или История в белый горошек
Когда на дворе новогодние каникулы и актуальных новостей практически нет, можно поговорить и о прошлом. Так ли (или примерно так) думали в редакции Радио «Свобода», неизвестно, а только 3 января 2010 года в эфир вышла передача «Мифы и репутации», посвященная новому фундаментальному труду о новейшей истории России. Недавно московское издательство «АСТ-Астрель» выпустило книгу «История России. ХХ век». Это коллективная монография, состоящая из двух томов общим объемом около 1900 страниц, которая посвящена событиям с 1894 по 2007 год. Ведущий программы Иван Толстой пригласил в студию Андрея Зубова, доктора исторических наук, профессора МГИМО, представленного в качестве ответственного редактора и «концептуального руководителя» нового сборника. Когда-то Зубов специализировался на изучении политической истории Таиланда, но позже совершил резкий разворот в сторону прошлого родных палестин.
Обратить внимание на передачу было как минимум два основания. Во-первых, по словам ведущего, авторы сборника «ставили своей задачей не только зафиксировать те или иные факты, но и нравственно их осмыслить». Опыт показывает, что если историю «нравственно осмысляют», значит, собираются дать ей политическую оценку. А во-вторых, сам гость программы (возможно, проникшись духом новогодних праздников), выдал несколько столь «впечатляющих» трактовок истории, что их стоит процитировать.
С места в карьер А. Зубов заявил, что держит дома портрет последнего «государя-императора», – и слушатель вполне мог догадаться, в каком духе профессор собирается «нравственно осмыслять историю». Правда, он пошел на определенную вольность. Ведущий намекнул гостю, что «Николай Второй – тихий, робкий человек, почти святой, жертва предательства, жертва обстоятельств». Но гость все-таки констатировал, что тихий, робкий (по мнению Зубова, «чеховский интеллигент», «оказавшийся во многом под каблуком собственной жены») – это да. А вот святость последнего царя профессор упорно обходил молчанием, и даже угрожающие намеки ведущего на то, что авторы сборника, не признав сию истину, не смогут «смело смотреть в глаза своим эмигрантским читателям монархического толка после этого двухтомника», всерьез не воспринял.
Наверное, потому что дальнейшие комментарии гостя явно позволяли ему рассчитывать на реабилитацию в «приличных эмигрантских домах».
Например, Зубов (как, видимо, и его соавторы по подготовке двухтомника) уверен, что «точные науки на самом деле сохранила и вернула в Россию, в конечном счете, эмиграция». Что это за политэмигранты, чьи достижения в точных науках так серьезно превзошли достижения науки советской, профессор-гуманитарий так и не пояснил. Не считать же, что профессор считает возвращение в Россию Александра Солженицына, некогда закончившего физико-математический факультет, «возращением точных наук». Хотя кто их, специалистов по «нравственному осмыслению истории», поймет? Как бы то ни было, Андрей Зубов выразил уверенность, что без достижений эмигрантов, «XX век был бы для нас зиянием, почти дырой».
Роль эмиграции была настолько большой, что, по мнению профессора, Сталин, именно опасаясь ее влияния (пусть и «переоценивая ее мощь»), учинил знаменитые репрессии, которые, как считает гость программы, унесли «около 10 миллионов жизней».
Напомним от себя, что в феврале 1954 года на имя Н.С. Хрущева была подготовлена справка, подписанная Генеральным прокурором СССР Р. Руденко, министром внутренних дел СССР С. Кругловым и министром юстиции СССР К. Горшениным, в которой называлось число осужденных за контрреволюционные преступления за период с 1921 по 1 февраля 1954 года. Всего за этот период было осуждено Коллегией ОГПУ, «тройками» НКВД, Особым совещанием, Военной Коллегией, судами и военными трибуналами 3777 380 человек, в том числе к высшей мере наказания – 642 980. И это число расстрелянных в целом не оспаривают и многие правозащитники. К Сталину можно относиться жестко, но герой программы вроде бы на объективное исследование претендовал. Хотя да – «нравственное осмысление», конечно, важнее.
«А Большой террор 37-го года… вызван, понятно, переписью января 37-го года, – уверенно продолжал Андрей Зубов, – которая показала, что после 20 лет атеистической пропаганды, борьбы с инакомыслием и промыванием мозгов, неожиданно 60 % людей России объявили себя верующими в именных анкетах, в которых написано было имя, отчество, фамилия и адрес. То есть, люди не побоялись усатого, это было еще страшнее, чем то, что они верующие».
