Философия и классовое сознание
(Реплика по поводу статьи Р. Галенкина)
В начале 1920-х годов, на волне революционной горячки и максимализма в молодой Советской России возникла левацкая идеология, которая отвергала все богатство мировой культуры на том основании, что оно создавалось представителями эксплуататорских классов – буржуа, феодалами и даже рабовладельцами. По мысли тогдашних леваков-радикалов, культура обществ, где господствовали эксплуататорские классы, служила только лишь эгоистическим, узкоклассовым интересам и не имеет в себе ничего безусловно ценного, общезначимого. В области искусства такими сентенциями прославился пресловутый Пролеткульт, деятели которого требовали, чтоб художники создавали пролетарскую культуру, напитавшись «эманаций» «правильного» классового сознания у заводского станка. Однако были единомышленники вульгаризаторов-пролеткультовцев и среди тех, кто писал о философии и ее истории.
Широкую известность в свое время получила статья партработника и публициста Сергея Константиновича Минина «Философию за борт!», опубликованная в № 5 за 1922 год журнала «Под знаменем марксизма». Там Минин утверждал, что «философии марксизма» в принципе быть не может и что такое словосочетание так же нелепо, как «религия пролетариата». «Почему?» — спросит удивлённый читатель. Да потому, что по логике Минина философия как порождение буржуазного класса есть всего лишь «оттиск» его классового сознания, выражение его классовых интересов. «Не идеалистическая, не метафизическая только, а именно философия вообще, философия, как таковая, служит опорой буржуазии, — заявляет Минин и резюмирует, – философия – это духовный оттиск буржуазии, квинтэссенция её классового «духа»… скорбь и чаяния «души» … собственников капитала…».
Только лишь наука может дать объективное знание о мире, человеке и обществе, – восклицает Минин. Объективное знание, а не измышления искажённого, узкоклассового мировоззрения! Поэтому мировоззрение победившего пролетариата, пролетарского государства – наука, а не философия: «Философия в голове пролетариата окончательно вытесняется наукой». Согласно радикалу 20-х, философию следует выбросить за борт «научного корабля», который строит страна пролетарской диктатуры!
Статья Минина, получившая большой резонанс, была подвергнута суровой и справедливой критике его современниками (В. Руммием, С.Канатчиковым, Н. Каревым, А.Дебориным[1]), правильно увидевшими в ней проповедь вовсе не марксизма, а вполне буржуазной философии позитивизма[2]. В основе этой критики лежали идеи классиков марксизма. И Маркс, и Энгельс, и Ленин, как известно, внимательнейшим образом штудировали труды философов-классиков – от Платона и Аристотеля до Гегеля. И делали это не просто так, а потому что находили в них глубочайшие идеи, которые они развивали, освобождая от напластований субъективизма, того самого классового сознания – и рабовладельческого, и буржуазного — о котором писал Минин. Владимир Ильич Ленин в речи на III съезде комсомола произнес знаменитые слова: «Коммунистом можно стать лишь тогда, когда обогатишь свою память знанием всех тех богатств, которые выработало человечество». И специально для тех молодых людей 1920-х, кто увлекался леваческими, пролеткультовскими настроениями и верил, что пролетариату не нужны «буржуазная философия», «буржуазное искусство», Ленин уточнил свою мысль: «… марксизм отнюдь не отбросил ценнейшие завоевания буржуазной эпохи, а, напротив, усвоил и переработал все, что было ценного в более чем двухтысячелетнем развитии человеческой мысли и культуры. Только дальнейшая работа на этой основе и в этом же направлении, … может быть признана развитием действительно пролетарской культуры».
Но как горько констатировал «буржуазный», но несмотря на это вовсе не глупый философ Гегель (уважаемый и Марксом и Лениным!): «опыт и история учат, что народы и правительства никогда ничему не научились из истории и не действовали согласно поучениям, которые можно было бы извлечь из нее».
