Теоретическое озверение
Читатели Рабкора, возможно, привыкли к критике сугубо религиозного мракобесия, с помощью которого обосновывают шовинизм, империализм и прочие современные мерзости. Однако для тех же целей используют и идеи, имеющие научную, прогрессистскую оболочку.
Империализм прикрывается заявлениями об “отсутствии гена империализма”, из загашников достают радикальный социал-дарвинизм, расширение полномочий полиции оправдывают обновлёнными идеями о наследственной преступности. Достаётся и природе: преступно потребительское отношение к окружающей среде обставляется заботой о далёком будущем.
Эти идеи не только грешат людоедством, но и не имеют никакого отношения к настоящей науке. Автор статьи обратился к специалистам: младшему научному сотруднику Палеонтологического Института РАН, популяризатору науки и марксисту Дмитрию Пащенко, а также нейробиологу, кандидату биологических наук Александру Лопачёву. Вместе мы пройдёмся по зверским идеям современности и докажем их абиологичность. В конце же мы покажем глубинную связь между старым и новым мракобесием.
Социал-дарвинизм
Социал-дарвинизм для российского обывателя – далеко не новинка. Ещё в 90-е годы можно было услышать слова крайних либералов вроде Коха о не вписавшемся в рынок русском народе:
«Многострадальный народ страдает по собственной вине. Их никто не оккупировал, их никто не покорял, их никто не загонял в тюрьмы. Они сами на себя стучали, сами сажали в тюрьму и сами себя расстреливали. Поэтому этот народ по заслугам пожинает то, что он плодил»
Однако недавно мы натолкнулись на некий «Манифест неомодерна», где можно найти это учение в концентрированном виде. При этом “неомодерн” взяли на вооружение отечественные zоммунисты из Плана Б и тусовок “жожеков”. Вот одна из многих людоедских фраз из “Манифеста” за авторством покойного культуролога Андрея Пелипенко:
«Голодают – пусть голодают. Умирают – пусть умирают. Это естественные самоорганизационные процессы. Нежизнеспособное ДОЛЖНО умирать и не надо ему в этом препятствовать. За абстрактную любовь к ближнему, дальнему и очень дальнему развивающаяся часть человечества уже заплатила достаточную цену».
Буржуазные идеологи часто пытаются обосновать право своих хозяев грабить, угнетать и убивать естественными законами борьбы за существование. Правда, с естественностью всё довольно плохо:
Во-первых, в природе выживает не сложнейший, не сильнейший, а наиболее приспособленный к условиям среды. Согласно Северцову, у эволюции нет однозначной направленности на усложнение живых организмов. Многие успешные сегодня группы животных – продукт упрощения строения предковых форм. Также, самые сложные организмы — млекопитающие и птицы, в том числе человек, занимают в биомассе Земли ничтожно малую долю. Господство здесь принадлежит растениям, бактериям и археям. Из многоклеточных животных ведущее место принадлежит самым простым видам, так в начале 20 века американский специалист по червям Натан Кобб писал:
«Если бы всё на свете, кроме нематод, вдруг исчезло, наш мир был бы ещё смутно узнаваем, и если бы мы, как бестелесные призраки, смогли бы исследовать его, то обнаружили бы горы, холмы, долины, реки, озёра и океаны, представленные тонкой плёнкой из нематод.»
С точки зрения же грубой силы, любая бактерия, конечно же, слабее динозавра. Но динозавры давным-давно вымерли, а бактерии и нас с вами переживут.
Во-вторых, редукционизм, то есть грубое перенесение биологических закономерностей на общество, недопустим. Здесь общее мнение биологической науки согласуется с марксизмом. В “Диалектике природы” Энгельса утверждается, что существуют разные уровни организации материи и действующие в них законы нельзя грубо сводить друг к другу без потери существенной доли истины.
В-третьих, биологам не удалось экспериментально подтвердить справедливость претензий основанного на социал-дарвинизме расизма. Попытки доказать с помощью различных тестов неравноценность рас провалились. Выяснилось, что социальные различия играют на порядок большую роль, чем расовые.
Наконец, социал-дарвинисты неправильно понимают соотношение биологических и социальных факторов в становлении человека. Человек как вид выделяется именно тем, что в ходе его развития социальные факторы эволюции превзошли по своей важности сугубо биологические и стали в итоге направлять всю нашу эволюцию.
