Бунтующие пенсионеры. © dumskaya.net
Приговор, вынесенный Алексею Навальному на суде в Кирове, можно было бы считать серьезной тактической ошибкой власти, если бы решения, принимаемые в наши дни правящими кругами, вообще можно было бы оценивать в рамках какой-то политической логики. И дело тут, конечно, не в том, насколько справедлив приговор в данном конкретном случае. Парадокс в том, что этот вопрос сегодня не занимает ни саму власть, ни оппозицию, ни суд, ни общество. Любой вердикт по подобному делу, независимо от его обоснованности и добросовестности, всё равно воспринимался бы как акт политический, как способ выяснения отношений между правящей группировкой и оппозицией, как показатель того, насколько власть способна оценивать последствия своих собственных действий. Ответ получается малорадостным: либо неспособна, либо не хочет, либо просто плывет по течению, когда события развиваются уже по собственной стихийной логике.
Увы, власть сегодня не столько принимает рациональные решения, сколько реагирует на внешние раздражители.
Не аргументация обвинения и защиты, не расчет и тактическое планирование предопределили исход суда, а, скорее, чувство страха, испытываемого начальниками разного уровня, причем страха иррационального. Нет, это не страх перед Алексеем Навальным, который доказал свою политическую беспомощность в течение последних двух лет, разделяя вместе с другими лидерами Болотной площади ответственность за следующие одно за другим поражения, за демобилизацию массового протеста в провинции, а затем и в самой столице. Нет, это, скорее, страх перед непонятным будущим, перед экономическим кризисом, перед стихийно зреющим социальным недовольством, перед зловещим народным безмолвием, а, главное, перед неминуемой (но непонятно в какой форме наступающей) ответственностью за последствия собственных действий. Навальный просто попался под руку, так же как и Алексей Гаскаров и многие другие, оказавшиеся жертвами “болотного дела” и других форм репрессий в течение прошедших шести месяцев. На нем отыгрались, ненароком повысив его публичный рейтинг и вернув из политического небытия.
Но реальная угроза, конечно, исходит не от Навального. И даже если он снова оказывается в фокусе общественного внимания, то лишь до тех пор, пока нас не захватили более масштабные и значимые события. Реальная проблема состоит в той политике, которую власть принялась проводить сразу после победы на выборах, и которая с каждой минутой множит как число её врагов, так и потенциальные трещины в её собственных рядах и структурах.
Весной 2012 года Владимир Путин победил на президентских выборах, победил по-настоящему, независимо от того, насколько добросовестно считали голоса на том или ином участке.
Эта победа была столь убедительной, что её электоральный результат особенно не оспаривали даже оппозиционеры, критиковавшие власть не за фальсификацию подсчета голосов, а за общий недемократический характер процесса, отсекавшего от борьбы значительную часть потенциальных кандидатов (заметим, что спохватились и вспомнили об этом либералы тоже с изрядным опозданием, лишь после того, как попытались сами играть по таким правилам, поддерживая кандидатуру миллиардера Прохорова). Но победа правительства была достигнута не благодаря недемократическим ограничениям, а как раз потому, что в социальном плане власть была воспринята значительной частью общества как более демократичная, нежели оппозиция. Власть противопоставила “Уралвагонзавод” столичным либералам, она объяснила миллионам людей в провинции (да и в Москве и Петербурге тоже), что либеральная оппозиция представляет угрозу для остатков социального государства, что её победа будет означать коммерциализацию и приватизацию медицины и образования, массовые увольнения, закрытие заводов, рост цен в жилищно-коммунальном хозяйствае, разгром зависящих от бюджетного финансирования научных центров. А поскольку заявления оппозиционных политиков давали все основания верить, что так оно и есть, массы россиян сделали вполне осмысленный выбор, предпочтя не слишком симпатичную власть очень опасной оппозиции.
