Аполитичное общество
Два последних десятилетия российское государство старательно отбивало у граждан интерес к общественной жизни. Экономический рост начала нулевых и относительная политическая стабильность (в первую очередь, безопасность) оттеняли былое лихое время. 90-е годы воспринимались как страшная сказка. Финансовые кризисы еще не наступили, страна начала вставать с колен. По сути, государство предложило россиянам сделку: сытость, доступное потребление и свобода в частной жизни в обмен на их аполитичность.
Россияне быстро согласились с тем, что политика – это какая-то малоинтересная муть из кремлевских кабинетов и туда лучше не лезть. Об этом рассказывали по телевизору, но никакого отношения к собственной жизни это не имело. А между тем жить стало лучше, жить стало веселей. И значит, начальникам точно виднее. Эта установка и стала несущей конструкцией авторитарного режима.
Авторитаризм строится на неучастии граждан в политике. Аполитичность – единственное, что от них требуется. Думать можно, что угодно, говорить – тоже. Главное – ничего не делать. Так что сейчас, когда государство старается мобилизовать своих сыновей и дочерей на борьбу с врагом, это реализуемо в очень ограниченной степени. Общество уже привыкло к тому, что государство настоятельно требует от него пассивности и бездействия. И всякое иное требование вызывает как минимум недоумение.
Граждане, у которых за 20 лет атрофировалась мышца гражданского участия, не готовы занимать про-активную позицию в поддержку российской армии. За три месяца не прошло ни одного масштабного митинга сторонников так называемой спецоперации. Несмотря на безумный (ура-)патриотический подъем, про который рассказало телевидение, в Лужники на митинг в поддержку власти все равно приходится сгонять бюджетников. Чего уж там: попробуйте сосчитать буквы Z на машинах или негосударственных зданиях. Сейчас самое время отдать дань уважения такой стойкой гражданской пассивности большинства россиян. Безразличие превращается в позицию. Точно по Пушкину: «народ безмолвствует».
Ужас начнется, когда граждане начнут заполнять Лужники добровольно. Сейчас власти и сами не готовы к политизации граждан. Глобально они всё ещё держатся на неучастии граждан в политике, а все формы гражданского участия строго регламентируют. В этом главное отличие авторитаризма от тоталитаризма. Авторитарная власть строится на пассивности граждан и воздействует на общество лишь по необходимости. Тоталитарный режим – наоборот, держится на народной мобилизации, стремится контролировать все общественные сферы, взгляды и частную жизнь и даже сокровенные мысли каждого гражданина.
Оживить интерес граждан к политике невозможно в один день. За три месяца – тоже невозможно. Уже сейчас мы видим, что россияне стали меньше следить за происходящим. Интерес к новостям падает, даже телевизор смотреть устали. Это отнюдь не означает невозможности тоталитаризма. Потому и важно хорошо понимать, где проходит эта грань между ним и нынешним режимом – чтобы вовремя увидеть «красные флажки».
Но пассивность граждан является проблемой не только для нынешней власти, но и для тех, кто стремится к переменам. Когда общество переходит от диктатуры к демократии, оно сталкивается не только с политическими сложностями вроде порушенных институтов, общественной апатии и репрессивного законодательства, но и с тяжелым грузом коллективной травмы.
Общество оказывается расколото: после падения режима его сторонники никуда не исчезают, а жертв отказываются признавать жертвами. Мало восстановить «политическую инфраструктуру» и наказать виновных в преступлениях. Необходимо восстановить достоинство пострадавших и сформировать доверие между противоборствующими группами.
В исторических конфликтах личностное измерение имеет большое значение. Исследование, проведенное в рамках проекта Женских инициатив за мир на Донбассе показало, что после событий 2013-14 гг. значительно усилилась взаимозависимость политики и приватной сферы. Персональный опыт оказывает влияние на формирование политических настроений, которые крайне поляризованы.
Сейчас накоплен богатый опыт преодоления подобного раскола: послевоенные Германия и Япония, посткоммунистические государства Восточной Европы, постмилитаристские страны Латинской Америки. В ЮАР, например, после режима апартеида создали комиссию по установлению истины и примирению. Страна тогда балансировала на грани открытой гражданской войны. Обществу нужно было предложить формулу согласия. Таким принципом стала «покупка правды в обмен на правосудие». Этот принцип лег в основу работы Комиссии правды и примирения. Ее целью было не наказать виновных, а обнаружить правду о преступлениях, выслушать жертв, дать им возможность вызвать преступников для дачи показаний. Причем правду должны были рассказать о всех сторонах конфликта.
Все подобные механизмы – часть реформы переходного правосудия. В ее основе лежит идея, что изменения в обществе не означают начало с чистого листа, а что прошлое накладывает особый отпечаток на будущее. В особенности это касается веры в общественный порядок и веры в возможность и обязанность граждан сознательными, ответственными действиями влиять на жизнь общества. Она была разрушена и должна быть восстановлена, ведь без нее никакие институты не могут функционировать
