В северной столице новые театральные здания возводятся не столь часто, как это было в первопрестольной во времена мэра Лужкова. Зато в мае этого года Петербург, словно наверстывая упущенное, эффектно открыл новое здание Мариинки-2, а буквально через две недели и театрально-культурный комплекс «Новая (малая) сцена» (таково его официальное название).
По словам Валерия Фокина, худрука Александринского театра, проект согласовывался восемь лет — само же здание было возведено быстро, всего за два года. Кажется, Фокин в свой питерский период с 2003 года освоил смежную профессию квалифицированного строителя. Он прежде инициировал реконструкцию исторического здания Александринки, которое впечатляюще распахнули для публики после масштабного ремонта к 260-тилетнему юбилею со дня основания первого профессионального русского театра.
По Питеру гуляют легенды о том, как Фокин контролировал стройку: он, например, караулил в конце дня рабочих, покидающих здание. Особое его недоверие вызывали естественно те, кто шел к выходу с подозрительно большими сумками. Но, поймав злоумышленников, он вежливо просил все вернуть на свое законное место. Вот и сейчас, когда ввели в эксплуатацию новую сцену, то истратили не все деньги, полученные от государства. А ведь стройка в общественном сознании уже давно ассоциируется с откатами, и с богатыми возможностями без последствий положить себе в карман государственные средства.
18 неистраченных миллионов Александринский театр вернул государству.
Беспрецедентное событие в новой истории России.
Так вот, Валерий Фокин еще в 2003 году, только заступив в должность худрука, отверг прежний проект малой сцены, который напоминал ему клуб при ЖЭКе. Вместо запланированного административного корпуса с маленьким театральным зальчиком на пятьдесят мест в результате появилось современное здание, которое объединило и Новую сцену, разместившуюся в исторических стенах мастерских Александринки, а также медиа-центр и школу. Здание встало в глубине между набережной Фонтанки и улицей Зодчего (проект архитектора Юрия Земцова, дизайн фойе Массимо Алвизи). Кирпич в сочетании с большим количеством стекла, игра прямыми линиями, прагматизм в использовании пространства, — все это указывает на hi-tech как избранный стиль, но с питерским акцентом на историю.
Экскурсия, которую в день открытия проводили для гостей, разбив их на группы, впечатляла. Другого такого театрального центра в стране просто нет. Вызов технологий, предлагаемых Новой сценой Александринки, кажется, превосходит возможности современной режиссуры, которой еще только предстоит освоить весь этот космос.
Помимо того, что налажена интернет-трансляция со всех точек по 56 потокам, что позволит в режиме онлайн вести дистанционное обучение, помимо технически оснащенной сцены, способной к разнообразным трансформациям, есть еще медиацентр со сценической площадкой, ориентированной на эксперимент в области интернет-театра. Помещение оборудовано цифровыми видеокамерами, современными светоаппаратурой и звукозаписывающей техникой.
Здесь же — аппаратно-студийный и монтажный центр и планируется мультимедиа-библиотека. Совместно с питерской академией театрального искусства разрабатывается магистерская программа для будущих театральных режиссеров, художников по свету и технологов сцены. СПбГАТИ специально для этого открыл факультет мастерства сценических постановок. Первый набор состоится этой весной.
В учебном корпусе четыре лекционных зала с компьютерами и собственная сцена в 300 квадратных метров с современным светотехническим и аудио-оборудованием и сотней зрительских мест. Академия театрального искусства готовит программу дистанционного обучения, а также мастер-классы и программы по повышению квалификации в сотрудничестве с зарубежными театральными школами.
Все эти новые возможности уже начали осваивать драматурги и режиссеры.
В день открытия Новой сцены в одном зале шла попытка коллективного написания в режиме онлайн пьесы, в другом — репетиция с актрисой Юлией Марченко, где использовались видеокамеры и видео-изображения, в третьем пробовали интерактивные формы skype-театра.
