Исландский вулкан с непроизносимым именем Эйяфьятлайокудль разом преподал европейскому обществу два урока. Один из них был усвоен довольно быстро, второй, напротив, пытаются упорно игнорировать.
Первый урок состоял в том, что стала ясна уязвимость и отсталость технологий, составляющих основу современной цивилизации. Причем именно тот её сегмент, который относят скорее к передовому, постиндустриальному сектору. Ведь осуждая старомодную промышленность, идеологи постиндустриализма всячески превозносили передовые транспортные системы, которые наряду с электронными средствами коммуникации обеспечивают интеграцию глобальной экономики. Система рухнула в одночасье.
Облако пепла, выброшенное вулканом, парализовало воздушное сообщение над Атлантикой и большей частью Европы, пригвоздив к земле сотни рейсов и тысячи людей. Были отменены деловые поездки, встречи и конференции. Правда, мир от этого не перевернулся. Скорее всего, большая часть всех этих совещаний и переговоров, которые пришлось отменить, ничего и не меняли в реальности.
Летали только русские. Например, президент Медведев умудрился прибыть на похороны польского коллеги, пролетев через вулканическое облако. Тем самым он явственно доказал нации, что достоин её возглавлять. Мы – нация фаталистов, верящая в непобедимый «авось!». Мы неизменно надеемся, что «пронесет». И ведь, в самом деле, пронесло!
Между тем как раз с отмененными полетами связан и второй урок вулкана, не усвоенный и не признанный.
Парализовав авиаперевозки, исландский вулкан спровоцировал острую полемику между органами, ответственными за безопасность воздушного сообщения и руководством авиационных компаний. Эта дискуссия с поразительной ясностью демонстрировала сущность современного бизнеса.С того момента, как совокупные убытки корпораций приблизились к миллиарду долларов (сумма, кстати, не такая уж катастрофическая для современного капитализма), споры разом переключились с вопросов обеспечения безопасности полетов на вопрос об утерянной прибыли. Авиаперевозчики начали проводить тестовые полеты, доказывая, что летать можно, а, следовательно – необходимо срочно отменить запрет и поднять самолеты в небо. При этом от публики старательно скрывалась суть проблемы. Запрет на полеты был связан вовсе не с тем, что кто-то в Еврокомиссии посчитал, будто из-за облака пепла все самолеты будут падать. Просто риск аварий в изменившихся условиях существенно повысился. С точки зрения регуляторов воздушного сообщения, вероятность того, что будет попадать в аварийную ситуацию, например, по одному рейсу в день – достаточное основание для запрета. Компании вполне готовы были с этим согласиться, но лишь при условии, что этот запрет продлится не слишком долго. Изменение их позиции произошло в тот самый момент, когда стало очевидно, что потери от простоя самолетов на земле оказываются для них больше, чем вероятные убытки, которые они понесут от аварий. То, что при этом могут погибнуть или пострадать люди, не имело принципиального значения. Вернее, опять же, это обстоятельство имело значение лишь до тех пор, пока возможный финансовый ущерб от гибели людей был выше, чем реальные убытки, понесенные из-за заботы о безопасности сообщения. Как только соотношение рисков изменилось, поменялось и поведение компаний.
Именно поэтому третий день извержения оказался переломным. Авиационные корпорации резко перестали жаловаться на вулкан и принялись нападать на государственное регулирование, одновременно доказывая публике, что летать можно.
Короче говоря, вулкан продемонстрировал нам не только то, что мы все являемся, несмотря на наши технические достижения, заложниками природы, которую не в силах контролировать, но и то, что все мы не в меньшей степени остаемся заложниками интересов капитала, контролировать который оказывается не намного легче, чем извержение лавы в Исландии.
Вулкан Эйяфьятлайокудль несомненно оказал услугу экологам и сторонникам альтернативных технологий.
Он заставил вновь вспомнить о возможностях дирижаблей и оценить преимущества железнодорожного транспорта. Ещё в 70-е годы ученые доказывали, что на новой технической основе изобретение Цеппелина могло превратиться в безопасное, экологичное и надежное транспортное перемещение людей и грузов, но никакого практического эффекта подобные призывы не имели. Дирижабль не представлял большой ценности и для военных, а это значило, что и для частного бизнеса он был бесперспективен, поскольку по-настоящему новаторские технологии распространяются в частном секторе лишь после того, как расходы, связанные с их развитием, доводкой и подготовкой к массовому внедрению возьмет на себя государственный сектор.
Транспортный паралич, наступивший в Европе, возможно, заставит правительства вложить в новые разработки дополнительные средства – к радости корпоративного бизнеса, который с удовольствием будет ожидать результатов этой работы. С другой стороны, события последних дней усилят тенденции деглобализации и регионализации, уже и так запущенные нынешним кризисом. Транснациональные компании, ориентированные на эксплуатацию дешевой рабочей силы в Китае и других странах Азии, продолжают пока сопротивляться данному сценарию, ведь социальные издержки, связанные с разрушением производства в старых индустриальных странах, лежат не на них, а на населении и правительствах этих государств. Но в условиях, когда транспортный коллапс ставит под вопрос надежность связей между территориями, где размещается производство, и важнейшими рынками, остающимися в европейских странах, их стратегия будет корректироваться.
Однако в конечном счете не извержение вулкана, а внутренние противоречия системы делают перемены неизбежными. И перемены эти окажутся радикальными.
Сообщение об извержении вулкана отодвинуло на второй план другую новость из Исландии.
Эта маленькая скандинавская страна в период экономического подъема превратилась в классическую финансовую пирамиду. С началом кризиса пирамида рухнула, спровоцировав кучу проблем на европейских рынках. Правительство острова из последних сил пыталось справиться с крахом, отстаивая интересы крупнейших мировых банков. Увы, всё оказалось тщетным. Исландский долговой кризис перерос в коллапс, страна признала, что платить не в состоянии. В тот самый день, как правительство острова сделало соответствующее заявление, рванул вулкан.
Можно искать здесь мистическую связь, вспоминая духов гор и прочих героев скандинавского эпоса, можно иронизировать по поводу совпадения, оказавшегося для исландцев скорее счастливым – все попросту забыли об их неоплаченных долгах. Но это не отменяет последствий исландского краха для европейской финансовой системы.
Система трещит по швам. Под грохот вулканического извержения на поверхность жизни вырываются не только пепел и лава, но и годами загонявшиеся вглубь социальные и экономические противоречия.
И довольно скоро обнаружится, что извержение протестной социальной энергии может оказаться мощнее вулканического.