Итак, мы показали, что социал-дарвинизм абиологичен. Серьёзная критика этого учения существовала ещё в начале-середине 20 века. Ещё в 1920 году советский генетик Кольцов основал Русское евгеническое общество, а в 1929 его самолично распустил, так как он с коллегами убедился в ненаучности идеи евгеники путём собственных исследований. Так, Кольцов сотоварищи выяснил, что эгалитарная политика в образовании имеет преимущество над элитарной. Поразительный пример научной честности.
В 1939 году целая группа выдающихся биологов выпустила обращение против евгеники, где раскритиковала и учение социал-дарвинизма, на котором основана евгеника. Среди подписантов были Джон Холдейн, Конрад Уоддингтон, Феодосий Добжанский и многие другие. Им не помешали даже разные политические взгляды. Так, Холдейн был марксистом, а Добжанский – глубоко религиозным консерватором.
К сожалению, социал-дарвинизм не почил в бозе. Учёные и популяризаторы науки не свободны от окружающего их общественного сознания. Популярность социал-дарвинизма заставляет некоторых право-либерально настроенных учёных делать реверансы в его сторону.
Так, известный биолог-эволюционист и популяризатор науки Александр Марков, вместе с историком из НИУ ВШЭ Андреем Коротаевым и философом Леонидом Грининым продвигает в своей книге “Макроэволюция в живой природе и обществе” новый извод социал-дарвинизма. Его мы бы назвали “социал-ламаркизмом”, так как обществу приписывается эволюция не по Дарвину, а скорее по его предшественнику и оппоненту Ламарку. Для обоснования своих позиций авторам пришлось не раз натянуть сову на глобус. Представляя свои изыскания, Коротаев оправдывает Спенсера и говорит, что идею естественного отбора Дарвин позаимствовал у отца социал-дарвинизма, а не наоборот. Такое заявление не выдерживает банального сличения данных из опубликованного в сети архива Чарльза Дарвина.
В недавнем интервью на канале “Прошлое” Марков пустился в политологические рассуждения, где приравнивал устройство группы обезьян к опричнине. Химически зарегулированный “общественный” строй пчёл он на полном серьёз счёл образцом демократии. На неуместность подобных аналогий и реверансов в сторону социал-дарвинизма) ему не раз пеняли коллеги, но он или не удосуживался всерьёз учесть эту критику. В частности, воззрения Маркова на эволюцию человека подверг жесточайшей критике выдающийся советский и российский зоолог и этолог Евгений Панов. Другой выдающийся учёный, главный научный сотрудник Института этнологии и антропологии РАН, Виктор Шнирельман заявил
“На мой взгляд, А. Марков фактически популяризирует взгляды, которым аплодируют современные расисты.”
Доставалось Маркову ранее и на Рабкоре.
Но там, где полноценные учёные выражаются аккуратно, отдавая дань ограничениям научного метода, популяризаторы зачастую ломятся напролом. Так, в своё время получило известность выступление Аси Казанцевой, где она буквально говорила о физиологическом различии между мозгом консерватора и мозгом либерала. Чем она лучше не раз раскритикованного на Рабкоре Сергея Савельева с его псевдонаучными попытками унизить женщин?
Генетический шовинизм
Ещё одно модное поветрие – использовать генетику как обоснование для реакционных политических идей и репрессивных практик. По сути, идёт возрождение фашистских идей «крови и почвы» под соусом из неверно понятой генетики.
В частности, сети облетело высказывание Си Цзиньпина:
«Китайская нация не имеет в своих генах гегемонистских черт и не имеет тяги к великодержавным играм, а сам Китай твердо стоит на правильной стороне истории.»
Этой неуклюжей фразой правитель «коммунистического» Китая прикрывал империалистические аппетиты китайского капитала в Африке. Давайте разберём его как пример грубой эксплуатации «генетической темы».
Во-первых, мы снова сталкиваемся с редукционизмом, то есть грубым перенесением биологических закономерностей на общество.
Во-вторых, наука и близко не выявила работа прочно была бы связана с тем или иным политическим поведением. Попытки найти такие гены ведутся, однако интерпретация полученных экспериментальных результатов гораздо больше зависит от идеологии самого исследователя, нежели от объективной научной истины. Политика — довольно позднее изобретение человечества и вероятность генетического закрепления каких бы то ни было политических привычек и взглядов за пару тысяч лет исчезающе мала. То есть ген империализма или антиимпериализма просто не мог возникнуть в генофонде человечества.
