Чемпионат Мира по футболу – одно из препятствий на пути к радикальным переменам. Опиум народа сегодня – это футбол.
Если приход к власти в Великобритании правительства Кэмерона уже сам по себе – плохая новость для тех, кто ожидает радикальных перемен, то Чемпионат Мира по футболу – еще хуже. Он свидетельствует о том, что, вероятнее всего, перемены не наступят и после развала правительственной коалиции. Любой «мозговой центр» правых, если он вдруг задумается над вопросом «как бы отвлечь население от фактов политической несправедливости и компенсировать чем-то тяжелый труд людей», с легкостью найдет универсальное решение – футбол. Лучшего способа для решения проблем капитализма пока не придумали, за исключением разве что социализма. Но если уж говорить о таком соперничестве с социализмом, то футбол обогнал его на несколько световых лет.
Современное общество отказывает мужчинам и женщинам в той солидарности, которую предоставляет им футбол, доводя ее подчас до коллективного помешательства. Голос большинства автомехаников или продавцов в супермаркетах высокая культура обычно заглушает, но раз в неделю им показывают на экране высочайшее мастерство тех, по отношению к кому слово «гении» не будет преувеличением. Футбол, как и джаз-банд или театральная труппа, сплавляет ослепительные таланты индивидуумов в командной игре, решая тем самым вопросы, над которыми так долго и безуспешно бьются социологи. Сотрудничество и конкуренция здесь ловко уравновешены. Слепое доверие и междоусобное соперничество ублажают наши сильнейшие эволюционные инстинкты.
Футбол искусно смешивает гламур и будничность: игроков обожествляют, но лишь за то, что они – «альтер эго», они – это те, кто легко мог бы стать вами. Так объединять в себе близость и инаковость может лишь Бог, и даже его в рейтинге знаменитостей давно обогнал другой «Единый и Неделимый» – Жозе Мауриньо. В социальный порядок, лишенный церемоний и символизма, вторгается футбол и эстетически обогащает жизнь людей, для которых Артюр Рэмбо лишь киногерой. Спорт – это зрелище, но, в отличие от церемонии торжественного выноса знамени, это зрелище, приглашающее зрителей к участию. Мужчины и женщины, чья работа не сопряжена с интеллектуальными усилиями, могут проявлять здесь потрясающую эрудицию, вспоминая отдельные эпизоды игры и обсуждая мастерство игроков. Ученые диспуты, достойные древнегреческого форума, заполняют пабы и трибуны. Игра, словно театр Бертольда Брехта, превращает простых людей в экспертов. Это живое ощущение традиции, контрастирующее с исторической амнезией постмодернистской культуры, отбрасывающей как антиквариат все, что старше 10 минут. В футболе присутствует и некоторая смена гендерных ролей (gender-bending), поскольку игрокам удается сочетать силу борца с балетной грацией. Футбол предлагает своим почитателям красоту, драму, конфликт, литургию, карнавал и даже некоторую трагедию, не говоря уже о возможности съездить в Африку даже для безногих. Футбол, словно некая религия строгих правил, определяет что вам носить, к кому присоединяться, какие гимны петь и каким святыням трансцендентной истины поклоняться. Футбол, как и телевидение, замечательно разрешает давнюю дилемму наших политических боссов: «что же с ними со всеми делать, когда они не на работе?» На протяжении столетий народные карнавалы, бушевавшие по всей Европе, давали простым людям возможность выпускать протестный пар, осквернять религиозные символы, осмеивать господ и хозяев – они были действительно анархичны и являлись неким предвкушением бесклассового общества. В футболе же все как раз наоборот – среди болельщиков могут периодически происходить гневные вспышки, направленные против жирных корпоративных котов, вторгающихся в их клубы, но в основном футбол нынче – это опиум народа или даже «крэк». Футбольной иконой является безукоризненный тори, раболепствующий конформист – Бэкхем. «Красные» – это нынче уже не большевики. Тот, кто серьезно относится к политическим переменам, просто не может не признать необходимость упразднения этой игры. Любая политическая сила, которая попытается это сделать, будет иметь столько же шансов прийти к власти, сколько и нынешний глава британского парламента, унаследовавший ее от Опры Уинфри.
Опубликовано в Guardian
