Владислав Софронов. Л. Коммунизм чувственности. Читая Кьеркегора, Пруста, Кафку, Маркса. М.: Территория Будущего, 2009.
В каждой строчке только точки
После буквы «Л»
Ты поймешь, конечно, все,
Что я сказать хотел,
«Душа по природе своей христианка», – любят говорить христиане, ссылаясь на Тертуллиана. Если же попытаться в одном предложении сказать, о чем книга Владислава Софронова, то, пожалуй, можно было бы перефразировать Тертуллиана следующим образом: «Чувственность по природе своей коммунистка». Разумеется, такое понимание опирается в первую очередь на молодого Маркса «Экономическо-философских рукописей», фрагмент из которых и открывает книгу в качестве эпиграфа. Но прежде чем продолжить рассуждение о книге, скажем пару слов о ее авторе, поскольку «Л.» изобилует автобиографическим материалом (причем временами столь откровенного характера, что авторская смелость – даже если допустить наличие в тексте некоторой доли «художественного вымысла» – не может не вызвать уважения).
Владислав Софронов представляет тот пока еще относительно редкий в нашей стране тип левых, которые сочетают активность политическую (является членом Социалистического движение «Вперед») с активностью теоретической (назовем ее условно «философией»). Но это «единство теории и практики» есть единство всегда противоречивое. А потому и работает оно не в качестве отражения (политической практики в теоретической и/или наоборот), а скорее как непрерывная борьба. Работа противоречия присутствует и внутри самой теории, создавая в тексте постоянное напряжение. Некоторые из таких теоретических «противоречий» мы и намерены рассмотреть.
Книга состоит из двух частей, первая из которых, «Л. Коммунизм чувственности», условно говоря, представляет «ранний период», а вторая, «Разумность коммунизма», относится скорее к «зрелому периоду». Здесь мы сталкиваемся с проблемой, которая отчасти воспроизводит известную проблему отношений между работами «молодого» и «зрелого» Маркса. Первые предполагают более непосредственное отношение с философией как на уровне проблематики, так и на уровне стиля; вторые же это отношение существенно усложняют, размывая и строго философский стиль. Но если в «Собрании» Маркса и Энгельса эти работы чисто материально разделены томами, то в случае Софронова речь идет лишь о полутораста страницах, отчего переход отчетливо ощущается именно как разрыв.
Особенно показательно то, как функционирует в обеих частях книги фигура Маркса. Причем присутствие упоминаний о Марксе или каких-либо цитат при внимательном чтении оказывается не более, а местами даже менее (особенно это относится к первой части книги) значимым, чем их отсутствие. То есть нас интересует не только то, о чем говорит автор, но и то, о чем он красноречиво молчит.
Оправданность нашего интереса подтверждается и подзаголовком – «Читая Кьеркегора, Пруста, Кафку, Маркса». В этом списке имя «Маркс» поставлено в конец. И на наш взгляд, это не совсем (а может, даже и совсем не) случайно. В книге «Л.» действительно можно найти развернутые и очень тонкие анализы любовной переписки и дневниковых записей Кафки и Кьеркегора, особенностей поэтики Прустаи еще много чего интересного1. Тем не менее, как бы нам того ни хотелось, в «Л.» мы не найдем ни одного хоть сколько-нибудь подробного разбора текстов Маркса.
Как и в подзаголовке, во всем тексте Маркс оказывается как бы оттеснен к его краям, а первая цитата из Маркса (эпиграф из «Рукописей 1844 года») и вообще выпадает за края, являясь, строго говоря, рамочным элементом. Марксом текст начинается и им же он заканчивается, причем дважды. Сначала это происходит в последнем предложении последней главы, где, возвращаясь к тому же фрагменту из эпиграфа, автор на этом основании объявляет книгу законченной (с. 163); а затем и в заключении, оканчивающемся воспроизведением 11-го тезиса: «Философы лишь различным образом объясняли мир, но дело заключается в том, чтобы изменить его». И даже когда Софронов цитирует Маркса посреди текста, тот все равно оказывается оттеснен на края, как, например, на с. 110, где цитата о проституции из все тех же «Рукописей» выведена в примечание. Создается впечатление, будто сам текст «Л.» не может вынести прямых цитат из Маркса, отторгая их за свои пределы2.
В компании Кьеркегора, Пруста и Кафки Маркс по какой-то причине является лишним. И действительно, если мы обратимся к самому тексту, то заметим, что кроме как в подзаголовке эту компанию мы в таком составе больше нигде не встретим. Место Маркса в нем занимает Ницше. «Кьеркегор, Ницше, Кафка, Пруст» (с. 16–17), «Кьеркегор, Кафка, Ницше, Пруст» (с. 49), «Кьеркегор, Ницше, Пруст, Кафка» (с. 109) и опять в том же порядке, причем дважды и в соседних абзацах (с. 121). И никакого Маркса.
Почему в книге, посвященной любви и коммунизму, Марксу не оказывается места? Почему наряду, например, с любовной перепиской Кафки не проанализировать любовную лирику молодого Маркса, что было бы крайне интересно, поскольку из всего его наследия, пожалуй, только поэтическое творчестводо сих пор осталось практически, если не совершенно не исследованным? Проблема в том, что пример Маркса просто не укладывается в один из ключевых конфликтов книги «Л.», а именно в конфликт любовного письма и любовной страсти, который очень показательно работает у Кьеркегора, Ницше и Кафки, но не у Маркса, где «порядок письма и порядок того, что письмом не является» (с. 23) взаимодействуют совершенно иначе. Для Софронова же «"успех" письма, если он вообще возможен, может быть только перепиской, а не пересечением биографий, циркуляцией текстов, а не обменом тактильностью» (с. 25), то есть любовное письмо оказывается изначально обречено на провал (если, конечно, считать, что его целью является любовь, а не оно само как письмо). В этом смысле книга «Л.» в первую очередь – книга несчастливой любви. Для Маркса же, если противоречие между письмом и любовью и имеет место быть, то устроено оно кардинально иным образом3. В этом, как нам кажется, и заключается секрет «точки после буквы "Л"» – то, что марксист Софронов хотел, но не сумел сказать о связи любви и коммунизма, требует разрыва с проблематикой, в рамках которой вопрос об этой связи был изначально поставлен.
Обозначить этот разрыв предположительно и должны статьи, собранные под заголовком «Разумность коммунизма». Но поскольку при всех ощутимых различиях с «Л.» вторая часть не содержит развернутых рассуждений о вопросах первой, нам остается лишь ожидать новых работ Владислава Софронова.
1Но поскольку разговор об этом потребовал бы а) чрезвычайно много места и б) куда более сложной философской (да и филологической) аргументации, то его мы оставим за скобками, сосредоточась на поисках заявленного чтения Маркса.
2Кроме только что разобранных нами случаев использования цитат Маркса во всей книге можно встретить лишь еще два (с. 59, 73) упоминания имени Маркса, и то оба раза без цитат, и один из этих раз в скобках, то есть опять как бы «вне» текста.
3Как именно – вопрос, потребовавший бы от нас серьезной работы с Марксовой «Книгой Любви», а потому выходящий далеко за пределы данного текста.