Голова шла кругом от всего, что творилось в этом пространстве, которое смело можно назвать пространством ХХI века. Уже сегодня режиссерам, которые так беспечно по поводу и без повода используют в театре видео, и зачастую делают это самодеятельно, «на коленке», придется считаться с тем, что в России, наконец, появился центр, где можно и нужно профессионально учиться применять новейшие технологии.
Сценическое время вступает в отношения с экранным © Екатерина Кравцова. Фото предоставлены пресс-службой театра
Питерский Театр АХЕ один из немногих театров страны, который не первый год разрабатывает визуальное наполнение сцены, используя самые разнообразные формы икомпьютерной графики, и видеопроекций в своих мультимедийных спектаклях и перформансах. Именно этим первопроходцам Андрей Могучий — артдиректор Новой сцены — доверил открытие форума.
В секции №1 «ТЦ Достоевский» был показан спектакль «Выбор».
Фразу Свидригайлова «Самая лучшая минута, лучше нельзя и выбрать» 17 артистов превращают в соло, которые изображаются одновременно. Сценическое время вступает в отношения с экранным. Все это сценическое напряжение призвано передать состояние героя Достоевского перед самоубийством. Минута, переживаемая человеком до смерти, превращена театром в интенсивное состояние подсознания, в котором образы беспорядочно, вне логики, вне смысла проносятся, тесня друг друга.
Проекции букв создатели спектакля дают на плоскость сцены. Слова получают графическое выражение, делается попытка передать магию букв.
Не первый раз, созерцая Театр АХЕ, задаешься вопросом, который всерьез будет вставать в будущем при использовании новых технологий, а именно: в какой степени визуальное удастся связать с драматическим? Калейдоскоп пусть самых изощренных эффектов, впечатляющая работа с пространством, привлечение мультимедийных средств — всё это может сложиться не в театр, а в всего лишь демонстрацию, пусть новой, но не более чем яркой изобразительности. И дело здесь вовсе не в конфликте вербального и визуального, а в опасности проигнорировать природу театра. Какая разница, делать это с помощью слова или картинки? Ведь и вербатим зачастую не есть форма драмы, не суть сценического начала, а только запись, монолог, оформленный и письменно, и устно текст.
Все же есть разница между пьесой и монологом, театром художника и театром как таковым. В театре должно случиться главное: событие, меняющее человека на сцене. И уж если сейчас идет обсуждение программы обучения в СПбГАТИ, то стоит подумать о том, что именно драматическому театру может дать все это мультимедийное пиршество. Живое все больше в цене, и новый технический вызов сценическому искусству не должен стать препятствием для выражения живого бытия, не увести в соблазн имитации, подмены человека картинкой человека. С копиями работать проще, чем с оригиналами. Вот в чем опасность.
Дефиле русской литературы по Невскому как самопальная реклама дикого рынка © Екатерина Кравцова. Фото предоставлены пресс-службой театра
В программу форума-открытия был включен спектакль «Невский проспект», сочиненный и поставленный группой молодых режиссеров. Этим спектаклем, который был сыгран дважды и будет, вероятно, показан еще раз в сентябре, открывался вечером того же дня и фестиваль «Александринский».
Валерий Фокин предложил эту тему по вполне понятным причинам.
И потому, что Гоголь в режиссуре Фокина автор особый, автор, который не дает покоя. С него начался новый Фокин после возвращения в Москву, когда режиссер поставил спектакль «Нумер в гостинице города NN», и позже, когда продолжил свое погружение в автора через призму Мейерхольда, поставив «Ревизора» в Александринке. Здесь же были поставлены и «Двойник» с уникальным Виктором Гвоздицким, и «Женитьба», вырванная из плена бытового театра. А завершал этот гоголевский цикл спектакль о судьбе писателя «Ваш Гоголь».
Разумеется, если на протяжении почти двадцати лет Фокин не расставался с Гоголем, то, прежде всего, ему было интересно узнать, а что и как думает новое поколение о русском классике. Молодым был предложен для режиссерской рефлексии «Невский проспект». В таком предложении очевидны подтексты: соотнести литературный миф с реальностью, проверить историю на прочность днем сегодняшним.
