Бояшов И. Кто не знает братца Кролика! СПб.: Лимбус-пресс, 2010.
Рефлексия на тему «лихих» 90-х – популярнейший тренд нынешней отечественной словесности и кинематографа. Примечательно, что если хорошие книги, современные своей эпохе, вполне себе писались, то постперестроечное кино, почти как и перестроечное, которое, как известно, практически нельзя смотреть вообще, тоже не радовало зрителя шедеврами. Какие-то отдельные яркие явления, как, например, фильм «Дети чугунных богов» (1993) именно потому и выделяются, что реальность в них никакая не актуальная, а условная, притчево-гротескная. Классикой художественного отображения этого периода, как бы ни спорили о вкусах, стал пелевинский роман «Generation П», который как раз спустя положенные для тугодумской исторической перспективы два десятка лет сейчас и экранизируется…
Именно в таком контексте воспринимается новый роман питерского писателя Ильи Бояшова, по образованию историка, уже написавшего несколько книг о различных исторических периодах («Повесть о плуте и монахе», «Танкист…», «Армада»). Как ни странно (сразу за его притчевостью и не заметишь), писал он и 90-х: роман «Путь Мури», принесший автору премию «Национальный бестселлер». Но «Мури», повествование о путешествии ницшеанско-гедонистического (как и подобает этому зверю) кота по Европе, книга о Пути вообще. Да и необыкновенный кот, дойдя до границ России, тут же разворачивается и устремляется домой, в Югославию, хотя он вроде искал дом не буквальный, а метафизический. Это, несомненно, знак того, что метафизика России – это уже другая тема, которая в то время была писателю и его коту не по зубам.Это подтверждает и сама стилистика произведения, его язык – такое ощущение, что перед нами перевод с одного из европейских языков.
Роман Бояшова компактный (как раз по размеру псевдо-покетбуков издательства «Лимбус-Пресс»), легкий, хороший – в смысле легко читается, и послевкусие от него остается позитивное. Сюжет типичен, а поэтому достаточно предсказуем. Герой-рассказчик, своего рода альтер-эго автора – молодой питерский интеллигент, бывший преподаватель истории в школе, поэт (тоже, как выясняется, бывший) и фантазер, пытается удержаться на плаву во время социальной бури пресловутой «эпохи первоначального накопления капитала». Его друзья, окружение – тоже интеллигенты: один бывший актер, напоминающий в своих разглагольствованиях генерала Иволгина, другой – бывший омоновец… хотя тоже не скажешь, что не интеллигентный!.. третий… Впрочем, здесь нельзя не согласиться с отмеченной одним критиком странной особенностью Бояшова-писателя именовать персонажей карнавального романа всякими перифразными прозвищами, эвфемизмами-намеками (типа мифического поручика Киже), из-за чего узнавание их читателем весьма затруднено. Даже молодящаяся мать протагониста и его туповатый меньшой братец, приведший в дом вульгарно-гарную девицу (о чем остроумно сказано: пусть он хоть шимпанзе Монику приведет из городского зоопарка!) – все это узнаваемые типажи не рабочей и не крестьянской среды.
Короче, не кореша все же, не дружки, а хорошие люди, приятели. Видно, автор все же в полубогемной среде в те годы вращался, отчасти напоминающей условно-литературную ночлежку «На дне» или ночлежку из новеллы Шукшина «А поутру они проснулись…», а может, даже и поприличнее. В обычной среде никто не знает, кто такие поминаемые здесь через слово валькирии, и на Шекспира и «прочую мутотень» всем также глубоко плевать. Ведь говорят же мэтры начинающим райтерам – «инженерам душ»: не делайте героем писателя или поэта, это моветон, если не тупик! Что поделаешь, таков опыт Ильи Бояшова («Прототипами героев стали я и мои друзья» – его признание в журнале «Собака.ру»), скорее всего, сознательно идущего на такой эстетический вызов; в конце концов, без такого героя книга бы и не состоялась…
Вернемся к сюжету. Герой, чье прозвище блистает в названии романа, братец Кролик, не главный герой, а катализатор, или как принято выражаться на новоязе капитализма, предприниматель – потому что он предпринимает действия (влекущие риски), и нанимает людей для этого (ответственность расхлебывайте сами, а я в кусты). Он генерирует невероятные идеи и прожекты, красочно расписывает (клуб национального кулачного боя «Евпатий», покупка подержанных яхт с последующей сдачей в аренду и т.п.), раздает высокие должности, проворачивает противоположные заявленному примитивные акции типа перепродажи по дешевке синих замороженых кур, за что иногда платит баксами («Озолотимся! Обещаю! Слово банкира!»), а иногда и прочими «нерукотворными» барышами… А сам он неуязвим, неуловим, артистическая личность вроде великого комбинатора, как писал Маяковский, «этим и интересен». Потом, спустя месяцы, как ни в чем не бывало появляется: «Кролик как будто бы никуда не девался, не растворялся в болотном воздухе. Так небрежно ослабляют галстуки перед чашечкой «нескафе» или «липтона» розовощекие рекламные жулики».
