КОВИД-19: Шведский Чернобыль
Недавно нашумевший англо-американский мини сериал “Чернобыль” реактивировал дискуссии о природе закрытых обществ и их эффектах на судьбы рядовых граждан. В очередной раз широкому обсуждению и порицанию подверглась позиция руководства СССР за медленное или неадекватное реагирование в чрезвычайной ситуации и сокрытие характера и масштабов бедствия как от жителей прилежащих к атомной станции районов, так и от мировой общественности. Является ли подобная ситуация исключительно характерологической для советского строя?
Рассматрим опыт Швеции в управлении пандемией Ковид-19. Опираясь на теорию Ульриха Бека о рисках позднего модерна, я провожу параллель между повышенным уровнем радиации, характеризовавшем пост-аварийную ситуацию в районе Чернобыля в 1986-м, и распространением коронавируса. В этом контексте реакции властей на критическую ситуацию в странах с отличной социальной-экономической организацией оказываются во многом схожи.
Немецкий социолог Ульрих Бек известен многим за его критическое переосмысление сущности современного общества. В книге «Общество риска: навстречу новому модерну» (1986) Бек выделил менеджмент рисков в качестве основной черты пост-индустриального общества. Современные опасности (радиация, изменение климата, рост заболеваемости в связи с использованием химикатов в сельском хозяйстве или технологий генетической модификации и т.п.) антропогенны, глобальны и демократичны. Эти опасности являются по своей сути ненамеренными би-эффектами модерна (способа производства и образа жизни), распространяются без учёта границ суверенных государств и в той или иной мере охватывают все слои общества. Социально-экономическая жизнь современных национальных государств характеризуется фрагментарностью, будучи подчиненной управлению рисками: выявлению возможных опасностей и попытками их избежать.
Эта задача не так уж проста в связи с тем, что современные опасности неосязаемы и их проявления нередко отсрочены во времени. Например, высокие дозы радиации постепенно ведут к развитию раковых заболеваний, но человек может не осознавать, что подвергается действию радиационного излучения и продолжать какое-то время вести обычный образ жизни пока симптомы не проявят себя. Кроме того, Бек позже добавил в интервью научному журналу «Journalism Studies”, правящие группы не всегда осознают “эффект бумеранга”: создавая неблагоприятные условия для других они рискуют со временем получить обратную реакцию. Так за погромами и массовыми поджогами автомобилей в Париже в начале 2000-х Бек увидел не асоциальных хулиганов из числа мигрантов, а хорошо интегрированных граждан страны, социализированных в доминантном дискурсе равенства и справедливости, но не находящих подтверждения этих принципов в их реальной жизненной ситуации. По мнению Бека, системное экономическое исключение части населения, запрограммированное самой моделью модернистского рыночного общества, неизбежно порождает социальные столкновения.
Вирусные инфекции, к коим относится и Ковид-19, не являются исключительно феноменом современности и необязательно рукотворны (хотя существуют и такая версия). Однако именно поздне-модернистский характер нашего общества, сочетающего развитие глобальных коммуникаций с идеологией высокой мобильности, способствовал превращению вспышки атипичной пневмoнии в Китае в проблему глобального масштаба.
Большинство европейских стран ответили на пандемию Ковид-19 введением карантина, следуя рекомендациям Всемирной Организации Здравоохранения. Исключение составили Швеция и Нидерланды, латентно продвигающие политику так называемого “коллективного иммунитета”. В Швеции борьба с пандемией началась в середине марта с предоставления 500 миллиардов шведских крон банковской системе для поддержания предпринимателей и рынка труда. Позже пакет экономической помощи был расширен дотациями транспортным кампаниям, однако уже через неделю в прессе начали появляться сообщения о массовых увольнениях. Правительство неоднократно выступало с заявлениями о намерениях выделить дополнительную поддержку организациям здравоохранения, конкретные же меры в этой области изначально ограничивались распространением среди населения информационных материалов с рекоммендациями санитарно-гигиенического характера. Базовая идея состояла в том, чтобы позволить как можно большему числу молодых получить контакт с вирусом и развить иммунитет, в то время как пожилые и лица из групп риска должны были обезопаситься самоизоляцией. Массового тестирования населения намеренно не проводилось и даже те, кто обращался в медицинские учреждения с выраженными симптомами ОРВИ и затруднённым дыханием, нередко отправлялись домой без всякого освидетельствования.
Неоднократно заявлялось, что подсчёт инфицированных не ведётся, при этом некоторые данные всё же продолжали передаваться в международные наблюдательные органы. В начале апреля стало очевидно, что доступ к информации о заболевших и умерших строго контролируется. Журналисты сообщали о трудностях получения данных о возрасте умерших и о ситуации с медицинским оборудованием в реанимационных отделениях. 5 апреля ещё и выяснилось, что предоставляемые официальными органами данные на отражают актуальную картину, а запаздывают на 2-3 дня. Главный эпидемиолог страны Андерс Тегнелл признался в интервью шведскому радио, что точно не знает число умерших от Ковид-19 на данный момент. Репортёрам другого издания главный эпидемиолог ответил буквально следующее: “Мы не пытаемся что-то скрыть. Но мы также не должны создавать ложное представление о том, что существует множество смертей, которые мы не можем найти. Мы находим их, но иногда мы находим их немного поздно.”
