26 марта Владимир Путин мог бы отметить знаменательную дату – 10 лет с момента избрания президентом России. Пока что юбилей ожидается скромным – журналисты не особенно вспоминают о годовщине. Вопросов к самому Путину за это время, правда, меньше не стало. Только, если 10 лет назад иностранные эксперты спрашивали: «Кто есть мистер Путин?», то сегодня уже их российским коллегам впору вопрошать: «Где Вы, мистер Путин?» А именно – где вы в системе реальной власти? В 2008 году популярной была шутка: «Только что вступивший в должность новый президент России в течение нескольких часов ожидал приема у председателя «Газнефтежелезнотраснэнергопрома» Владимира Путина». Как все обстоит на самом деле сейчас, конечно, сказать трудно. Но предположить – по косвенным данным – вполне возможно.
Первые штрихи к высчитыванию координат Владимира Путина дает его позиционирование в телеэфире. Примерно в первые полгода президентства Медведева Путин крайне редко выступал по ТВ с заявлениями, которые должны были оттенять его в качестве харизматической личности. Но затем Владимир Владимирович вновь стал отвоевывать эфир. В итоге, между Дмитрием Медведевым и Владимиром Путиным наблюдается разделение «целевой аудитории». Президент апеллирует к критически настроенным представителям условного «среднего класса» крупнейших городов, премьер – к работникам промышленности, пенсионерам, бюджетникам и технической интеллигенции, в основном проживающим в регионах.
Другой штрих – общение с зарубежными лидерами. Если смотреть на географию поездок двух руководителей страны, то премьер концентрируется, в основном, на традиционных партнерах России. Это страны СНГ, некоторые государства Западной Европы (например, Германия, Франция), а также Китай и Индия.При этом, в центре внимания премьера оказываются, в основном, энергетические проекты, и часто – военно-техническое сотрудничество. Так, находясь с визитом во Франции он обсуждал вступление компании «Электриситэ де Франс» в проект строительства трубопровода «Южный поток», а также «Газ де Франс» и «Суэц» – в проект «Северный поток». Другая функция премьера – работа с проблемными партнерами. От Японии, где «проблемным» остается лишь вопрос о Курильских островах, но при этом хорошо развиваются экономические отношения до традиционно «ершистой» Польши и Белоруссии, в отношениях с которой взаимные обиды множатся, как снежный ком. В разговорах с Минском Путин выступает в роли «злого полицейского» (или злого чекиста?), а Медведев – более сговорчивого и иногда «доброго». Характерно, что Путин обычно посещает страны, где ключевой фигурой в системе власти является именно премьер. Наверняка здесь тоже имеется определенный смысл – с одной стороны, не нарушается протокол (формально равный встречается с равным), но с другой – Путин встречается с фактическими руководителями государства, что подчеркивает и его статус. Причем, не только вовне. Недаром российские оппозиционные журналисты быстро заметили, что во время визита Путина во Францию страну покинул Николя Саркози, а во время недавнего визита в Беларусь – Александр Лукашенко (отправившийся в Венесуэлу к «другу Уго»). «Не хотят они встречаться с ВВП – не признают больше за равного», – сразу же следовали выводы в прессе.
В свою очередь, Дмитрий Медведев осваивает направления, которые, подчас, были важными для советской дипломатии, но оказались заброшены в недавней российской истории. Это, например, Африка или Латинская Америка. Кроме того, приоритетными партнерами для Медведева стали те страны Европы, с которыми отношения России до сих пор были прохладными. Скажем, скандинавские страны и Великобритания. Скорее всего, кандидатура Дмитрия Медведева в качестве преемника Путина была избрана не в последнюю очередь именно для того, чтобы улучшить отношения с ЕС. Отсюда и активность нынешнего президента именно на европейском направлении. Иногда президент общается с лидерами, которые для России являются не очень привычными партнерами. Например, посетив в августе 2009 года Монголию, он общался с президентом Цахиагийном Элбэгдоржем, в то время как до того российское руководство (и Путин в частности) больше ориентировалась на премьера Санжийна Баяра.
