Осенью 1922 года от Петроградской пристани отчалил один из «Философских пароходов». В них советская власть высылала прочь «слуг Антанты, шпионов и растлителей учащейся молодежи», тех, кого, по мнению Троцкого, «расстрелять не было повода, а терпеть было невозможно». В одном из них был Питирим Сорокин – активный социалист-революционер, ставший впоследствии патриархом американской социологии. Сорокину принадлежит честь быть одним из объективизаторов наук об обществе. Он послужил становлению социологии как науки, методологически схожей с естественными, в противоположность ещё долго сохранявшемуся метафорически-озарительному характеру заключений о действиях людей в обществе и их мотивах. Его влияние на политическую мысль XX века было столь значительно, что в бурном 1968-м (ставшим и годом его смерти) майки с профилем Питирима были у бунтующих студентов популярнее анфасов Че Гевары.
В своей «Социологии революции» Сорокин утверждал, что революция происходит из-за того, что власть своими действиями препятствует базовым потребностям (инстинктам) людей, составляющих народ. Оттого «низы не хотят». Верхи же «не могут» по причине своего вырождения – причём носящего у воспроизводящей себя элиты вполне физический оттенок. « Практически все дореволюционные правительства несут в себе характерные черты анемии, бессилия, нерешительности, некомпетентности, растерянности, легкомысленной неосмотрительности, а с другой стороны – распущенности, коррупции и безнравственной изощренности…»
Революций к 1923-му было ещё не много и все они происходили в прежде столетиями стабильных режимах, так что времени для физического вырождения у правящих привилегированных классов было достаточно. Но что произошло дальше?
Вспомним страну, где мы родились – великий могучий Советский Союз. Совет старцев-архонтов. Геронтократия в действии. Когда вызовы, на которые эти люди готовы были эффективно ответить, уже остались в прошлом. А они, заслуженные и дряхлые, остались в настоящем, с которым совершенно не понимали как поступать. Мозг угасал, физическая деградация власти наступала уже в течение одного поколения. Даже то, что Политбюро 80-х считало своей главной миссией – «Дать народу колбасу!» – они не смогли.
Посетив на прошлой неделе круглый стол «СССР сегодня», я услышал много чётких и прямых наблюдений о том, как во вполне новой периферийно-капиталистической российской реальности проявляются с детства знакомые черты. И это не трогательные кадры из несбывшейся «Гостьи из будущего», а практически документальный римейк голливудского блокбастера «Мумия возвращается». О том, что в голосах политиков среди звонких популистских агиток уже слышны знакомые шамкающие нотки. А под гладкой накаченной ботоксом и гиалуроновой кислотой кожей их телец ждут своего момента, готовятся вспороть её и победно вырваться наружу, густые кустистые брови…
Но ведь прошло всего 20 лет?.. Нельзя же вырождаться так быстро! В чём причина того, что эти сериалы становятся всё короче?
Ответ несложен и вполне физиологичен. Есть у человека возраст (с медианой примерно в 35 лет), когда он становится «зрелым». Познание окружающего мира составило в его мозге устойчивый каркас из нейронных колец – который хоть и может активно дополняться и адаптироваться, но в целом уже сформирован. Новому феномену, не бывшему до этого момента в употреблении, уже нет места для встраивания. Оттого становятся более удобными старые вещи, «Windows 2000» уже не затмится новыми операционными системами, и самая мокрая вода и самое яркое солнце уже были…
Это, конечно же, очень усреднённое положение – со всеми возможными прогрессивными отклонениями когнитивных меньшинств. И тем не менее вполне рабочее.
Темп перемен возрастает. Время бежит быстрее. Дряхление власти – и людей и её институтов – наступает раньше.
Так что люди, к 35-летию которых не возникло то принципиально новое расширение человека – интернет и его производные, те люди, кому нынче под шестьдесят – они технологически стары. У них просто физиологически нет адекватных способов понять реальную современность и эффективно с ней взаимодействовать. Но если дряхлые бодрячки во власти – у них есть старый проверенный и привычный до последнего болтика механизм. И они им рулят.
И проблем здесь, казалось бы, не так много – развалюха хоть ржавая и требует дорогостоящего ремонта да постоянной замены отваливающихся частей – но продолжает стабильно куда-то ехать. Но это если смотреть только на руль и не протирать забрызганные стёкла. Потому что вокруг – всё равно гонка, и машины на ней быстрее и мощнее, да и не уедешь далеко по обочине…
Оттого и становится главной «стабильность». Поскольку это единственное, о чём дряхлая власть может подумать, что она на это способна. Пусть всегда будет как раньше! И этот лозунг обязательно найдёт свою ностальгирующую поддержку.
Но чем мы за это заплатим? Тем, что в случае успеха стабилизации стоявший 40 лет у станка уральский рабочий будет просто продолжать получать свой кусок хлеба с колбасой и поддерживать власть, обещающую стабильное отставание от лидеров меняющегося мира?
Ведь сейчас наступает переломный момент, и от того, как действует каждый из нас, зависит очень многое. Социальные структуры на всей планете перестраиваются, пересвязываются как колосья в новые снопы – и ищут новый способ выражения в социальных институтах: государстве, религии, морали… Властные люди эпохи проводных телефонов – Каддафи, Мубарак, сотни их – начали кончать плохо и вместе. От наступившей внезапно как зима глобализации не спрячешься мудрым и грозным пескарём в своей маленькой норке на дне. Время диктует новые вызовы, и останутся лишь те, кто даст адекватный ответ, кто найдёт новые решения. И этот момент можно упустить, достаточно лишь промедлить.
А что Россия? Либо люди прошлого у власти затянут всё наше общество как жернов в спокойное илистое дно. И у «населения», как называет власть наш народ, пока будет свой скромный рацион ради молчаливого согласия. Но уже у наших детей его может не оказаться. Уклоняться от участия в событиях под предлогом того, что они происходят не так, как хочется, безнравственно и бесполезно.
«Стабильники» выйдут на обеспеченную рентой пенсию и оставят нас жить в банановой республике вместо процветающей страны. Бананы в обмен на нефть, пока она ещё не выкачана и не заменена новыми возобновляемыми источниками энергии. А потом наступит пора и даже их будет не на что выменять. Зима будет долгой, серой и продлится до конца наших дней…
Потому что жизнь – это рост. И чтобы хотеть и уметь что-то делать руками, и даже хотеть детей – надо расти и знать, что грядущее будет хорошим и что оно может быть лучше. Что мы не проедим в тупой спячке будущего своих потомков. Что мы сможем обеспечить старость своих отцов и матерей. Что каждый день совесть не будет мучить за бесцельно проживаемые годы.
Нам жить дальше. Мы сможем лучше. И сегодня наш момент, наш общий шанс.
