17 ноября истек срок ультиматума, который предъявили властям участники митинга за отставку Анатолия Сердюкова. Фантазии интернет-пользователей простирались очень далеко – от десантников, загоняющих ОМОН обратно в автобусы, до них же, идущих на Кремль. В этот день действительно произошла попытка военного переворота. На Мадагаскаре. А вот обитатели рунета и иностранные журналисты, предрекавшие нечто подобное в России, оказались обмануты в своих лучших (или худших?) ожиданиях.
Возможность военного переворота не только как способ напугать сограждан, но и как романтическая мечта иногда всплывает в российской политике. В конце 90-х, например, некоторые либералы грезили идеей про просвещенного генерала, который придет к власти и станет прикрытием для правительства во главе с несгибаемым реформатором. В то же самое время некоторые лево-патриотические активисты надеялись на генерала-патриота, который свергнет «антинародный режим» и передаст власть их лидерам.
Несколько месяцев назад некоторые СМИ записали в «предвестники военного переворота» так называемых «орловских партизан». Группу во главе преподавателем Орловской Академии Федеральной службы охраны Виктором Лукониным и двумя выпускниками того же вуза, которым инкриминируют организацию взрывов в помещениях милиции, прокуратуры и сексшопа «Эрос». А совсем недавно по национал-патриотическим ресурсам рунета прошла серия статей в духе «хозяева Кремля пакуют чемоданы – переворот возможен со дня на день». Давайте же посмотрим, возможен ли в России военный переворот. То есть неконституционный приход к власти группы военных, опирающихся на верные им войсковые подразделения. Чисто теоретически.
С переворотами странам СНГ в принципе не везло. Даже в «лихие 90-е». «Августовский путч» 1991 года оказался неудачным. Впрочем, классическим военным переворотом он и не был. Все-таки армейское руководство не было главным и единственным стержнем переворота, а его участники явно не контролировали собственные же военные части (недаром часть бойцов Таманской дивизии сразу же перешли на сторону Ельцина). Штурм Белого дома двумя годами позже также под наше определение военного переворота не подпадают. Ведь это Борис Ельцин использовал армию для борьбы с собственными противниками, а не военные пришли к власти.
В странах СНГ есть более «удачные» примеры путчей. 10 июня 1993 года в Азербайджане подразделения, подконтрольные полковнику Сурету Гусейнову, начали марш на Баку. Вслед за этим последовала отставка президента страны Абульфаза Эльчибея, место которого занял Гейдар Алиев. Сам Гусейнов стал премьер-министром республики. Впрочем, организаторами «классических» военных переворотов выступают профессиональные военные. В то время, как Гусейнов был директором текстильной фабрики в Евлахе, во время Карабахского конфликта возглавившим отряды ополченцев. Почти то же самое можно сказать и о действиях группировки «Мхедриони», которые привели к свержению грузинского президента Звиада Гамсахурдиа. Однако «Мхедриони» – тем более не регулярные войска, а военизированные формирования криминального авторитета Джаба Иоселиани. Национальная гвардия Тенгиза Китовани также имела не такую уж долгую историю (она была создана в декабре 1990 года) и была формированием добровольцев.
А вот успешных мятежей регулярных войск в странах бывшего СССР так и не произошло. Хотя отдельные активисты лево- и национал-патриотических сил продолжают на него надеяться и недоумевать. Как же так: авторитет армии многие годы стремился к нулю, офицеры столько лет принадлежали к наименее обеспеченным слоям населения, а к свержению власти военные не готовы. Впрочем, граждане не на то надеются. Как показывает опыт стран «третьего мира», военные перевороты происходят вовсе не оттого, что младшие офицеры чувствуют себя плохо, а армия ослаблена. Наоборот, они происходят, когда армия поддерживается и финансируется, а ее командиры чувствуют свою силу.
Прежде всего, перевороты обычно происходили в тех странах, где военные были самой влиятельной частью местной элиты. Часто это были государства третьего мира, имевшие очень короткую историю. Обычно – с крайне слабой экономикой, как в Пакистане в первые годы после образования государства. Часто по мере развития экономики и сами военные брали под контроль ключевые сектора экономики, что снова укрепляло позиции военной элиты.
В странах с успешными военными переворотами армия всегда пользовалась высокой финансовой поддержкой. Часто это объясняется тем, что страна жила в ожидании локальных конфликтов, либо периодически в них участвовала. В таких странах военные являются не просто «белой костью», но часто особой культурной группой, например, получившей образование в военных академиях США и Британии. Кстати, большинство успешных военных переворотов в новейшей истории не могло бы состояться без поддержки извне. Обычно – со стороны государств, имеющих в этой стране свои экономические интересы. Так что «патриотический переворот», о котором мечтают отечественные националисты, скорее исключение, чем правило. Скорее, военные после путчей выступали в роли «дневного сторожа» (в противоположность незаметному «ночному», которого любили упоминать неолиберальные публицисты) – в интересах либо зарубежных корпораций, либо нарождающегося отечественного олигархического капитала. Как это было в случае с военными режимами в Южной Корее, которые всегда оказывали экономическую поддержку и политическое прикрытие для чеболей.
Что же мы видим в России? В 1990-е здесь произошло примерно то же самое, что в ряде африканских стран: государственная машина в целом была слаба, но армия еще слабее. Кстати, по мнению экспертов, в ряде стран третьего мира власти целенаправленно ослабляли армию, именно опасаясь возможного переворота.
В нулевые ситуация начала меняться. Однако, желая вложить значительные средства в армию, власти «эпохи стабильности» подстраховались. Во-первых, они забрали контроль над ключевыми финансовыми потоками сначала у армейского генералитета, а потом и у силовиков вообще, поставив руководить военным ведомством абсолютно гражданского министра Сердюкова. Во-вторых, на политическую обочину были оттеснены самые известные из генералов, прославившихся в Чечне. Политическая карьера Владимира Шаманова или Георгия Шпака закончилась довольно быстро. Генералы больше не попадали в публичную сферу в связи с какими-то популярными акциями. После «пятидневной войны» в Южной Осетии много ли можно найти упоминаний о военных руководителях операции? Как только стало ясно, что кампания будет быстро завершена, руководство страны передумало направлять в зону боевых действий того же Шаманова, который уже имел широкую известность. И в-третьих, сама военная реформа, похоже, создаст проблемы даже гипотетическим авторам переворота – планы военного ведомства о фрагментации управления войсками станут еще одним барьером перед объединением возможных «мятежников».
Так что суеверным людям впору говорить, что идею военного переворота в России кто-то «сглазил». В газетных объявлениях часто пишут про «приворот» и «порчу», у нас же переворот и порчу из суеверия можно поставить рядом. Так что, вероятнее, власти воспользуются поддержкой военных в случае теоретического осложнения обстановки в стране, чем «бравые военные» «десантируются» в политику, чтобы решать проблемы оппозиции.