В-третьих, современные нации крайне далеки от генетического единства, просто потому что сформированы исходно по иным, культурным принципам. Строгое применение принципа крови, чего требует апелляция к генетике, невозможно по отношению ни к китайцам, ни к русским, ни к немцам. Этому мы обязаны современным процессам миграции и произвольной нарезке границ, и этот фарш обратно провернуть никому не дано.
Этих трёх биологических аргументов более, чем достаточно. Добавим, что Си Цзиньпин далеко не оригинален. Об «особом генетическом коде» русской нации вещают пропагандисты с Первого Канала. Опередил же их всех мыслитель Освальд Шпенглер в своей работе «Пруссачество и социализм».
«Мы, немцы, социалисты и были бы ими даже в том случае, если бы о социализме никогда ничего не говорилось. Другие народы не могут быть социалистами.»
Все эти идеи крайне опасны, так как от них один шаг до расовых чисток, геноцида и прочих прелестей фашизма.
Призрак Ломброзо
Есть ещё одна ветвь «генетического» мракобесия: концепции наследственной преступности. Итальянский врач Чезаре Ломброзо в 19 веке выдвинул идею, что существуют наследственные преступники, которых нельзя исправить, а можно лишь изолировать от общества.
Эту доктрину не раз били учёные, но она ещё сохраняется на периферии юридической науки. Её не только изучают в ВУЗах как устаревшую теорию, находятся и преподаватели, отстаивающие её правоту. Более того, в 50-е годы прошлого века появилась новая версия учения Ломброзо – «хромосомная теория преступности». Выдвинутая Патрицией Джекобс идея об особой криминальности носителей дублированных половых хромосом не подтвердилась и теорию забраковали. Тем не менее, один из авторов этой статьи сталкивался с её приверженцем среди своих преподавателей ещё в 2010 году.
Поясним, почему это не может работать. Хромосома – гораздо более крупный объект, чем ген, так что здесь критика ещё проще. Наряду с привычным уже редукционизмом, есть другое соображение: хромосомные нарушения у человека, как правило, довольно редки и приводят обычно к крайне тяжёлым заболеваниям, таким как синдром Дауна. Преступников существенно больше, чем лиц с хромосомными нарушениями. Получается, что теория не способна объяснить большую часть преступного поведения.
Получило распространение и другое явление: поиски «гена преступности», «гена правоохранителя» и связанная с ними геномная регистрация преступников. Под эту же песенку предлагается регистрировать трудящихся мигрантов как якобы исходно более склонных к преступному поведению. Вполне понятно, когда эту идею продвигают полуобразованный держиморда Даниил Мартынов из окружения Рамзана Кадырова. Но нас повергло в шок, что идея о геномной регистрации мигрантов вызвала сдержанное одобрение у некоторых специалистов-генетиков и прогрессивно настроенных юристов.
Так, генетик Светлана Александровна Боринская, к которой обращались авторы статьи при всех заслугах, серьёзно верит официальной полицейской статистике о том, что мигранты существенно более криминальны чем местные. Тут мы видим другую социальную проблему: учёный редко может сохранять верность научному подходу вне своей профессиональной сферы. Справедливости ради заметим, что идею поиска гена преступности Боринская не поддерживает.
Меж тем, внимательный гражданин может заметить, что повышенная криминальность мигрантов – это самореализующийся прогноз. Он возникает из существующей полицейской практики «шерстить» гостей из Средней Азии, шовинистических установок буржуазных СМИ, которые просто обожают публиковать новости о преступлениях мигрантов, и буквально разлитого в воздухе бытового национализма. Увы, Боринская не удосужилась принять в расчёт данные факторы.
Но вернёмся к биологии и покажем, почему абсурдна сама идея поиска «гена преступности»
Во-первых, у нас работает всё тот же редукционизм. Биологические поведенческие реакции сравнительно однозначны, социальные действия, оцениваемые как преступные или нет – неоднозначны. Чтобы это понять, биологу достаточно открыть два разных уголовных кодекса и увидеть, что набор преступлений и оценка их степени опасности в них не совпадает. Как вариант – можно изучить изменения в отечественном Уголовном Кодексе за 20 лет, благо технически это не так сложно. Нельзя составить непротиворечивый общезначимый для всего человечества на длинной дистанции список преступных деяний, который потом можно как-то притянуть к старушке биологии.