Группа молодых режиссеров — Владимир Антипов, Алексей Забегин, Александр Артемов, Дмитрий Юшков и Дмитрий Егоров — не ставили повесть Гоголя, хотя, естественно, держали в голове сам миф Невского проспекта, в том числе и гоголевского. Они решили применить документальную технику вербатим, записали монологи горожан и сложили голоса в тему «Невский проспект».
Жанр определили как «городские этюды».
Каков же этот Невский?
Надо сказать, отчасти ожидаемый, когда используется эта техника вебатима… Перед нами проходит галерея всех тех, кого можно встретить и на Невском, и на любой улице Ленина в любом провинциальном городе отечества: поэты-любители, насилующие прохожих своим творчеством, вор-карманник, ряженый в Пушкина. Здесь же можно лицезреть стаю бизнесменов, представителей власти, которые, осматривая Александринскую сцену, прикидывают свои будущие вложения, чтобы государственное учреждение культуры преобразовать в торговый центр «Александринский-плаза». В самой середине подиума, вынесенного в центр зала, копает яму гастарбайтер узбек Нурик, тут же и мент, в котором борется конфликт долга и чувства, поскольку он полюбил таджичку. Тут и интеллигент с авоськой, которого играет старейший актер театра Николай Мартон — его в какой убогий костюм ни одень — породу не вытравишь, с монологом о Невском, чуть ли не единственным, где слышишь гоголевскую поэзию.
По сцене бродят Гоголи — конусообразные куклы в человеческий рост, портрет Достоевского вмонтирован в куб, надетый на голову актера. Это дефиле русской литературы по Невскому есть не что иное, как самопальная реклама дикого рынка.
Провинциал приехал впервые в величественный город, где его обворовали.
Проститутки оккупируют Царскую ложу театра, превращая ее в бордель.
Императорская позолота и пурпурный бархат, с одной стороны, и мат-перемат Растеряевой улицы с другой © Екатерина Кравцова. Фото предоставлены пресс-службой театра
В этом пространстве нет памяти не только о Гоголе — здесь нет культурной памяти вообще. Трудно представить, что по такому Невскому ходят сам Фокин, Пиотровский, Гергиев. Кажется, молодые режиссеры в своем вербатиме осели только на рынке, что неподалеку от Гостиного двора.
Сегодня возникает заблуждение, ставшее весьма устойчивым: кажется, чем глубже мы погрузимся на дно, тем больше обретем правды. Есть авторы новой драмы, их совсем немного, кто действительно, заставляет вглядываться в наше дно, «придонье» и осознавать, что на обочине жизни оказались не единицы, что вне культурного кода, вне каких-либо связей — родовых, семейных — живут миллионы. Однако когда вербатим представляется универсальным средством по извлечению подлинного, то зачастую оказывается совсем наоборот. В том, каким нам молодые режиссеры показали Невский проспект, есть и предрассудок любимой мысли, и насилие над реальностью, и явное упрощение задачи.
Пожалуй, контрапункт был только в том, как решили пространство (сценогафия — Семен Пастух).
Подиум сместили в партер, окружив его зрителями со всех сторон, которые сидели в том числе и в установленном амфитеатре на сцене. Позолоту закрыли, где можно. Только проституткам разрешалось открыть Царскую ложу. Императорская позолота и пурпурный бархат, с одной стороны, и мат-перемат Растеряевой улицы с другой. Это столкновение времен входило в задачу спектакля.
Однако как мало рефлексии проявили режиссеры к «Невскому проспекту» Гоголя. Почти никто не захотел поиграть аллюзиями, совпадениями времен. Связи с классиком в спектакле нет — есть реальность абсурда сегодняшнего дня. У Гоголя же именно поэт кончает жизнь самоубийством, когда его идеалы осмеяны и поруганы, а поручик, которого побил ревнивый немец, грозил плетью да Сибирью, но, поев пирожков, и успокоился.
Правду ото лжи трудно отличить не только на Невском.
Этот тревожный вопрос классика о несовпадении сущности с обличьем сегодня никуда не только не исчезает, а встает еще более остро.