Понятно, что главный герой, поэт и философски познающий окружающий мир субъект, его, своего супостата, который не стоит, а постоянно скачет, виляет и путляет, сразу раскусил. Но альтернативы нет: жить-то надо… Война в Чечне, смутные времена и на глазах формирующиеся соответствующие нравы… Смышленый юноша, как ему и полагается, постоянно ищет смысл жизни, решает некую дилемму, шастает, как мечтатель Достоевского, по петербургским улочкам… (Кстати, подзаголовок книги «петербургская быль» и всякие там титулы питерского писателя, на наш взгляд, не так уж и оправданы: в тексте можно наскрести всего пяток предложений о питерской погоде, довольно коротких и условных, с одной стороны, это, конечно, признак особой фундированности повествования и стиля автора, а с другой… – подобное мог написать какой угодно литератор, живущий в Нью-Йорке или Моршанске!) В итоге молодой герой приходит к правильному выводу: «…ничего не остается, кроме того как стоять: пусть все рушится – сзади, спереди. Христос знает, что делает. Но все-таки, Господи, до чего муторно! Как тому князю, который там ходил у Толстого взад-вперед по меже на виду своего полка». В перекличке с толстовским эпиграфом из «Войны и мира» обнаруживается если не причина бега беспринципного трикстера Кролика и всех остальных, проходных, так сказать, персонажей, то уж точно его, героя-мыслителя, личных мытарств во враждебном, устроенном по законам дикого капитализма мире: «Солдаты занимаются чем угодно, лишь бы отвлечься».
Тут на авансцену выступает фигура православного батюшки, тоже молодого человека, колоритного, всегда пьющего троекратно да еще благословляющего возлияния. Формально он в одной системе (церковь), а неформально в другой (пьет и т.д.), то есть сфинкс, которого главный герой разгадывает. Завязывается полноценный диалог – в противовес привычному фантазерско-интеллигентскому трепу. (Читателю, ориентирующемуся в актуальной российской прозе, трудно не заметить, что образ странноватого артистического батюшки, как и сатирическое изображение поэтической тусовки – одно из самых остроумных мест в романе Бояшова – перекликаются с изображением тех же реалий в романе молодого прозаика Натальи Ключаревой «Россия: общий вагон», вышедшего в том же издательстве в 2008 году…) Батюшка, однако, несмотря на все «формальности», укрепляет героя: «Христос поэтому и приказывает стоять. Он знает конец битвы». Из интуитивной веры в абсурд выкристаллизовывается классический евангельский – а если разобраться, то и не только – постулат: не стоит земля без праведника, кто-то ведь должен стоять за всех!..
«Здесь русский дух, здесь Русью пахнет!» Хотя, конечно, запах этот не такой приятный. Парфюмер а-ля Рюсс. Как и полагается в нашем отечестве (как, например, в знаменитом романе Алексея Иванова «Блуда и МУДО», хотя там речь ведется о нулевых, на самом деле, если проигнорировать эту формальную привязку, ничего не меняется: те же 90-е!), поход в баню с девочками оборачивается типовым диспутом о смысле жизни и судьбах Родины (слава богу, пока не всякого русского читателя это разочаровывает!). Даже юная проститутка в сауне оказывается интеллектуалкой, рассуждающей о Сократе и евгенике, а симпатичная барменша, приведенная героем (обещавшим ей райские кущи) к себе домой увидев убожество обстановки, сразу засучает рукава и бросается убирать блевотину. Трогательно, и хочется верить автору!.. Хочется верить ему и во всем остальном и даже в том, что это роман…