Модный автор смешных сувениров Артемий Лебедев разработал для города Перми новый знак, альтернативный гербу, который будет теперь украшать всё пермское. Это большая красная буква П на абсолютно белом фоне. У многих испорченных людей она сразу ассоциируется с ненормативным словом, означающим в разговорном русском и «конец прежней ситуации» и «крайнюю степень удивления». Пермским левым радикалам (а такие есть везде!) стоит теперь подумать: что бы такое научиться от себя пририсовывать к этому повсеместному «П», чтобы вышло революционно?
Оно ведь обычно как? Раскованные и близкие к европейским стандартам постмодернисты весело противостоят консервативно настроенным чиновникам с отсталыми вкусами. Соответственно, постмодернисты эти, охальники, блокируются с безродной буржуазией, а вот традиционалисты от культуры ищут и находят заступничества у представителей власти. Этот стандарт иногда даже использовался политически. В свое время «Яблоко» вербовало в Москве в свою поддержку всех подряд «неофициальных» поэтов (да и до сих пор один из самых заметных яблочников в Московской думе – поэт Бунимович), а потом СПС с Кириенко, обратившись к Марату Гельману, организовал под выборы «Неофициальную Москву» и «Неофициальный Петербург» – большие фестивали, направленные против господствующего вкуса эстетически отсталой власти.
Изменились времена. Вот уже больше года наша власть очень озабочена «несовременным» имиджем России как в глазах западных соседей, так и в глазах местных интеллектуалов. В связи с этим Марат Гельман перешел на государственную службу, а именно назначен на три года директором пермского Музея современного искусства в бывшем речном вокзале. То есть Марат как бы прислан в Пермь сверху насаждать просвещенный постмодернизм в среде малограмотных сибирских варваров, которых роль этих самых «варваров», как легко догадаться, не устроила, и, что не столь ожидаемо, они довольно дружно выступили против присланных «варягов».
Поначалу обсуждалось в основном то, что Гельман продал свою легендарную галерею, где за полтора десятка лет случалось много чего – и оскорблявшие непонятливую власть выставки, и перформансы с элементами эксгибиционизма и каннибализма, и, наоборот, голодовки прямо в галерее обманутых дольщиков и вкладчиков. Потом всем стало интересно, что же именно Марат станет делать в Перми?
Что нам вообще известно про Пермь? Почему именно ее избрали на роль «русского Бильбао», то есть столицы современного искусства, удаленной от столиц политических и финансовых? При Сталине, во время «борьбы с космополитизмом», туда в массовом порядке ссылали питерских интеллигентов, что очень неплохо сказалось на уровне городской культуры. Потом Пермь негласно конкурировала с Екатеринбургом за звание «уральской столицы». Причем показатели Екатеринбурга всегда немного завышались властью, а пермские – занижались. Из звезд культуры в Перми давным-давно родился Дягилев, чем принято гордиться, и относительно недавно родился «рэпер Сява», у которого в родном городе не особо высокий статус, потому что Сява на сцене изображает этакого абсолютного гопника с предельно брутальными темами и максимально нецензурной лексикой, – так что любят Сяву в основном московские снобы, которые так себе представляют «народного пацана». Кроме Сявы, в Перми есть и другая культурная жизнь: бардовско-поэтический фестиваль «Пилорама» в сохранившемся со сталинских времен лагере. А на фестивале «Живая Пермь» этим летом можно было видеть парад местных театров, ансамблей и фольклорных коллективов. Сколько угодно обвиняйте их в «провинциальности» и «непродвинутости», однако именно такая культурная жизнь адекватна местной публике.
Решив изменить всё это, сначала попросту обратились в Бильбао, к администрации тамошнего знаменитого музея, но там подумали и мягко отказались от Перми. Тогда настал черед Гельмана. Губернатор Чиркунов поддержал. Сергей Гордеев, российский олигарх, представляющий Пермский край в Совете Федерации, лично 2 миллиона долларов в ремонт речного вокзала вложил. Гельман устроил там эдакий «Ноев ковчег» из авангардистов, включая провокативных «Синих носов», кубиста Подкуйко, пробивающего квадратные дыры в стенах, режиссера Серебренникова с его фестивалем «Территория» и т.п. Приглашены были делать книжный магазин при музее и анархисты из московского «Фаланстера», но, съездив и понюхав воздух, вежливо отказались. Борис Куприянов, волею судеб – главный столичный специалист по созданию небольших книжных лавок с атмосферой интеллектуального клуба, объяснил это так: «Проекту Гельмана не удалось наладить достаточных связей с местной культурной жизнью и ее персонажами». Не захотели, то есть, в «Фаланстере» быть частью этой никому не нужной инсталляции, никак не связанной с окружающей ее жизнью.
