"Марш миллионов" 15 сентября оказался весьма показательным. Айфоны зачехлены, инстаграмы больше не полнятся фотографиями с памятником Абаю Кунанбаеву, лидеры, пытавшиеся узурпировать протест, сброшены с пьедесталов, дискуссии на Фейсбуке опять свелись к обсуждению котиков и демотиваторов. Как бы ни хотелось верить, что логичное ослабление протеста – это лишь затишье перед возможной новой бурей, но передовая (в смысле включенности в уличную политическую культуру) часть общества, кажется, впала в сонное оцепенение.
А ведь совсем недавно казалось, что назревает "революция" – именно это слово с легкостью вернулось в российский политический сленг чуть ли не в первый раз с момента "оранжевой революции" на Украине. Сначала – в связи с событиями "Арабской весны", потом – московской зимы, символом которой стала аэропанорма "Планета 'Митинг'". Только вот что такое революция и кто ее творит, не ясно до сих пор.
Обложка нового "Логоса" завораживает. Мнениия по ее поводу разошлись: кому-то она кажется китчевой и устаревшей, кто-то воспринимает ее с восторгом. Можно представить себе, насколько тем, кто работал над номером, было сложно решиться поместить туда персонажа скандального американского мультфильма, да еще и с не менее скандальным знаменем в руках. Но это того стоит. Несложно догадаться, какие именно темы стали ключевыми для осмысления в этом номере. Революционные цвета, революционный персонаж, революционный дизайн. Революционнный шаг – под одной обложкой собрано множество текстов, авторы которых при помощи самой разнообразной методологии осмысляют российское протестное движение и соотносят его с другими протестными движениями – как минимум, Occupy Wall Street, Indignados и гражданской войной в Ливии.
Российское протестное движение имеет одну характеристику, которую следует рассмотреть отдельно – это придание особого значения социальным сетям как новой площадке, где разворачиваются революционные приготовления и выделение интернет-аудитории в специфический социальный класс, "радикальных интеллектуалов", авангарда. И это весьма ожидаемо, учитывая, что интернет-технологии затянули россиян в свою социальную пучину не так давно, но "лайк" уже подменил собой полноценную рефлексию. О феномене лайков как раз пишет Инна Кушнарева, объясняя, что есть "социальный дизайн" и откуда берется иллюзия неприкосновенности частной жизни.
От рассмотрения "лайка" как новой коммуникативной функции переходим к анализу того, что есть текст в социальных сетях и какое высказывание считается "публичным". Филолог Юлия Меламед делится наблюдениями о русскоязычном Фейсбуке и пытается понять его идеальный формат, вспоминая методологию Юрия Лотмана и теорию коммуникации Никласа Лумана. С точки зрения автора, гибель Фейсбуку пока не грозит (в отличие от Твиттера), ибо у него есть прекрасный коммуникативный потенциал, развивающийся помимо нашей, лайкателей, воли. Статья Кирилла Мартынова прекрасно завершает эту триаду. Вот здесь-то речь идет непосредственно о термине "интернет-революция": о том, как современное западное общество продуцирует новую публичную культуру посредством интернета, социальные сети генерируют новые локальные сообщества, которые могут стать основой падения авторитарных режимов по всему миру.
Виталий Куренной дает подробное социокультурное объяснение московским протестным настроениям, при этом констатируя полное подобие телевизионной и интернет-аудитории, рассматривая протестные перфомансы как индивидуализованную театрализацию и отмечая дефицит городских публичных пространств, которые должны являться обычной сценой самовыражения для оппозиционно настроенных политических акторов. Его мысль заключается в том, что все то, чего добивались участники протестных движений, могло быть выражено не политическим языком и не политическими практиками – это всего лишь потребность в неком общем эмоциональном переживании. Он также анализирует модную тенденцию говорить о "креативном классе" как о новом социальном субстрате российского общества. Переходим к теме революции и коррупции: Руслан Хестанов вспоминает теорию государства Фуко и Бурдьё – государство как принцип, иллюзорное, фиктивное, символическое – и приходит к выводу, что коррупция и революция являются неотъемлемой частью перманентного процесса государственного строительства, рассматривает протестное движение с точки зрения "государственного интереса", а так же выводит сходства происходящих "семантических коллапсов" в развитых демократических странах. Борис Кагарлицкий прослеживает, как неолиберальный порядок вызвает к жизни революционные процессы. С его точки зрения, революция – это момент свободы, и поэтому ее так боятся.
Словом, анализ протестных настроений получается весьма разносторонним и всеобъемлющим. Но не стоит забывать про вторую главную тему номера: не зря с обложки на нас смотрит знаменитый американский мальчик, отгородившийся от окружающего мира капюшоном. "Южный парк" имеет огромную функциональную нагрузку. Он является индикатором степени разложения американского социума, обнажает его болевые точки, высмеивает его страхи и проблемы, да еще и выражает мировоззрение целого поколения. Поэтому его философский и даже политологический анализ – не блажь и не провокация, а ответ философов на вызовы времени. Печально только, что в российской действительности ничего подобного для анализа не находится. И это повод задуматься.
Полина Алексейчук