При этом, если сравнивать содержание визитов Путина и Медведева в одни и те же страны, можно отметить, что премьер обычно обсуждает вопросы конкретные, которые могут быть решены в ближайшем будущем. А президент больше склонен к масштабным, но при этом очень обтекаемым инициативам, о которых трудно сказать, когда же они реализуются на практике и могут ли быть реализованы вообще. Такие, как договор о Европейской безопасности, Конференция ООН по проблеме глобального изменения климата или обсуждение иранской ядерной проблемы в разговорах с европейскими лидерами.
Кроме того, не будем забывать, что в подчинении Путина как председателя правительства есть традиционно близкие к нему фигуры, которые имеют большое влияние в сфере внешней политики. Это, прежде всего, зампред Правительства РФ, курирующий вопросы ТЭК, Игорь Сечин.
Таким образом, разделение ролей во внешней политике в Кремле чем-то напоминает аналогичное разделение ролей в Белом Доме – только не московском, а вашингтонском. По крайней мере, внешне. Там также Барак Обама делает весьма далеко идущие заявления, рассчитанные на внешний имидж. Но на практике действия вице-президента Джо Байдена и госсекретаря Хиллари Клинтон часто расходятся с идеями босса, зато часто оказываются удивительно близки к реальным шагам американской администрации. Во внутренней политике вес государственного лидера определяется, прежде всего, тем, насколько сильные позиции занимают его люди во властных структурах. Конечно, говорить о «чьих-то» людях, находясь вовне того узкого круга лиц, который определяет реальную политику в России, довольно проблематично. Однако факт остается фактом – пока большинство ключевых позиций на федеральном уровне занимают лица, получившие назначения в эпоху президентства Путина. А вот на региональном уровне происходит активная смена элит, но и тут не все так просто. В схему «люди Медведева сменяют людей Путина» эти перестановки явно не вписываются. Часто теряют должности лица, об отставке которых говорили еще при «позднем Путине». А на их место приходят либо персонажи, которые олицетворяют компромисс федеральной и региональной элит. Либо лица по возрасту стоящие ближе к Дмитрию Медведеву, но на серьезный карьерный уровень вышедшие именно при Путине. А часто смена региональных лидеров происходит после жестких заявлений самого ВВП.
Так что же мы видим в итоге? Очевидно, что Владимир Путин имеет влияние и возможности очень значительные по сравнению даже с такими сильными премьерами ельцинской эпохи, как Виктор Черномырдин и Евгений Примаков. Более того, пока именно он обладает инструментами, позволяющими если и не направлять политику действующего президента, то, по крайней мере, блокировать или приостанавливать нежелательные его решения. Конечно, в верхах есть немало людей, желающих, чтобы влияние Медведева серьезно взросло, а лица, закрепившиеся во власти при Путине, уступили им свои места. Однако пока извне отношения двух руководителей государства смотрятся не как соперничество, а как дуэт, участники которого распределили между собой роли. Причем, роль Путина в тандеме пока выглядит более весомой. Захочет ли Путин вновь вернуться в президентское кресло, пока неясно. Зато очевидно, что выпускать из рук рычаги влияния на ситуацию в стране премьер явно не желает. И, вероятно, именно поэтому до сих пор прямо не ответил на вопрос, пойдет ли он на следующие президентские выборы. Ведь, даже если бы Владимир Владимирович распрощался с президентскими амбициями, публичное заявление об этом означало бы начало его политического заката – тогда чиновники гораздо быстрее стали переориентироваться с него на Дмитрия Медведева. «Поклоняются восходящему солнцу, а не заходящему», – как говорили как раз в связи с подобным случаем древние римляне. Так что и российским, и иностранным журналистам еще не раз придется задаваться вопросом: «Где Вы, мистер Путин?»