Страна конечно не совсем “продолжает жить обычной жизнью” как нередко представляется в международной прессе: королевская семья и двор в самоизоляции, ряд работников, университеты и старшие классы школ переведены на дистанционный формат, две недели больничного оплачивается без справки врача, отменены мероприятия более чем на 50 человек, выданы новые рекомендации в отношении проезда в общественном транспорте и обслуживания в ресторанах. 22 марта премьер-министр Стефан Лёвен выступил с телевизионным обращением к гражданам призывая к личной ответственности каждого за себя, других и общество в целом. При этом детские дошкольные и младшие школьные учреждения, магазины и многие тренажёрные залы остаются открытыми, некоторые спортивные клубы продолжают тренировки детей на открытых стадионах, люди массово гуляют в парках. Фотографии и видео с беззаботно гуляющими шведами циркулируют в социальных медиа и периодически всплывают также в масс медиа как пример альтернативного, более взвешенного подхода к пандемии. В самой Швеции центральные новостные каналы если и предоставляют информацию о Ковид-19, то по большей части из других стран. Периодически повторяется, что население выражает высокое доверие (до 50-60%) правительству и системе здравоохранения. 2 апреля популярное издание «Expressen” опубликовало статью об Андерсе Тегнелле в которой главный эпидемиолог представляется умудрённым жизненным опытом и бесстрашно “играющим в шахматы со смертью” (очевидно, что не со своей собственной).
А что же тем временем происходит в самой системе здравоохранения? Шведская система здравоохранения за последние 30 лет претерпела массивные неолиберальные реформы. Режим оптимизации, аутсорсинга и микро-менеджмента стал практически доминирующим не только в коммерческих, но и государственных медучреждениях. Одним из проявлений неолиберального порядка в здравоохранении стало относительно малое количество коек в отделениях реанимации. Так, согласно официальной статистике, Швеция располагает 5,8 коек на 100 000 населения (общее число коек интенсивной терапии на февраль 2020 года – 510), находясь на нижних позициях международного рейтинга. Для сравнения, во Франции этот показатель равен 11,6 а в Германии 29,2 на 100 000 населения.
Осознавая потенциальный стресс для системы неотложной помощи при ухудшении эпидемиологической ситуации, правящие круги Швеции предприняли ряд подготовительных мер по де-драматизации возможных событий. 22 марта в прессе промелькнуло сообщение, что головная больница негласно закупила большую партию пластиковых пакетов для транспортировки трупов и арендовала промышленный рефрижератор под мобильный морг. 26 марта Национальный совет по здравоохранению и социальному обеспечению опубликовал новые принципы для определения приоритетности интенсивной терапии в чрезвычайных ситуациях. Основываясь на ранее законодательно закреплённой платформе приоритетов, включающей принципы человеческой ценности /недискриминации, потребности/выгоды пациента и солидарности, новое положение акцентировало потребности/выгоды пациента, трактуемые как прогноз выживаемости и последующего качества жизни. В подобной интерпретации пожилые люди по определению оказались за пределами ответственности медицинской системы. Не удивительно в этой связи, что средний возраст пациентов в отделениях интенсивной терапии в Швеции – 60 лет. Данный документ стал по сути индульгенцией для медиков, призванной снизить риск давления медицинского профессионального сообщества на правительство (как это произошло во Франции) в ситуации эскалирующей заболеваемости среди населения.
Наконец, в конце марта-начале апреля началось развертывание двух военных полевых госпиталей на 170-200 мест вместе взятых. Было принято решение о передаче значительной части ответственности за больных коронавирусом в местные поликлиники (ранее инфекционные больные должны были обращаться в специальную инфекционную службу) и объявлено о перепрофилированию ряда коммерческих организаций на помощь умирающим на дому. Качество медицинского обслуживание в этом контексте, как сообщило 2 апреля издание «Aftonbladet», системой здравоохранения не гарантируется.
Таким образом, имеется некая невидимая и неосязаемая угроза, плохо поддающаяся контролю (вирус = радиация), население оказывается в заложниках у интересов власти, правящие элиты прилагают усилия по сокрытию истинного положения дел как от местного населения (дабы избежать паники или других нежелательных эффектов), так и от мирового сообщества (дабы поддержать позитивный международный имидж), недостаточна или отсутствует прозрачность принятия политических решений, генерируются потенциальные риски для населения других суверенных государств. Ситуация, которая сложилась в Швеции сегодня, вполне узнаваема: это — Чернобыль. Продвигаемая правящими группами Швеции демократическая риторика “открытого общества” призвана скрыть неолиберальный характер шведской стратегии менеджмента пандемии. “Открытость” трактуется буквально как открытость дверей (отсутствие карантина), а не прозрачность принятия политических решений и доступность информации. Такая “открытость” работает исключительно на интересы капитала. Она гонит день за днём пролетаризированные группы населения на рабочие места, подвергая риску инфицирования. Пик заболеваемости по Ковид-19 прогнозируется в Швеции на начало-середину мая. Нам ещё предстоит увидеть развитие этого запутанного сюжета и, если верить Беку, “эффект бумеранга”. Первые сигналы уже, видимо, начали поступать представителям власти. По данным того же «Aftonbladet» к больницам Стокгольма стягиваются боевые бригады полиции.
Лика Родин