Но, увы, сразу же после победы власть взяла на вооружение именно ту программу, которой столь успешно пугала народ. И произошло это не случайно. Не только потому, что экономические эксперты правительства и оппозиции — это один и тот же круг лиц. Не только потому, что, в конечном счете, власть и либеральная оппозиция ориентированы на одни и те же классовые интересы, хоть и разделены групповыми пристрастиями или конфликтами. В произошедшем была и политическая логика.
После победы должна наступить консолидация. Правящие круги, извлекши опыт из событий 2012 года, готовы были идти на уступки другим группам элиты, которые прямо или косвенно поддержали оппозицию. Сделать уступку побежденному противнику — не только красиво, но и эффективно. Правители Британской империи были мастерами в подобном искусстве, достаточно вспомнить хотя бы как полевые командиры побежденных буров превращались в королевских генералов, и чин получали тем выше, чем больше ущерба в ходе войны сумели нанести британцам. Консолидация общества — очень нужное дело, только вопрос в том, кто с кем консолидируется. В данном случае консолидация элит произошла не только за счет интересов всего остального общества (включая даже провинциальный бизнес), но и за счет здравого смысла. Власть и оппозиция как будто танцевали какой-то странный менуэт, повторяя одни и те же движения и снова и снова, по очереди наступая на одни и те же грабли. Сначала власть разозлила народ презрительным отношением к его нуждам, спровоцировав провал “Единой России” на выборах, потом оппозиция оттолкнула массы своим высокомерием и нежеланием обращать внимание на реальные проблемы большинства общества, а после избрания президента вновь сформированное правительство сделало ровно то же самое.
Мало того, что логика консолидации элит находится в прямом противоречии с интересами общества, она формирует своеобразный синтез худшего, что могут предложить обе стороны.
Борьба либералов-рыночников и консерваторов-государственников закончилась своеобразным либерально-консервативным синтезом. В рамках этой политики нам от либералов досталось пренебрежение к социальным правам людей, всеобщая приватизация, презрение к стратегическим интересам страны и общества. Вкладом консерваторов стала псевдопатриотическая трескотня, бюрократический произвол, религиозное антипросветительское мракобесие, всевозможные запреты и репрессии.
Нигде не проявилось это столь наглядно, как в нападении Министерства образования и науки на Российскую Академию Наук. Все бюрократические уловки и авторитарные приемы были применены властью для того, чтобы скорейшим образом реализовать цели реформы, разработанной либеральными идеологами, часть из которых даже не скрывала своей связи с оппозицией. Но стремление разгромить старые академические институты, одновременно присвоив огромное количество собственности, оказалось сильнее любых идеологических разногласий.
Противопоставив себя обществу, власть, однако, не добилась настоящего примирения с оппозицией.
К несчастью правительства, либеральные оппозиционеры не готовы разделить ответственность за последствия проводимого курса, несмотря на то, что значительная часть принимаемых мер вполне соответствует их собственной идеологии. Для того, чтобы получить иной результат, правительственным либералам, как минимум, надо было перестать сажать в тюрьмы либералов оппозиционных. Но на осознание этого простого вывода им не хватило ни разума, ни времени.
В итоге, политика консолидации курсов не даст ничего, кроме неприятностей. А оппозиционной интеллигенции остается надеяться на то, что спасение от репрессий и мракобесия принесут те самые “консервативные массы”, над которыми ещё несколько месяцев назад так легкомысленно издевались.
Разумеется, низы российского общества демонстрируют великолепный образец добродушия и пассивности. Но проблема не в том, насколько люди настроены протестовать, а в том, какова глубина надвигающегося кризиса. Его холодное дыхание ощущается уже сейчас, невзирая на летнее время. Он неминуемо разрушает планы и построения господствующих кругов, проясняя сознание людей зависимых и заставляя думать даже тех, кто не имеет к этому занятию ни привычки, ни склонности. Кризис не только провоцирует недовольство, но и дает новый шанс столичной оппозиции, жалобы которой вступают в неожиданный резонанс с возмущением провинциальных масс.
Наступив в очередной раз на грабли, правящие круги будут продолжать танец. Но надолго ли их хватит?