Судя по посещаемости первых выставок, пермская публика проявила смехотворно мизерный интерес к этому новому амбициознейшему проекту. Губернатор стоически высказался в том смысле, что москвичи в Большой театр тоже не часто ходят, однако же им гордятся. В Большом театре, правда, мест свободных обычно не остается, ну да ладно…
Раздражение было тихим, пока вся эта «бильбаоизация» Перми делалась на деньги небедного пермяка Гордеева. Но вот с лета-09 расходы музея финансируются из местного бюджета. И тут поначалу робко, а потом всё звонче зазвучал протест. Местная пресса отнеслась к такому использованию государственных средств критично, чтоб не сказать враждебно. И главная претензия к пермскому министру культуры оказалась вовсе не эстетическая, но вполне социальная: давайте посчитаем, а что если те же бюджетные деньги пустить не на дырки в стене и не на «Синих носов», а на библиотеки, школы и уже имеющиеся музеи края, состояние которых оставляет желать лучшего?
Знамя бунта поднял самый известный местный писатель Алексей Иванов – уральский патриот со стажем, вообще считающий, что Россия как особая страна возникла в момент присоединения Сибири, и Урал – это ее центр, суть и «хартланд», и оттого ни в прошлые века, ни нынче никакие столицы Уралу не указ и не начальство. Иванов и стал автором главного манифеста против «варягов», и даже публично отказался от своей прошлогодней строгановской премии, потому что Гельману в этом году дали такую же. И даже местный профсоюз работников культуры, осмелев, присоединился к протестам, а потом и местный Союз художников. И все вместе они написали открытое письмо президенту Медведеву и даже на первомайскую демонстрацию вышли с требованием отставки пермского министра культуры Мильграма, который попускает такое неправильное распределение денег и славы.
То есть ладно бы чиновники выступили против, их всегда легко обвинить в консервативной враждебности ко всему по-настоящему новому и креативному, но и пермская интеллигенция привозной проект не приняла. Ну хорошо, ее тоже можно заподозрить в боязни конкуренции со стороны «варягов», но и все остальные, та самая «публика», для которой это всё делается, интереса не проявила. То есть для кого это всё? Никакой аудитории нет.
В Перми, получается, мало кто хочет такого «просвещения» – и по экономическим и по эстетическим причинам. Никому не понравилось, что «продвинутая группа» проводит сверху свою культурную политику, осваивая государственный бюджет вопреки воле и настроениям большинства. Что остается Марату Гельману и его команде? Опустить руки и оставить все, как есть? Пермяки достойны своей пермяцкой культуры? Учесть ошибки, отказаться от высокомерного «экспорта просвещения» и искать равноправного контакта с местной культурной средой, публикой и ее ожиданиями? Ведь и в культуре бывает очень разная «современность», а точнее, современность бывает только такая, какой мы с вами ее делаем и какой мы позволяем ей быть. Или, может быть, во всей это пермской аномалии совершенно другой урок: нельзя ложиться под власть, ибо всё, к чему она прикасается, лишается первичного смысла и превращается в антинародный фарс?
Конечно, это не наш конфликт: постмодернизм насаждается сверху, сопротивление ему оказывается патриотическое, занять сторону не представляется возможным, а стоять рядом и поучать насчет того, что всё вообще в мире должно быть не так, – тоже занятие идиотское. Что остается левым в Перми, в Москве и по всей России? Начинать собственные институции – галереи, кураторские проекты, фестивали. Как бы микроскопичны и локальны они поначалу ни были, у них есть хороший шанс подняться и вырасти уже хотя бы потому, что они будут свободны как от новых российских ножниц: насаждаемый столицей постмодерн против защитного провинциального патриотизма, так и от ножниц прежних: либерально-оппозиционный постмодерн против государственной неоимперской эстетики. Нам нужна совершенно другая система противопоставлений «свой/чужой», альтернативная вышеназванным ножницам иерархия современной культуры. И никто нам этого не подарит, если мы сами не организуем новое культурное пространство с конкурирующей системой оценок. Сейчас вокруг нас есть множество художников, критиков, кураторов, арт-групп, заявляющих себя левыми и антикапиталистическими, пусть и в несколько разном смысле этих слов. Но все они вынуждены быть частью чего-то другого, чуждого их задачам. Нет «точки сборки», вокруг которой всё это могло бы принять адекватную форму. Пора организовать их в «контекст», одинаково чуждый как задачам нынешней власти, пытающейся быть, по Пушкину, «единственным в стране европейцем», так и несбыточным мечтам патриотической оппозиции о возврате к национальным истокам.
