Несколько лет назад друзья пригласили меня на выходные в военный городок в Ленобласти, где у их родителей была квартира. Рядом – Финский залив, красивые сосны, на дворе – глубокая весна, и до первой пары в понедельник – целых 48 часов.
Большая часть квартир в военном городке была давно приватизирована. В результате постоянных сделок купли-продажи население городка уже нельзя было назвать сплошь военным. Жители привыкли проникать на территорию, застроенную пятиэтажками, через прорехи в заборе, несмотря на КПП на официальном въезде.
Именно через такую дырку в бетонном поясе мы и намеревались дойти до нужного дома. Однако бдительный солдат засек группу молодежи, пробиравшуюся на территорию городка, и решил это дело пресечь. Он догнал нас и стал спрашивать о цели нашего визита.
Каково же было мое удивление, когда я понял, что это мой одноклассник по средней школе № 6 города Моршанска Тамбовской области! Он испытал как минимум такое же удивление.
Как это всегда происходит в маленьких провинциальных городах, наш класс после выпуска разбросало кого куда. Кого-то родители отправили в медицинские вузы близлежащих областей, кто-то подался в Москву или Питер, кто-то пошел в техникумы, а самые «необеспеченные», как принято политкорректно говорить, стали искать работу и ждать повестки. Многие не сумели поступить на бюджетные места и усиленно готовились целый год, чтобы поступить в вуз со второй попытки.
Мой одноклассник был как раз из «необеспеченных». Вдвоем с приятелем они ездили в школу из ближайшего к городу села, в классе их называли «деревенскими». Учились они на тройки, без особого старания, кроме немецкого, который почему-то очень их увлекал. Оба были отличными товарищами. После школы он год работал в Москве, а затем его призвали.
В городок мой бывший одноклассник нас пропустил. Мы обменялись номерами телефонов, несколько раз созванивались, затем он отслужил и уехал обратно в Тамбовскую область.
Все годы «новой России» город Моршанск медленно умирает. Двигателем развития некогда был завод точного химического машиностроения. Теперь его заброшенные постройки служат местом игр для бесшабашных ребят. Почти все остальные предприятия постигла та же участь, и лишь несколько влачат предсмертное существование. Пожалуй, только пивзавод продолжает нормально функционировать. Из 50 тысяч населения около 20 работают в Москве, изредка возвращаясь в родной город. Оставшиеся ведут сомнамбулический образ жизни.
Городские власти, стараясь создать впечатление активно действующих в глазах областной администрации, занимаются всякой ерундой – «опиловкой» деревьев на центральных улицах, организацией летних «пивных» праздников (проходящих в городском саду на фоне недостроенного с позднесоветских времен кинотеатра) и т.д. и т.п.
Жизнь остается прежней, застывшей, просто стоячей. В городе есть только пожилые, которые уже не способны убежать в поисках работы, и молодые, ученики, которые сразу после окончания школы уезжают, чтобы не вернуться.
В подобной атмосфере рождаются отчаяние и тоска. Люди выброшены из жизни, их существование лишено цели, содержания, направления. Они могут лишь функционировать – отсидев две недели охранником в какой-нибудь непритязательной московской конторе, возвращаться на выходные в родной город и пить. И так раз за разом, месяц за месяцем, без надежды на изменения. Люди спиваются, травятся паленой водкой, замерзают на улицах зимой, убивают друг друга в пьяных драках…
Мне часто снится тихая река, огромный собор с куполами небесного цвета, рядом с которым мы жили. Но мне хватает недели в году, которую я провожу там для того, чтобы почувствовать болотную мертвенность города без будущего.
Первая мировая породила европейское «потерянное поколение». Как назвать тех, кто пошел в школу в 1992 году, когда родилась современная Россия, и не имеет возможности получить образование, дающее путевку в жизнь?
Недавно я узнал от другого своего одноклассника, что парень, с которым мы так неожиданно пересеклись в одной точке пространства-времени на берегу Финского залива, после очередного возвращения из Москвы хорошо выпил на деревенской свадьбе, сел за руль старой ВАЗовской «классики» и разбился. И он уже не первый из нашего класса.