Увы, это замечание касается не только народов и правительств, но и некоторых марксистов. Прошло 103 года с той поры, когда вождь большевиков произнес речь на III съезде комсомола, а в России до сих пор есть люди, зовущие себя ленинцами, но повторяющие упрощенные трактовки марксизма вроде мининщины или пролеткультовщины. Так, недавно на «Рабкоре» я прочитал статью Р. Галенкина, в которой (несмотря на то, что он вроде бы критикует идеи Пролеткульта!) звучит такое утверждение: «Марксизм учит, что с небольшим опозданием после изменения общественного бытия (развития или регресса производительных сил) меняется и общественное сознание, которое поддерживает, укрепляет и развивает (или ослабляет и разлагает) данное общественное бытие. Господствующий базис определяет надстройку, которая верно служит этому базису (его консервации или его развитию)». Из этого Галенкин делает вывод, напоминающий вывод Минина: «Наивно предполагать, что философов интересует только одна абстрактная и абсолютная мудрость. Нет, главная задача любого философа в эксплуататорском обществе логично или иррационально (что есть логика наизнанку) обосновать необходимость господства того или иного класса». Правда, в отличие от ректора Комуниверситета (каковым был Минин в 1923-1924), современный левый сетевой публицист не отрицает возможность существования философии как науки, но только в социалистическом обществе. Всякое философское учение, возникшее в обществе рабовладения, феодализма или капитализма изображается им как идеологический хлам, годный лишь для пропагандистского одурачивания угнетённых и их защитников.
Р. Галенкин, как вы заметили, свой тезис о том, что сознание меняется только лишь вслед за изменениями общественного бытия приписывает некоему аморфному «марксизму». «Марксизм учит» — заявляет Галеникин, будто марксизм – живое разумное существо, могущее говорить, доказывать, заявлять… И это неспроста, иначе ему пришлось бы найти нечто подобное у марксистов и, прежде всего, у основоположников – Маркса и Энгельса. А у них мы находим ровно противоположную мысль. Так, Энгельс в «Письмах об историческом материализме» прямо писал: «…Маркс и я отчасти сами виноваты в том, что молодёжь иногда придаёт больше значения экономической стороне, чем это следует. Нам приходилось, возражая нашим противникам, подчёркивать главный принцип, который они отвергали, и не всегда находилось время… отдавать должное остальным моментам, участвующим во взаимодействии». И далее он пояснял: «как особая область разделения труда, философия каждой эпохи располагает в качестве предпосылки определённым мыслительным материалом, который передан ей её предшественниками и из которого она исходит. Этим объясняется, что страны, экономически отсталые, в философии всё же могут играть первую скрипку».
Действительно, классический диалектический идеализм Канта, Фихте, Шеллинга и Гегеля достиг своего расцвета в отсталой и раздробленной Германии, а не в наиболее экономически развитой в ту эпоху Англии. То есть в Германии сначала появилась глубокая, сложная, развитая философская традиция, а лишь затем соответствующий ей по сложности и развитию экономический базис. Сам Энгельс на примерах наглядно показывает, что иногда в истории развитие надстройки предшествует развитию базиса (что, по его убеждению, вовсе не отменяет доминирования базиса «в конечном итоге»[3]).
Об этом писал же и Маркс, рассуждая о греческом эпосе. Эти его рассуждения использовал М.А. Лифшиц в полемике с литературоведами — вульгарными марксистами вроде Фриче и его учеников, которые, как и Галенкин, приписывали марксизму утверждение, будто наиболее развитая духовная культура может быть лишь в наиболее экономически развитых странах. Приведу слова Маркса: «Относительно искусства известно, что определенные периоды его расцвета не стоят ни в каком соответствии с общим развитием общества, а следовательно также и с развитием материальной основы последнего… в области самого искусства известные значительные формы его возможны только на низкой ступени развития искусств». Маркс был согласен с Гегелем в том, что античный эпос недостижим для современных авторов и видел причину этого именно в высоком уровне современных производительных сил, а также науки и техники. Человек, который знает об атмосферном электричестве, не может так же вдохновенно писать о громовержце Зевсе как Гомер…
Итак, если уж марксизм чему и учит, то лишь тому, что в исторической реальности отношения между базисом и надстройкой сложные и диалектические и потому такие феномены духового производства как философия или искусство могут обладать и обладают некоторой автономией в своем развитии. Это значит, что они не всегда и не везде отражают классовые интересы, а иногда – и это лучшие моменты в истории человечества! – отражают и истину о мире.