Во-вторых, гены скорее влияют на “базисные основы поведения” вроде скорости реакции, вдумчивости, причём в совокупности. На эти основы уже ложится социальное окружение. Сотнями тысяч лет отбор людей шёл на универсальность. Поэтому натренировать можно кого угодно на что угодно. Просто кому-то легче дастся одно, кому-то другое. Но это влияние не радикальное. Склонный же генетически к рисковому поведению человек, может стать не только преступником, но и исследователем, спасателем и т. д.
Поэтому знайте, когда вам говорят о генетической преступности – речь идёт о голом шовинизме и стремлении наделить полицию очередными дополнительными полномочиями.
Антиэкологический антропоцентризм
Наконец, последний пункт нашего меню. На почве во многом верной критики либеральных идей, свой ушат помоев получает и экологизм. Конечно, не всякий экологизм одинаково полезен, но с водой всё чаще выплескивают ребёнка. Автору приходилось видеть такое утверждение одного из своих подписчиков:
«Проблемы “сохранения” (биосферы, прим. авт.) нет, она выдумана. Эволюция – это изменение, приспособление. Либо экосистема планеты приспособится к жизни в антропоцене, либо нет. Я считаю, что каким-то образом приспособится.»
Проще говоря, если природа не приспособится к человеческому воздействию на неё — тем хуже для природы. Далее автор идеи аргументирует эту позицию тем, что через 2 миллиарда лет Земля всё равно станет непригодной для жизни. Так что зачем разбазаривать ресурсы на спасение того, что и так обречено на смерть? Лучше потратим их на смену глобуса.
С методологической точки зрения выходит тот же чуждый биологии социал-дарвинизм, только опрокинутый обратно на природу. Проблема таких взглядов в том, что качество жизни человека напрямую зависит от состояния окружающей среды, чему посвящены десятки и сотни исследований. Недаром существует целая отрасль прикладных исследований и практик под названием “Экосистемные услуги”.
Нельзя построить общество всеобщего благоденствия на обугленных руинах планеты, где выживут лишь самые стойкие к антропогенному воздействию организмы. Социалистическому проекту будущего нужно не только остановить уничтожение окружающей среды капитализмом, но и постараться залечить раны природы. Просто потому, что на такой планете нам ещё долго придётся жить. Смена глобуса – это очень уж отдалённая перспектива.
Заметим на полях – раскритикованный нами радикальный антропоцентризм – не просто мысль одинокого сетевого фрика. Агрессивный антиэкологизм прикрывает, в числе прочего, миф об эффективности грязного подъёма экономики, очень удобный фанатам «коммунистического» Китая.
Ультрасовременное мракобесие
Как видите, не обязательно размахивать кадилом, чтобы заниматься пропагандой опасного мракобесия. Извращение научных идей тоже может быть источником вдохновения для реакционеров, стремящихся навеки оставить человечество в смрадной казарме капитализма, где человек человеку – волк, а власть меньшинства освящена ложью и правом сильного.
Мы показали, что для критики указанных псевдобиологических концепций не обязательно быть специалистом. Достаточно любознательности, внимательности и здравого смысла. Одно осталось за скобками: псевдонаучное, сциентистское мракобесие прямо созвучно с мракобесием религиозным.
Так, близкие социал-дарвинизму идеи высказывал черносотенный монах Паисий Святогорец, и у его веры в необходимость войны как очистительной жертвы есть последователи и среди современного духовенстве.
«Скопилось много пепла, мусора, равнодушия – и для того, чтобы все это улетело, нужно, чтобы сильно подуло.»
Рассмотренный же нами в конце антропоцентризм коренится в христианской картине мира. Человек как носитель божьей искры в ней – не от мира сего. На Земле он пришелец. Только если наш оппонент собирался бежать на другой глобус, верующим положено думать о том, как попасть в Рай. Какой ценой – это уже совсем другой вопрос. Если верить отечественным охранительным пропагандистам: да хоть ценой ядерной катастрофы.
Наконец, весьма символично, что созданный крайним либералом, питомцем фонда Сороса Пелипенко антиклерикальный социал-дарвинистский проект неомодерна взяли на вооружение отечественные zоммунисты. А они выступают единым фронтом с православными фашистами вроде Константина Малофеева. Словом, берегите мозги – сегодняшнее мракобесие устроено куда сложнее, чем сто лет тому назад.
Антон Ветров, член редакции «Лаборатории будущего»