И снова непонятно. Во-первых, неужели эти самые «верующие по анкетам» сконцентрировались именно в партийном и государственном аппарате – ведь судебные процессы тех лет коснулись прежде всего именно его работников. А во-вторых, несколько раньше сам Зубов отрицательно ответил на вопрос, была ли в начале XX века «Россия наполнена православием»: «Если бы Россия была наполнена православием, то, естественно, революции бы никакой не было. Понимаете, ситуация совершенно иная. Наша книга использует и статистику, и глубокие взгляды отдельных епископов, священников, верующих и умных мирян, типа генерала Киреева. Она показывает, что в России, во-первых, вера уже практически (я не залезаю слишком далеко в прошлое), но, по крайней мере, в XVIII–XIX веке народная вера была совершенно не христианская, это было не христианство. Формально это называлось христианство, всех людей крестили в детстве, но это не было христианство, потому что основные принципы христианства – стремление к обоженности, “подражайте мне, как я Христу”, как говорил Апостол Павел – всего этого не было….А это можно назвать только одним, что, фактически, под видом христианства возвращался самый простой и дикий паганизм, язычество простонародья».
Хотя, может быть, Сталин как раз на то, что верующие совсем «не в то верили», и «разозлился»?
Вполне понятно, что Зубов занимает и вполне толерантную позицию по отношению к генералу Власову. Профессор всячески избегает называть его действия предательством, зато не стесняется применять это определение к Жукову: «Жуков сражался за Сталина и, в итоге, облегчил Сталину восстановление тоталитарного режима над уже не только Россией, но и половиной Европы после Второй мировой войны, – разве он не совершал предательства России?»
Кстати, во время одного из круглых столов Андрей Зубов с таким же пониманием, как и к поступкам Власова, отнесся к деятельности Степана Бандеры: «Он не жил идеей уничтожения евреев, он жил идеей возрождения Украины… Но это было страшное, кровавое месиво, в котором нельзя было занять правильную позицию».
Но все же есть люди, чья позиция заслужила от профессора истории определение «правильной»: «Ну, вот были отдельные сознательные люди, опять же, мы приводим в пример воспоминания такого Цыбушева, который сознательно, живя в Советском Союзе, предпочел говорить: “Я не хотел за Сталина ложиться под танки, я готов был умереть за Россию. Но Россия для меня – это общество, свобода, а отнюдь не березки, и поэтому я предпочел получить освобождение…, чтобы просто не орать “за родину, за Сталина!”».
По словам Зубова, в коллективной монографии под его редакцией вина за развязывание «холодной войны» возлагается на Запад – но лишь потому, что тот позволил Советскому Союзу взять под контроль страны Восточной Европы, где установились «деспотические режимы», «немыслимые в Западной Европе». То, что в Испании и Португалии в это время оставались у власти режимы Франко и Салазара, которых демократическими уж никак не назовешь, профессор МГИМО предпочел забыть.
Ну, и, конечно же, не обошлось без намеков на то, что послевоенное руководство СССР желало развязать новую масштабную войну: «Сталин думал не об обороне, а о продолжении наступления. И в нашей книге соответствующий раздел послевоенный, от 45-го до 53-го года, так и назван «Россия в годы подготовки Сталиным Третьей мировой войны»».
Историк Сергей Волков на своей странице в ЖЖ изложил свою версию предыстории появления фундаментального труда под редакцией Зубова: «Идея этой книги родилась (сколь бы странным это кому-то ни показалось)… в ведомстве Суркова. Продвигая в качестве основного школьного учебника филипповско-даниловские сталинистские упражнения, там озаботились созданием видимости альтернативы (“а вот у нас есть и такое”), и это должен был быть “Солженицынский учебник”. Пусть и небольшого тиража, но предполагался именно настоящий школьный учебник (а не “книга для чтения”). Солженицын, однако, ни писать, ни составлять его был уже не в силах и указал на А.Б. Зубова как на человека наиболее близких ему взглядов… Учебник должен был попасть в школы уже к началу прошлого учебного года, и денег Сурков не пожалел (я лично никогда не встречался с гонорарами из расчета 100 евро за машинописную страницу; к счастью, все их выплатили авансом сразу по рождении идеи, так что приличные люди получили приличные деньги до того, как она рухнула)… Солженицын, хотя в последние годы и благожелательно относился к путинской власти, но сильно пожертвовать антисоветизмом был все-таки не готов, и поначалу у них с Зубовым все шло хорошо. Но потом (видимо, С. стал совсем плох) читать и править стала Н.Д. (Наталья Солженицына. – О.Н.), причем, по словам А.Б., обнаружила несколько иной подход: требовала убрать острые моменты, смягчить антисоветский тон и т.д. На этой почве произошел конфликт, следствием чего стало разосланное авторам книги от имени С. письмо с обличением Зубова (“оклеветавшего” Н.Д.) и отказ С. дать свое имя книге….Но как бы там ни было, а идея “Солженицынского учебника” была провалена, и сурковское ведомство утратило к книге всякий интерес…. Надо сказать, что Зубов предпринял поистине героические усилия, чтобы книгу (разросшуюся по сравнению с первоначальным замыслом вдвое) все-таки издать, и довел дело до конца».
Так что еще неизвестно, что стоит делать скорее: смеяться сквозь слезы над открытиями доктора исторических наук и его соратников или радоваться, что редактируемая им книга не превратилась в учебник для школы. Однако в том, что «история в белый горошек» («белый» в соответствии с симпатиями авторов) будет проникать туда все активнее, сомневаться все-таки не приходится.