Этого, видимо, не понимает Р. Галенкин, считающий себя человеком, которого не проведешь высокими словесами о мудрости и истине. Напомню, что он снисходительно бросает: «Наивно предполагать, что философов интересует только одна абстрактная и абсолютная мудрость. Нет, главная задача любого философа в эксплуататорском обществе логично или иррационально (что есть логика наизнанку) обосновать необходимость господства того или иного класса». Однако не все марксисты считали так. Вот что пишет об этом же Георгий Валентинович Плеханов – между прочим, виднейший теоретик марксизма, лично знавший Фридриха Энгельса, основавший первую русскую марксистскую группу «Освобождение труда»[4]: «Сикофанты были, разумеется, всегда и везде … но не они двигали вперед человеческий разум. Те же, которые действительно двигали его, заботились об истине, а не об интересах сильных мира сего». Разумеется, среди тех, кто двигали человеческий разум, по Плеханову – Платон, Аристотель, Декарт, Спиноза, Кант, Гегель, то есть классики философии и науки. Плеханова никак нельзя отнести к наивным дурачкам, которых очаровывает мишура красивых слов о мудрости, тем не менее Плеханов утверждает нечто противоположное Галенкину — лучшие из философов, даже если они жили при рабовладении и капитализме или даже сами были рабовладельцами (как Платон и Аристотель) или чиновниками (как Гегель) и капиталистами (как Джоуль), служили не классам эксплуататоров, а в главном – истине, и именно потому они двигали человеческий разум, то есть интеллектуальный прогресс человечества…
Более того, Плеханов четко осознавал еще одну важную истину: и марксизма бы не было, если бы не было Аристотеля – создателя логики, Смита и Риккардо – создателей классической и кстати, вполне буржуазной политэкономии, Гегеля – великого систематизатора диалектики. Если бы в лучших учениях, созданных в рабовладельческом, феодальном, буржуазном обществах не имелось зерен истины, если бы все они были лишь идеологической ложью и заблуждениями, то откуда бы взялось истинное содержание марксизма, завершающего развитие и классической европейской политэкономии, и классической европейской философии? Суммирование апельсинов не может дать арбуз… И кто же спорит с тем, что Аристотель в своей «Политике» выступал как идеолог рабовладения и доказывал возмутительный тезис о том, что рабу быть выгодно рабом, потому что якобы без волевого и умного рабовладельца он погибнет… Каждый человек в чем-то ограничен кругозором своего времени, и даже великий гений разделяет его стереотипы… Но ведь ценен и важен Аристотель не этим, а критикой теории, разделяющей идеи и вещи, созданием формальной логики, провозглашением человека существом социальным и многим другим! И разве бы мог он сделать все это, если бы заботился лишь об интересах сильных мира сего, и не заботился бы о научной и философской истине? Нет, нет и нет! Нас и сегодня окружает много таких «сикофантов», готовых обосновать и развить каждое новое указание начальства, и что-то Аристотелей среди них не видно….
Дело, конечно, не в личных взглядах Р. Галенкина. Он, как я понял, человек молодой, он только начинает изучать марксистскую философию и то, что он не поступает как «зубрила-начетчик», а подходит к ней творчески, пытается мыслить, характеризует его, скорее, положительно. Но перед нами — тенденция. И она вполне ожидаемая и объяснимая. Мы живем в обществе победившего постмодернизма, где из каждого экрана и с каждого билборда нам кричат, что все относительно, потому что все имеет свой денежный эквивалент. Понятно, что и открывая для себя марксизм, многие молодые люди у нас понимают его как разновидность философии релятивизма, для которой нет ни истины, ни справедливости, а есть лишь текучие, изменчивые, узкие классовые интересы.
Для того, чтобы осознать, что это не так, нужно больше читать. Ленина, Грамши, Лукача, Ильенкова, Лифшица, а также их соратников, оппонентов, классиков других философских направлений. Читать вдумчиво, стремясь разобраться, а не пришпилить автора идеологической кличкой вроде «идеалист», «неогегельянец»… Но главное — еще и бороться за истину и справедливость, ведь борьба – эта форма практики, а практика и ведет нас к истине.
[1]Схожие взгляды, отрицающие не только философию, но и всю духовную культуру были у популярного в 20-е годы создателя «новой биологии» Э. Енчмена, ему дал отповедь Н.И. Бухарин в памфлете «Енчмениада»
[2]Именно позитивизм отвергает необходимость философии как самостоятельной дисциплины в «век науки» и сводит ее или к обобщению научных знаний (О. Конт) или к выработке «научных методов», исследованию «языка науки» и т.д. (как неопозитивисты)
[3]«Экономическое положение — это базис, но на ход исторической борьбы также оказывают влияние и во многих случаях определяют преимущественно форму её различные моменты надстройки… существует взаимодействие всех этих моментов, в котором экономическое движение как необходимое тут взаимодействие на основе экономической необходимости, в конечном счете всегда прокладывающей себе путь» Ф. Энгельс «Письма об историческом материализме». Энгельс — Йозефу Блоху в Кёнигсберг
Лондон, 21[–22] сентября 1890 г.
[4]Тем, кто будет упирать на меньшевизм зрелого и позднего Плеханова, укажу, что пишет он это в своем раннем труде о монистическом (читай – марксистском!) понимании истории, который так ценил В.И. Ленин.
