямое обращение к сексуальному, телесному, чувственному («тому, что объединяет всех»), именно поэтому «Дом-2» под лозунгом «Построй свою любовь!» давно обошел и похоронил все остальные реалити-шоу с иными лозунгами и правилами. Самые непристойные и невыносимые моменты шоу – это когда героям приходится через силу вставлять в свою речь рекламу утюгов, витаминов, магазинов, как в фильме «Шоу Трумана». В случае с «Шоу Трумана» мы вновь оказались в парадоксальной ситуации: сначала увидели критику чего-то, и только потом, лет через 10, получили реальный объект критики. Аллегорическая антиутопия сбылась буквально, что еще раз доказывает, что никакая критика в обратную сторону не срабатывает и «предупрежденным заранее» ни о чем быть попросту невозможно. Посреди обсуждения своих душевных страданий житель «Дома» вдруг начинает абсолютно чуждыми, неизменными изо дня в день, фразами расписывать достоинства нового утюга или крема (наезд камеры на товар самым крупным планом). И пока не перечислит их все и не выслушает восторги и правильные вопросы другого жителя, не может вернуться к своим личным неурядицам. Эти «рекламные паузы» в речи персонажей как бы являются поведенческим налогом за саму возможность оставаться в телевизоре. В чуть более широком смысле каждый из нас выплачивает подобный налог, ежедневно совершая правильные ритуалы в предназначенных для этого местах, чтобы оставаться в пространстве рыночной игры и продолжить конкурентную гонку. Стоит обсудить «реалити-шоу» как буквальную реализацию религиозного понимания человеческой жизни: Некто, обладающий властью, непрерывно смотрит на тебя, оценивает все твои действия и, если ты перестанешь нравиться, может поставить точку в твоем здесь «публичном присутствии». Каждый должен выстроить стратегию отношений с этим Некто, чтобы как можно дольше быть ему угодным и участвовать в конкуренции за его благосклонность.
О феномене Собчак, кстати, стоило написать отдельно. Папа – историк, сочувствовавший русским народникам и демократ-идеалист, ставший впоследствии большим чиновником времен олигархического угара, дочка – человек-знак, гламурный идол молодежи, сгусток всего вульгарного, что есть в капитализме. При этом она не боится этой вульгарности и с каким-то остервенелым вызовом ее отстаивает, как грубую истину мира, которую другие не смеют открывать и проговаривать. Такой расклад тянет на серьезную статью об истории нашего общества.
О юмористических телешоу, которых чем больше появляется, тем больше их смотрят. Что компенсирует и от чего страхует смех? О трех типах юмора, рассчитанных на три разных поколения и социальных типажа. Во-первых, позднесоветский Задорнов+Петросян с жутковатыми пародистами. Во-вторых, постсоветский юмор Шаца/Лазаревой и всех, кто под них косит. И, наконец, новый российский юмор нулевых годов – «Comedy Club», «Наша Russia» и «Смех без правил».
Ничего полезного не было о рекламе. Не как об абсолютном зле, порабощающем мир, а о том, как все время меняется этот быстрый жанр, лакмус, утопический портрет «правильной» (желательной) буржуазной действительности, отражающий тончайшие колебания настроений. Плохие и хорошие типажи, ситуации, фразы. Попытки соблазнить и спровоцировать целевую группу. Реклама требует регулярного анализа хотя бы раз в три месяца. В конце концов, она – самое интересное, что есть в телевизоре. Но хватит о телевизоре.
Молчали и о моде, как способе непрерывно подчеркивать классовые границы внутри общества, чтобы отличать победителей от побежденных и своих от чужих. Именно для этого необходимо покупать столько «сезонных» вещей, постоянно проверяясь на платежеспособность и осведомленность, то есть на принадлежность к классовым победителям.
В актуальной литературе зря пропустили роман Натана Дубовицкого, впереди которого ползли слухи, что за этим псевдонимом скрыт сам Владислав Сурков. Критики на всякий случай рассыпались в похвалах и сравнивали Дубовицкого с Набоковым. Особенно переусердствовал с комплиментами Кирилл Решетников, который и сам любит псевдонимы – широко известен как остроумнейший поэт Шиш Брянский, автор патриотических строк: «Русская земляха / Со мною говорит: / Сыграй, сыграй мне Баха / Взорви, взорви Уолл-Стрит!». Тут же родился новый слух, что Кирилл непосредственно участвовал и в создании романа. Все это вызвало аллергию у Татьяны Толстой, высказавшейся в том смысле, что такой гнуси (имелся в виду не текст, а реакция прессы на него) она не припомнит со времен «Целины» и «Малой земли». В общем, получился самый настоящий литературно-политический скандал с бесконечным множеством смыслов.
Другой литературной фигурой, непростительно обойденной нами, был в этом году Лев Данилкин. На наших глазах Лев стал на удивление левым. Не первый уже год он претендует в «Афише» и за ее пределами на роль главного книжного критика нового поколения. И если раньше Данилкин просто выражал устойчивый интерес к Проханову, Стогову, газете «Гардиан», разного рода бунтарской прозе и частенько в своем блоге переводил что-то с лейбористских сайтов, то в последнее время стал настойчиво предлагать ввести «книжный социализм», то есть фиксированные цены на книги по всей России, провести еще ряд прогрессивных антирыночных реформ («государственное пиратство», модернизация библиотек и т.п.) как главных условий выживания нашей культуры и даже принялся мечтать о политической фигуре «революционера и государственника одновременно», то есть превратился в эдакого искреннего классического социалиста с высоким гуманитарным уровнем и складным слогом, что для России пока не очень типично, – а это требует от левых медиа как минимум интервью.
В музыкальном разделе ничего не было о Pet Shop Boys, а они, между прочим, категорические противники вторжения в Ирак (см. альбом «Fundamental») и вообще написали собственный саундтрек к «Броненосцу Потемкину» Эйзенштейна, на презентации которого раздавали посреди Трафальгарской площади всем пришедшим поклонникам «Коммунистический манифест».
Ну, и нельзя молчать про Боно из U2 – он вечно спасает амазонские леса, разоряемых фермеров, голодающих африканцев, лезет замирять военные конфликты в «третьем мире» и предлагает превратить все армии в международные спасательные службы. В случае Боно всё это носит характер не просто «звездной благотворительности», но последовательного и порой вполне результативного левого реформизма. Притом что заставить себя слушать его песни я, как и большинство моих знакомых, никогда не был в состоянии. И это несоответствие музыки и политики – тоже важная тема для разговора.
Я уж молчу про гораздо более ангажированных и вызывающе левацких (никакого реформизма) Chumbawamba и Fun-Da-Mental, которых мы умудрились не заметить.
В кино стоил внимания «Первый отряд» – оккультно-мистическое перекодирование советских героев. Очередное присвоение правыми коммунистического наследия. Да, «советское» больше не является «плохим прошлым». Но это «хорошее советское» до стерильности очищено от большевистской, атеистической и марксистской составляющей, замененной мифом «потусторонней войны» принципиально разных цивилизаций. Советизм без коммунизма! – тайный лозунг не только новой бюрократии, но и многих молодых представителей культурного истеблишмента. Стоит поговорить, имеет ли смысл левым выдвинуть обратный лозунг для своей сегодняшней культурной политики: коммунизм без советизма! И начать под этим лозунгом присваивать и использовать любой материал буржуазной «культур-индустрии».
Нет ли, кстати, людей, готовых всем этим заняться? Или лучше все это оставить в прошлом и обратиться к более актуальным темам? И чего именно тебе, дорогой читатель, не хватало на сайте в ушедшем году?
